— Логичная мысль, — согласился полковник. — Можно разыскать автора?

— Думаю, что можно. Не так уж много тех, кого судили за службу в полиции. Надо запросить, где его дружками выбраны места жительства. Графологи быстро установят, кто из них письмо писал. Да, кстати, штемпель на конверте о чем-нибудь говорит?

— Письмо с Алтая, город Озерск.

— Разрешите воспользоваться вашим телефоном?

— Пожалуйста, пожалуйста!

Майор Агатов снял трубку и набрал номер.

— Майор Агатов. Вы не могли бы сообщить мне имена людей, которые поселились в городе Озерске и его окрестностях? Да, да, речь идет о бывших изменниках Родины. Я у начальника управления, позвоните мне сюда. Я жду!

— Мы наметили следующие пути розыска: Перминов выезжает на Алтай. Ему поручается встреча с Фунтом, бывшим переводчиком гестапо и в какой-то мере приятелем Лапина. Затем он попытается установить автора анонимного письма. Работы ему там хватит. Петренко отправляется в Е. проводить один эксперимент, — улыбнулся Федоров, заглядывая в удивленное лицо Агатова. «Что еще мы придумали?» — говорили его глаза.

Он уже начал привыкать к тому, что полковник порой предлагал совершенно невероятные, непривычные для сотрудников КГБ варианты, за которые в старые времена не погладили бы по головке.

— Думаю, Петренко выступит по радио в городе Е. Расскажет, чего мы хотим от населения, и тогда у него будет столько работы, хоть отбавляй, — пояснил полковник.

«Опять хождение в народ, — улыбнулся Агатов. — Тут уж ничего не скажешь против».

— На кого надеетесь? — лишь уточнил он.

— Видно будет. От амнистированных вряд ли что узнаем, а там всякое может быть. Берите бразды правления в свои руки. Дождетесь сведений от Петренко и действуйте.

В город Е. Петренко приехал рано утром. Еще все учреждения были закрыты, и до девяти часов ему пришлось сидеть в парке. Он немного нервничал, ожидая разговора с секретарем райкома. Виктор был абсолютно уверен, что тот с охотой примет его предложение, но первый контакт немного волновал капитана.

В райком Петренко вошел без десяти девять и, к своему удивлению, в кабинете за столом увидел секретаря.

— Разрешите? — переступил порог Петренко.

— Садитесь! — пригласил его секретарь. Он был довольно молод, может быть, чуть старше самого Петренко, и тот уже засомневался, что перед ним секретарь.

— Я бы хотел поговорить с секретарем райкома…

— А вот он, перед вами, — встал тот и протянул Петренко руку. — Климанов!

— Петренко! — представился капитан и вынул из кармана удостоверение личности.

— Что же привело Комитет государственной безопасности в райком? — с улыбкой спросил секретарь.

Петренко вкратце изложил ему суть дела и, видя, как заинтересованно слушает его секретарь, еще раз подумал, что полковник все же был прав, предлагая столь необычный эксперимент.

— А вы знаете, в этом есть соль, — заметил секретарь. — Хорошо, что вам пришла такая идея. У вас готов текст обращения? Еще нет… Тогда вот вам бумага, пишите.

Казалось бы, простое обращение, но Виктор ломал над ним голову больше двух часов. Наконец, перечитав несколько раз написанное, он подошел к секретарю райкома.

— Готово? Дайте я посмотрю… «Уважаемые товарищи! К вам обращается Комитет государственной безопасности. В настоящее время сотрудники КГБ заняты поисками опасного государственного преступника, который во время войны жил в городе Е. и здесь же принимал участие в массовых расстрелах советских граждан. Имя его — Михаил Лапин. В городе он больше был известен под кличкой Мишка-палач. Тот, кто может что-либо сообщить КГБ об этом человеке, о его прошлом, о его преступной деятельности, адрес довоенного местожительства, предполагаемые места, где он может укрываться в настоящее время, его близких и знакомых, приглашается в городское отделение милиции, в комнату дежурного», — прочитал вслух секретарь. — Хорошо! — одобрил он. Тут же снял телефонную трубку и вызвал какого-то Митрофанова.

— Придет к тебе товарищ Петренко, — сказал Климанов. — Помоги ему. В чем? Это уж он тебе расскажет. Запишешь и дважды в день передашь, сегодня и завтра. Ну, бывай! — Секретарь улыбнулся. — Строгий мужик. Любит порядок, — пояснил он Петренко. — Пропаганда!

«Строгий мужик» Митрофанов оказался маленьким, тщедушным человеком с мощным баритоном, которым он управлял, как музыкант трубой, то понижая, то повышая тон.

— Ого! — воскликнул он, прочитав то, что ему дал Петренко. — Сами будете говорить или как? — с явной надеждой спросил он. Судя по голосу, Митрофанов все передачи, наверное, вел сам, и отказаться от такого текста ему очень не хотелось. Он уже представил себе, как прозвучат по радио эти фразы.

— Пожалуй, сам.

— Хорошо, — покорно согласился Митрофанов и, согнувшись, пошел впереди Петренко, от этого он стал еще меньше, чем был на самом деле.

В студии, где стояли два магнитофона, Митрофанов усадил капитана на стул, пододвинул ему микрофон и, махнув рукой, стал следить за стрелкой, регулирующей уровень записи. Недовольно хмыкая, он заставил Петренко несколько раз прочесть текст, потом перемотал пленку и дал ему послушать. Увы, голос у Петренко, что называется, на пленку не ложился. Проскальзывали какие-то свистящие, то ли шипящие звуки. Если бы он в то время поднял глаза на Митрофанова, то прочел бы на его лице такое презрение, что понял бы сразу — диктором ему никогда не быть.

— Нравится? — с нотками ехидства в голосе спросил Митрофанов.

— Ничего! — коротко ответил капитан, отлично понимая, что и таким «радиобезликим» голосом, как его, можно привлечь людей к делу.

— Вот и я говорю: ничего! — буркнул голосом-трубой экстра-радист, диктор и начальник радиоузла.

На прощанье он пожал протянутую ему руку и чему-то загадочно улыбнулся.

— Через час дадим по точкам, — сказал он. — Как раз будет обед, и все смогут услышать.

…В час дня, когда Петренко сидел в комнате дежурного городского отдела милиции, он услышал митрофановский баритон и от души посмеялся над шуткой, которую сыграл с ним начальник радиоузла. Его голос и интонации действительно звучали так, что пройти мимо них никто не мог, не послушав, о чем же скажет известный всему городу карлик, обладающий баритоном гиганта.

Жил он в небольшом поселке на Алтае, в маленьком домике с вдовой средних лёт. Хоть брак его и не был официально зарегистрирован, но ни для кого давно уже не было секретом, что Иосиф Фунт стал мужем Елизаветы Покрас. Работал же он бухгалтером в комбинате бытового обслуживания.

Чтобы не вызывать кривотолков, Перминов не хотел долго задерживаться в здании комбината. Фунта он хорошо помнил по фотографии и, заглянув в дверь бухгалтерии, сразу же узнал его. Бывший переводчик гестапо вышел из дверей комбината и, согнувшись по-старчески, зашаркал по тротуару ногами, «Чего это он таким несчастным и старым прикидывается?» — удивился капитан, приглядываясь к бухгалтеру. За очками, которые тот не снял и на улице, глаз не было видно, и Перминов почему-то с неприязнью подумал: «Очки носит!»

Перминов пошел следом за бухгалтером, рассматривая его старый, потертый плащ, стоптанные башмаки, и вновь подумал: «А ведь тогда этот тип ходил в черном мундире, в сверкающих сапогах, на поясе носил парабеллум…»

— Иосиф Фунт? — полувопросительно-полуутвердительно спросил он, догоняя бухгалтера.

— Да, а что? — видно, уже привыкнув ничему не удивляться, повернул голову Фунт.

— Хочу с вами побеседовать.

— Пожалуйста, — покорно ответил он, даже не поинтересовавшись, кто стоит перед ним.

Они пошли рядом, и Фунт стал рассматривать почву под ногами, словно отыскивая там что-то, разрешающее его непроходящую тревогу.

— В свое время, когда вы служили в гестапо, вы были в близких отношениях с неким Мишкой Лапиным, — Перминов сделал паузу.

— Не совсем верно, — поправил его тихим голосом Фунт, продолжая смотреть под ноги. — Я не был с ним в близких отношениях. У него были свои друзья, у меня же друзей не было.