Те взгляды, что разбудили меня, были совершенно иные. Никакого интереса, возмущения или радости в них не было и в помине, только тоска, глухая, безнадежная и бесконечная, как вой вьюги зимним вечером. В них не чувствовалось особой опасности, но спать дальше я не мог. Открыл глаза, оглядел просвечивающее сквозь ветви деревьев небо, определил по его цвету и внутренним часам, что уже раннее утро, и сел, оглядываясь по сторонам.

Первым делом в поле зрения попала Мэлин, и ее вид не понравился мне абсолютно. Бледненькая, утомленная. Нужно будет поинтересоваться, у нее ничего не болит? А смотрит как-то подозрительно и одновременно с жалостью, как селянка на мужа, пропившего выручку за козу. Брр… Я помотал головой, отгоняя возникшую неприятную картинку, и перевел взгляд дальше.

Ганик, укрывшись с головой, спит неподалеку от нее на подстилке из старой соломы, на куче листьев лежит несколько сырых птиц… Вроде я приказал вчера их изжарить?

Раздражение шевельнулось в душе, и я немедленно бросил на себя привычное заклинание невозмутимости, точно зная – самое дрянное дело начинать день с упреков и выговоров. И вообще сначала нужно разобраться в ситуации, чем больше я смотрю, тем больше она мне не нравится.

Взгляд упал на защитный круг, отлично видимый внутренним зрением, и я сначала искренне порадовался его силе и насыщенности, и только потом начал вспоминать, зачем и в какой момент так его усилил. И про странные взгляды тоже вспомнил и, холодея от предчувствия, повернул голову в другую сторону.

Ох, спаси святая пентаграмма, только не это!

Однако природное чувство ответственности и воспитанная учителем рассудительность упорно твердили, что это именно то, чего я больше всего не желаю. И почти три десятка волков, волчиц, волчат и оборотней, сидевших редкой кучкой с той стороны круга, где с вечера, как я помню, валялось тело их бывшего вожака, подтверждали это тоскливыми взглядами.

– А где этот… старик? – подсознательно оттягивая момент объяснения, пробурчал я, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Они его утащили, – хрипловатый от усталости голосок Мэлин прозвучал тихо и виновато, – я разрешила.

– Ну и правильно сделала, – поспешил я ее успокоить. Неужели она думает, что мне приятно любоваться на трупы противников? – А эти чего тогда тут сидят?

– Ждут приказа, – еще тише сказала Мэлин, – ты же надел пояс вожака.

– Святая пентаграмма! – само вырвалось у меня, и я хотел еще добавить, что это она сама меня подтолкнула, но ведьмочка выдала такое, от чего я разом заткнулся и молчал минут пять, обдумывая ситуацию.

– Так ведь закон стаи – кто победил вожака, тот новый вожак. А если не взять пояс, это не будет считаться победой, и тебя может вызвать любой из стаи.

Ну да, сразу вспомнилось мне, а я просто падал в тот момент от усталости и особо серьезным противником не был. И если бы кто-то решился со мной сразиться… Нет, об этом лучше не думать. Благодарность, что ли, Мэл объявить за спасение? Впрочем, спасала она не только меня. Вернее, и себя тоже.

– А ты что, совсем не спала?

– Нет, немного подремала, – неубедительно соврала ведьмочка, и я хмуро фыркнул.

Додумался тоже, чего спрашивать. А сам-то, доведись оказаться на ее месте, неужели бы лег спать? Под взглядами этой стаи, оставив без присмотра усыпленного воспитателя и мальчишку? Ладно, с ней разберусь чуть позже, сначала стая.

– Ну и что мне с вами делать? – обернувшись к молча глядевшим на нас волкам, проворчал я, но ответила снова Мэлин:

– Нужно взять клятву. У всех, даже маленьких. А потом можно назначить помощника, он и будет ими править.

– И как ее брать?

Раз такая умная, пусть объясняет, до сих пор ни один маглор, насколько мне известно, вожаком у зверей не был. Да я даже не знаю, смеяться мне или плакать. Но точно не радоваться, потому что новая головная боль мне как-то без надобности.

– Подпускай по одному и позволь лизнуть ногу, босую, – как-то обреченно сообщила Мэлин и истерично хихикнула.

– Смеешься? – рыкнул я, пряча под возмущением растерянность. В мозгу вдруг всплыло воспоминание полученных с кристалла сведений, что так оно и должно быть.

– Нет. А потом ты их должен накормить, хоть по кусочку.

Так вот почему она не стала жарить птиц, понял я, но решил поступить по-своему.

– Итак, – объявил я, вставая, – раз уж так получилось, подходите по одному и давайте клятву. А потом поговорим. Мэл, ложись спать, тебе хоть часок отдохнуть нужно.

– Лучше я потом, – туманно объяснила она, – а сейчас посмотрю. И как насчет куропаток?

– Птиц жарь нам, на стаю этого мало. Посмотри, какие они все худые, их нужно накормить получше.

Говоря это, я снимал сапог и разматывал обмотку, чтоб явить оборотням свою бронзовую, когтистую и ячеистую ступню во всей красе.

В следующие сорок минут они проползали по одному в щель, приоткрытую мною в защитном круге, лизали мою ногу и терпеливо ждали, пока я вылечу раны, выращу потерянные клыки и изведу паршу. От всякой гадости вроде блох я избавил их загодя, бросив на стаю очищающее заклинание. Благо оно было давно сплетено и наработано. Осенью, прежде чем загнать овец и коз в зимние закуты, селяне приглашали маглоров именно с этой целью.

Но одновременно с лечением и чисткой я ставил на своих новых подопечных магические метки того рода, что ставят на скот у нас на плато. И волки очень быстро это почувствовали.

– Зачем ты нас заклеймил? – осторожно спросил один из людей, когда я, делая вид, что не узнал, залечивал ожоги тому оборотню, что так нагло наседал на меня вчера.

– По трем причинам. Чтоб узнать самому, если мне повстречается волк, чтобы не попытался вас прибрать к рукам какой-нибудь ведьмак, и чтоб не прибил случайно никто из моих коллег-маглоров. Это такая же метка, какая стоит на всех животных плато магов.

– Это хорошо, – подумав, сказал немолодой оборотень, которого я видел впервые. – А почему ты не снимаешь кожу? Или боишься нас?

– Я вас не боюсь, – засмеялся я, – а кожа эта теперь моя… родная. Но об этом я пока не хочу говорить.

– А зря… – Похоже, мне действительно пора наказать девчонку за наглость и упорное желание совать нос в чужие дела.

– Мэлин! – ледяным голосом оборвал я неоконченную фразу. – У тебя мясо пригорает.

– Не пригорит, – буркнула она упрямо, – а про кожу они лучше знают.

– Мэлин, – притворно ласково протянул я, – не зли меня. А то уснешь.

– Вот тогда мясо точно пригорит, – настырная девчонка никак не хотела униматься, – а Ганика лучше не будить.

Что Ганика лучше не будить, я знал и сам, незачем обычным людям видеть такие ритуалы, ему и вчерашней схватки на всю жизнь хватит для рассказов внукам, но препираться при волках с Мэлин я тоже не желал. Потому просто бросил на нее временное онемение и отвернулся к следующему волку.

Мой невероятно обострившийся за последние дни нюх помог спасти наш завтрак, обед, а возможно, и ужин. Едва ощутив запах начинающего пригорать мяса, я бросил на котелок охлаждающее заклинание. На злые, как у вчерашнего оборотня, глаза ведьмочки я смотреть не стал, отвернулся и продолжил ритуал. Оставалось всего несколько волчат.

– Сначала сказать вам мои правила или покормить? – окинув привольно разлегшихся в защитном круге подданных строгим взглядом, спросил я старшего оборотня, мысленно сдвигая в сторону защиту.

Проверим тебя на искренность, дружок, и от этой проверки будет зависеть твоя дальнейшая судьба.

– Сначала лучше бы покормить, – тяжело вздохнул он. – А пока идем к месту охоты, ты успеешь сказать свои желания.

– Тогда еще два коротких вопроса. Первый: вы птиц едите? Второй: где вы обычно охотитесь? – спросил я его.

– Сейчас хорошая охота далеко, но утром к реке приходят козы, – честно ответил он, – иногда удается одну догнать. Потому вожак и решил ловить одиноких путников. Сказал, лошадей съедим, а людей обратим. Ну, птиц… – его взгляд осветился надеждой и невольно скользнул в сторону костра, – птиц иногда ловим. Но стаю ими не накормишь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: