Канарис спокойно и внятно произносил каждое слово, делал частые паузы, чтобы дать возможность Шмидту точнее перевести сказанное.

Вожак легионеров выслушивал фразу за фразой и в знак полного согласия, как фарфоровый китайский болванчик, то и дело размеренно кивал.

Начальник абвера и его коллеги все еще надеялись, что гость внесет какие-либо конструктивные предложения, вытекающие из специфики его страны, местных условий, но услышали лишь напыщенные заверения в готовности зеленорубашечников сражаться бок о бок с армией фюрера.

— Для румынских легионеров воля фюрера — святая святых! — вновь с пафосом заявил Хория Сима. — В этом я честью заверяю вас, господа!

Адмирал нахмурил брови: было очевидно, что приезжий — очередной экзальтированный фанатик, а подобные субъекты чаще всего не оправдывают надежд. Начальнику абвера ничего не оставалось, как попытаться наводящими вопросами заставить Симу от выспренних фраз перейти к деловому разговору. В этот момент распахнулась дверь и появилась приземистая фигура полковника Бухса — начальника отдела охраны гестапо при абвере. Из-за его спины мелькнула голова секретарши Канариса с выражением растерянности на лице, хотя повадки ворвавшегося гестаповца не были для нее новостью. Выкинув на ходу вперед руку, Бухс прорычал «хайль Гитлер», не обращая внимания на остальных, торопливо подошел к адмиралу и шепнул ему что-то на ухо. На лице главы абвера, настороженном и суровом, появилась неестественная радостная улыбка.

— Господин полковник, — обратился Канарис к Лахузену, — вы ближе всех к приемнику, включите, пожалуйста…

— Сейчас будет транслироваться выступление фюрера! — зычным голосом изрек Бухс. — Он в Спорт-паласе…

Пока аппарат нагревался, Канарис, почтительным жестом руки указав на Хорию Симу, представил его человеку с багровой шеей, широким подбородком и выпирающими челюстями, затем представил и того гостю:

— Это также наш полковник…

Бухс бросил высокомерный взгляд на поднявшегося с кресла Хорию Симу и звонко щелкнул каблуками. В то же мгновение он отвернулся, не удостоив румына рукопожатием, торопливо зашагал к радиоприемнику и грузно уселся около него — спиной к озадаченному вождю легионеров.

Подобной бестактности присутствующие не ожидали даже от Бухса, о грубости которого среди абверовцев ходили легенды. Злыми, серыми, как сухая полынь, глазами он вперился в панель приемника, где медленно загорался зеленый огонек. И когда сквозь треск радиопомех стал прорываться голос, Бухс восторженно вскрикнул:

— Фюрер!

— …мы обязаны воспитывать нового человека в духе идеалов нашей партии, нашего мировоззрения, — доносился надрывный голос Гитлера. — И мы не потерпим никаких компромиссов!..

— Хайль Гитлер! — патетически взвизгнул вдруг Хория Сима, вскочив с кресла и выкинув молниеносным движением руку.

Все встали. Последним медленно поднялся Канарис. По его лицу пробежала тень недовольства.

Приемник извергал:

— …молодые люди будущего должны быть мужественными и стойкими, ловкими, как пантеры, жестокими, как тигры, неутомимыми, как гончие собаки, и твердыми, как крупповская сталь!

Искоса взглянув на Лахузена, Канарис уловил, что и тот недоволен комедией, разыгранной румыном. Оба деятеля абвера отлично изучили друг друга. Всего два года назад Эрвин Лахузен возглавлял военную разведку Австрии. Однако связи его с Канарисом возникли и укрепились еще до присоединения этой страны к рейху, когда между Германией и Австрией было заключено секретное соглашение об обмене информацией, касающейся Центральной Европы и стран Балканского полуострова.

Контакты начальников двух разведок уже тогда выходили далеко за пределы этого соглашения. Когда австрийское правительство сочло нужным поделиться некоторыми секретными сведениями, касающимися Германии, с прибывшим в Вену по указанию Муссолини главой военной разведки Италии господином Роатта, Канарису тотчас же стало об этом известно. Больше того: Эрвин Лахузен устроил большой банкет в честь посланца дуче, подчеркнув тем самым желание правительства Австрии заручиться поддержкой Италии на случай конфликта с гитлеровской Германией, но именно на этом банкете он вручил Роатта сфабрикованную ведомством Канариса информацию, преувеличивавшую мощь вермахта.

Когда же вскоре сам Бенито Муссолини приехал в Мюнхен, Гитлер, желая убедить его в достоверности информации австрийской военной разведки, стянул сюда лучшие воинские части со всего рейха и устроил грандиозный парад вермахта. Дезинформация Лахузена — Канариса и наглядный показ военной мощи Германии произвели сильное впечатление на итальянского дуче. Вождь чернорубашечников пошел на попятную и в конечном итоге не стал, как еще совсем недавно, препятствовать намерению Гитлера аннексировать Австрию.

Рейхсканцлер знал, кому обязан таким исходом дела, но не подозревал, что на протяжении всей службы в третьем рейхе Вильгельм Канарис осуществлял исподволь, методично и тонко линию, прямо противоположную его устремлениям, когда это касалось некоторых кардинальных вопросов… И поэтому время от времени адмирал был вынужден делом оправдывать и укреплять оказанное ему Адольфом Гитлером доверие.

Долго еще неслись из приемника гортанные звуки. Гитлер паясничал:

— Дети мои! Я твердо верю, что вы всегда будете стоять вместе со мной и передо мной… И мы вновь пойдем в сражения и, как в былые времена, будем побеждать под знаком нашей свастики!..

Затрубили фанфары, заглушаемые нараставшим рокотом барабанов.

Трижды последовала команда «зиг!», каждый раз сопровождаемая протяжным ревом «ха-а-йль!», и наконец установилась шумная пауза.

Когда было объявлено, что слово предоставляется Бальдуру фон Шираху, Канарис попросил выключить приемник. Он первым опустился в кресло и тотчас же предоставил слово полковнику Лахузену.

Излагая точку зрения «заграничного отдела», руководство которым ему было доверено самим фюрером (разумеется, не без содействия адмирала Канариса), полковник недвусмысленно потребовал от Хории Симы усиления кампании против румынской компартии, «разоблачения агентов Коминтерна». При этом он цинично заявил, что, «если таковых в природе не существует, то сторонники национал-социализма обязаны без малейших колебаний находить их…».

Лицо Хории Симы оживилось. То, о чем говорилось здесь, было ему особенно по душе. Коньком его деятельности, как и его сподвижников из «зеленого дома»[2] были провокации против коммунистов. Обрадованный возможностью блеснуть своими деловыми качествами, Сима тоном знатока стал перечислять некоторые виды «разоблачений», применяемых легионерами.

— Антикоммунизм, — заключил он свою речь, походившую на отчет, — главное в нашей деятельности! Во имя священной цели — спасения страны от франкмасонства — мы применяем различные методы, вплоть до физической расправы, не останавливаемся и перед жертвами наших людей…

Едва Шмидт перевел последнюю фразу, как заговорил полковник Бухс:

— Пусть вас ничто не беспокоит, когда вы делаете что-то полезное для германского рейха! И действовать надо всегда решительно и жестоко… Так приказывает нам фюрер! И знайте, что сильнейший всегда прав… После нашей победы судить будем только мы! Да, только мы, национал-социалисты, и никто другой!

В слегка прищуренных глазах адмирала промелькнуло едва уловимое презрение. Он не переваривал Бухса за необузданный фанатизм и тупость, но внешне поддерживал с ним почти дружеские отношения. Бухс был ставленник главы службы безопасности рейха обергруппенфюрера СС Рейнгардта Гейдриха, который относился к Канарису с почтением и одновременно с определенным недоверием.

Канарис это чувствовал, но не подавал виду. Он был доволен тем, что Гейдрих, желая иметь в абвере преданного ему человека, остановил свой выбор на мало смыслящем в делах разведки и вообще не очень блещущем проницательностью полковнике Бухсе. Этого-то «дикаря» Канарис всегда мог обвести вокруг пальца, что и делал многократно, сохраняя с гестаповцем весьма лояльные отношения…