— Ешьте, пейте, дорогие гости! Вы наши гости, а мы ваши слуги. Ешьте, пейте, — повторяли они на все голоса.

Пиапон чувствовал себя усталым, разбитым, как после погони на лыжах за лосем. Он слишком переволновался. К нему подсел Американ.

— Сплавил? Я же говорил тебе, здесь многие так делают. Мы находимся в большой лисьей и росомашьей норе. Так живи, как они сами живут. Понял?

— Ты по-ихнему живешь, теперь я понял, — устало проговорил Пиапон.

— А ты думал как? Они меня обманывают, я их тоже обманываю, как умею. Так только и можно жить с ними. Ты не можешь так жить, не умеешь и не хочешь, ты слишком честный человек. Я видел, что ты чуть в штаны не наложил перед столом дянгиана.

Пиапон молча опрокинул в рот чашечку горького хамшина, закусил вареной фасолью.

— Вон видишь толгонского охотника, у него не приняли соболя, а он и не стыдится, сидит и пьет со всеми. Думаешь, завтра он другого соболя принесет? Не тут-то было! Завтра он вымажет сажей этого же соболя и принесет соболиному начальнику. Это вы, няргинские, все дураки честные. Холгитон один чего стоит! Четыре соболя отдал задарма из-за какой-то шляпы со знаком старшины рода! Это разве от полноты ума? Да кто такой сейчас халада? Тьфу! Вот он кто. Ты заметил, сам маньчжурский дянгиан удивился, он-то знает, что теперь на Амуре халада не имеет никакой власти, теперь там русские законы. А он четыре соболя отдал! Эх, Холгитон, Холгитон, честолюбивый дурак!

Пиапон выпил еще одну чашечку и почувствовал, как крепнет его тело, мускулы наполняются силой. Он огляделся кругом — все охотники делали вид, что едят китайскую пищу, пьют водку, но сами стыдливо оглядывались на стоявших вокруг китайцев и солонов.

— Я здесь обделаю такие дела — богатым буду! — продолжал разглагольствовать Американ. — У меня тут будет столько друзей, сами будут привозить мне всякие товары. Какие товары захочу, такие привезут.

— Ты умный, ты все можешь, — сказал Пиапон и поднялся из-за столика.

— Ты кончил есть? Насытился? — спросил подошедший солон.

— Что-то не хочется есть, — ответил Пиапон.

— Тогда весь остаток водки забирай с собой, дома будешь допивать. Еду тоже захвати, вкусная еда.

Это была высшая любезность, какую только можно было ожидать от городских властей. Пиапон, а за ним все охотники прихватили с собой медные хо с водкой и отправились домой допивать. Здесь они пили сколько могли, ели сколько влезало в желудок: здесь были они одни и некого было стесняться.

Наутро Пиапон проснулся с головной болью. Рядом с ним Холгитон с друзьями допивал вчерашнюю водку, друзья подтрунивали над бедным халадой, а тот хорохорился, тут же придумывая всякие небылицы. Рассказывал, что вечером он был приглашен к городскому голове, который принял его с большими почестями, угощал водкой, обещал даже дочь в жены. Старики же помнили, что Холгитон весь вечер не отходил от них.

— Приснилось это тебе, приснилось, — твердили они.

Пиапон лежал с закрытыми глазами, не шелохнувшись: он знал, стоит ему пошевелиться, его тут же поднимут и насильно заставят выпить. А пить ему не хотелось, он думал, как ему смыть свой вчерашний позор. Он должен смыть! При одном воспоминании, как весь вспотевший от стыда стоял он перед городским дянгианом, Пиапон вновь обливался потом, к спине неприятно прилипал нижний халат.

«Думать, Пиапон, надо, думать», — подстегивал он самого себя. Вспомнил он, и как вел себя Американ вчера на приеме у градоначальника. Кто же все же этот Американ? Охотник? Нет, он теперь не походит на охотника, он выше ставит себя над всеми, всех поучает. Может, он, познав все хитрости и уловки торговцев, мстит им? За обман их отвечает обманом?

Нет, Пиапон не согласен с этим, он не будет никого обманывать, пусть торговцы обманывают, пусть все ложится на их совести, но Пиапон не станет никого обманывать. Как это вчера сказал Американ? Богатым здесь буду, друзей заведу, они будут мне привозить, что я захочу. Кто же эти его друзья? Торговцы? Неужели Американ хочет стать торговцем? А что, на самом деле, почему бы ему не стать торговцем? Его друг, коротыш Кирилл, в Хабаровске торгует рыбой. Американу тоже будут привозить муку, крупу, сахар, материи на одежду, и он может стать торговцем. Интересные времена пришли. Вчерашний охотник Американ бросит охоту и станет торговцем.

— Эй, Пиапон, глаза твои вороны пометом облепили! Вставай! — Холгитон дотянулся до Пиапона и сдернул лоскутное одеяло. — Ишь, как разоспался на мандаринской постели. Вставай, я расскажу, как за столиком сидел с городским дянгианом. Все не верят, а я сидел. Сидел, и все! Вставай, я тебе расскажу.

— Пиапон, не слушай его, он всем надоел, он все во сне видел, — кричали друзья Холгитона.

— Ты же ложился со мной вместе, — засмеялся Пиапон.

— Что с того, что ложился? Может, со всеми вместе ложился, а потом меня посыльный дянгиана разбудил, понял? Разбудил, потом повел меня к дянгиану.

— А дорогу помнишь? — спросил кто-то.

— Меня вели, понял? Не веришь? Я же халада, я один здесь халада, потому меня позвал дянгиан.

Пиапон медленно одевался, краем уха слушая пьяную болтовню Холгитона. Ему преподнесли чарочку хамшина, он сделал вид, что пригубил водку, и вернул чарочку. Когда он, умывшись, вернулся на свое место, его насильно посадили за столик Холгитона.

Пиапон оглядел просторное помещение, всюду на нарах выпивали охотники.

Пьяные охотники все же заставили Пиапона хлебнуть глоток водки. В это время в гости в охотникам пришел торговец вместе с Американом.

— Храбрые охотника, веселитесь, веселитесь, вы гости мои, — прохрипел торговец. — Я ваш слуга. Просите все, что хотите, все найду. Сегодня я зарежу свинью, будете есть свежую свинину. Я для вас все сделаю. Если бы не вы, с кем бы я торговал? Не с кем было бы торговать! Вы сами золото, вы сами серебро!

— Выпей с нами, хозяин! — кричали со всех сторон.

Торговец подходил к столику, садился, поджав под себя ноги, и делал вид, что выпивает вонючий хамшин.

— Свежее мясо скоро будет, — обещал он охотникам.

— Водки давай еще! — требовали с некоторых столиков.

— Принесут, сейчас еще принесут водки.

Американ подошел к Пиапону.

— Проснулся? — спросил он. — Ты так все на свете проспишь. Ты раз приехал в Сан-Син, должен все посмотреть, всех гейш пощупать. Правильно, Холгитон?

— А чего неправильно? Я уже щупал гейш, ночью щупал у дянгиана.

— Может, это была его дочь?

— Не-ет, какая дочь! Я тебе говорю, гейша.

Охотники повалились на нары от хохота.

Смеялись долго и от души, похлопывая невозмутимого Холгитона по спине. Пиапон тоже смеялся до слез. Успокоившись, он спросил Американа, где остановились толгонские. Американ не знал.

Но вскоре явились веселые, беззаботные болонцы. По их словам, они обошли весь город и знали, где что искать и что где найти. Один из них повел Пиапона к толгонскому охотнику.

Толгонец жил у другого торговца, тоже был пьян и еле выговаривал слова.

— Праздник, понял, праздник! — повторял он Пиапону. — Ты зачем приехал? Разве не на праздник? Потому пей, на, пей.

Пиапон для вида поднес чашечку ко рту и вернул.

— Ты пойдешь к городскому дянгиану, отнесешь соболя? — в который раз спрашивал он.

— Какое твое дело? — наконец поняв вопрос, рассердился толгонец. — Хочу — принесу, не захочу — не принесу. Тебе какое дело?

Болонец тоже с удивлением смотрел на Пиапона.

— Ты зачем пришел ко мне? Зачем? Почему тебе мой соболь понадобился? — кричал толгонский охотник.

— Ты же должен дянгиану отнести хорошего соболя.

— Я, дянгиану? Не захотел желтого, другого не получит, понял? А тебе какое дело?

— Где твоя совесть?

— Ты чего кричишь? Где моя совесть? Откуда я знаю, где она? А-а, совесть, говоришь! А-а, соболя надо отнести. Нет, не отнесу, хоть я нанай, а не отнесу. Я Бельды!

— Бессовестный ты, Бельды!

Пиапон повернулся и вышел на улицу, Вслед за ним выбежал болонец, схватил Пиапона за локоть правой руки, заглянул в лицо и спросил: