– Головным пускаю батальон Неустроева, – пожимая Плеходанову руку, сказал он. – Его позиции по эту сторону насыпи.

– Я мимо проходил, видел, – ответил Плеходанов. – Вслед за Неустроевым пойдет Твердохлеб.

Поговорить пришлось совсем мало. Позвонил комдив.

Приказал создать штурмовую группу во главе со старшим лейтенантом Гусевым, которого попросил направить к нему. Командиры полков не удивились такому распоряжению – генерал хорошо знал людей дивизии.

Узнав, что Плеходанов у Зинченко, генерал вызвал и его. Подполковник тут же отправился в путь, то и дело досадуя, что приходится часто ложиться – вокруг рвались снаряды. «Чувствует противник, что наши силы накапливаются, и лютует… Может, комдив два полка бросит в первый эшелон? Ведь дивизия, которую сменили, почти сутки пыталась форсировать канал, и безуспешно». Плеходанов считал за честь в числе первых прорваться на улицы Берлина за каналом.

Прибыв на КП, Плеходанов услышал, как комдив инструктировал Гусева.

– …Используйте мост. Он хоть и с пробоинами, но годен. Будет артиллерийская поддержка и дымовая завеса. На том берегу нужно захватить дом, что на высоте. Посмотрите, – кивнул он в сторону стереотрубы.

Кузьма долго разглядывал южный берег канала, на который ему предстояло перебраться. В стереотрубу видно куда лучше, чем в бинокль. Высота совсем рядом, а на ней кирпичный домик. Там наверняка у немцев НП. Вон траншеи. Правее – низкие постройки барачного типа, обнесенные колючей проволокой…

– Понятно, товарищ генерал, – оторвался от стереотрубы Гусев.

– Я уверен в вас… Успех всецело зависит от вашей инициативы и находчивости, – ободрил его комдив.

Обернувшись к Плеходанову, он с гордостью сказал, что старший лейтенант Гусев с Надеждой Константиновной беседовал, из ее уст о Ленине слышал.

– Знаю, товарищ генерал. И в нашем полку об этом говорят. Хорошо, что именно он возглавит форсирование канала.

– И первым на улицы Берлина вступит, – продолжил Шатилов. – Желаем вам боевой удачи, товарищ Гусев!

– Спасибо, товарищ генерал. Постараюсь.

Генерал вызвал к телефону Зинченко.

– Федор Матвеевич, занимаю твой КП.

Не чересчур ли смело? Высота Зинченко то и дело подвергается артналетам противника, комдив, безусловно, об этом знает… Подполковник с уважением посмотрел на генерала у которого за плечами Военная академия имени М. В. Фрунзе и большой боевой опыт: почти с первых дней войны командует дивизией.

– Пойдешь во втором эшелоне, Алексей Дмитриевич, – проговорил тот, обращаясь к Плеходанову, – но в любую минуту будь готов поддержать Зинченко.

Гусев обдумывал приказ комдива. Сейчас для него ничего не существовало, кроме этого моста через канал. Как по нему пройти? Как? Эта мысль неотступно сверлила его мозг.

Невдалеке разорвался снаряд. Под тягучий свист осколков Кузьма полз к насыпи, прикидывая разные способы форсирования канала. Смастерить щит? Сделать мостик через пропасть? Броситься цепью?… Пожалуй, цепью не выйдет, трудно будет сосредоточиться у моста. Нужно придумать что-то другое…

Решить задачу помогла солдатская смекалка. Щит мастерить не пришлось – Щербина где-то отыскал готовый. Солдаты ухитрились незаметно подобраться к мосту и уложить его на пролом.

Штурмовая группа насчитывала более сотни солдат. Они цепочкой лежали за насыпью – напротив моста. Решили по сигналу сделать стремительный бросок к вражеским траншеям на том берегу. Бежать через мост колонной.

Остановившись на этом варианте, Гусев еще раз обдумал все детали. Конечно, немцы заметят, будут жертвы. Может, все же лучше ринуться из-за насыпи цепью? Нет, у моста получится ералаш, положат всех. Надо с места рывком, а по мосту вытягиваться в колонну.

По цепочке от солдата к солдату понеслось: «Смотреть на старшего лейтенанта, делать, как он! Снять шинели, вещмешки, все лишнее».

Кузьма не спускал глаз с моста, ждал, когда он окутается дымом: момент, что ни говори, самый подходящий.

– За мной, вперед! – во всю силу закричал Гусев и стремительно сорвался с места.

Знакомое чувство, не раз возникавшее в атаке, охватило его – безудержная ярость, самоотречение, когда мысль, сердце, мускулы подчинены одному: вперед, только вперед! Особо запечатлелось в памяти лишь мгновение, когда выскочили на вершину насыпи.

На противоположном берегу рвались наши снаряды. Фашисты огрызались. Их мины падали около самого входа на мост, поднимая клубы дыма и пыли. «Неплохое прикрытие», – с этой мыслью Гусев помчался вниз. Он не оглядывался: чувствовал, что люди бегут за ним. Рядом Щербина. Вот под ногами уже деревянный настил моста…

Между тем обстрел усилился. Совсем близко рвались мины, тонко посвистывали пули. «Заметили, гады. Но поздно! Всех не перебьете. Нам бы только за берег зацепиться». «Зацепиться, зацепиться, зацепиться!» – отстукивали молоточки в голове.

Вот и южный берег… Гусев оглянулся – группа заметно поредела. Что ж, и с оставшимися он сделает все, чтобы выполнить задачу.

– В цепь! Разворачивайся в цепь! – крикнул он и побежал дальше. Впереди уже виднелась траншея.

Наши артиллеристы своевременно перенесли огонь с траншеи на высотку. Значит, с КП зорко следят за группой. Гусеву представилось, как, не отрываясь от стереотрубы, генерал смотрит на них.

Траншеей овладели с ходу. Взят, безусловно, важный рубеж, но только исходный. Ни в коем случае не останавливаться. Развивать успех, не дожидаясь подкреплений! Чем скорее выбьют врага из дома на высоте, тем скорее и с меньшими потерями подойдут основные силы дивизии.

Неожиданно бойцам преградили путь сотни людей в полосатой одежде, с номерами на спинах. Каждый из них старался пожать руку или хотя бы прикоснуться к советскому солдату. Они не верили своим глазам, не верили, что пришло избавление.

Наши солдаты на мгновение растерялись, стиснутые многочисленной, нахлынувшей неизвестно откуда толпой ликующих, изнуренных, похожих на живые скелеты людей.

Оказывается, снарядами снесло ограду из колючей проволоки. В бараках, которые Гусев видел в стереотрубу, находились узники фашизма, представители чуть ли не всех народов Европы. Гитлеровцы не успели вывезти этот концлагерь, и он неожиданно оказался на передовой. Теперь заключенные получили свободу и хотели выразить признательность своим спасителям. Но Гусев понимал, что на высоте еще находятся фашисты, которые каждую минуту могут контратаковать, и нельзя останавливать продвижения группы. Показывая на высоту, он беспрерывно повторял: «Фашисты, фашисты!» – и вскидывал в ту сторону винтовку, – дескать, бить их надо. Однако ничего не помогало. Прямо несчастье. Не сразу нашел выход. Крикнув солдатам: «За мной!» – начал пробираться через толпу, проделывая в ней живой коридор. «Думаю, вы поймете нас, добрые люди, и не осудите», – мысленно оправдывался он.

Домик взяли штурмом. Главное было сделано: Фербиндунгс-канал форсирован. Перед. Кузьмой открылась улица, берлинская улица, прямая и длинная, с разбитыми домами. Подняв винтовку над головой, он что есть мочи закричал:

– Мы в Берлине, товарищи! Слава великому Ленину! Ур-ра!

Солдаты, помнившие рассказ своего командира о встрече с женой вождя, потрясая автоматами, трижды прокричали «ура», и этот боевой клич понесся по притихшей улице.

А по мосту переправлялись полки. Только тут Кузьма почувствовал, что гимнастерка промокла от пота.

Она лишь ненадолго притихла, эта улица, название которой тут же узнали бойцы, – Альт Моабит. Едва вступили на нее, загорелся бой, своеобразный уличный бой, полный неожиданностей и коварства.

Бойцы 756-го полка отвоевывали у врага дом за домом и всё беспокоились, что рейхстаг может остаться в стороне и не им придется водружать Знамя Победы.

– Разве дело только в Знамени? – успокаивал Берест. – Знамя – это символ. Нам нужна полная победа. Кто бы его ни водрузил, все мы – творцы победы. И потому сильнее удар по врагу! Не забывайте: ключи от Берлина в наших руках.