— Какой норматив? — удивляется офицер.

Старшина немного смутился.

— Это я сам вывел. Среднюю цифру, так сказать. На основе опыта.

— Что ж, средние цифры тоже иногда полезны, — соглашается инженер-лейтенант. Но в тоне его старшина слышит такое, что заставляет его насторожиться.

— Вы хотели объявить перерыв? — спрашивает Морозов. — Так распустите матросов. Пусть отдохнут.

Ключников командует:

— Разойдись!

Обрадованные матросы отходят в сторонку, усаживаются в кружок и закуривают. А офицер в сопровождении старшины приблизился к тренировочному снаряду. Внимательно осмотрел заделанные пробоины. Кажется, все в порядке. Ни малейшей струйки воды не видно. Но вот офицер слегка потянул одну из пробок, и она сразу подалась. Из открывшегося отверстия вода выплеснулась прямо на его начищенный ботинок. Морозов без труда вытащил еще одну пробку, потом третью, четвертую. С любопытством повертел их в руках и вставил обратно.

— Ну как, товарищ старшина?

— Проглядел, товарищ инженер-лейтенант, — упавшим голосом отозвался Ключников, а сам осторожно стрельнул глазом в сторону матросов: не слышат ли?

— Что с них взять? Новички.

— Они не виноваты, товарищ старшина. Это наша вина. Придется продолжить упражнение. Как вы думаете?

— Ясно, продолжим. Разрешите начинать?

— Начинайте. Только посерьезнее к делу подойдите. — Офицер загадочно улыбнулся. — Я со своей стороны тоже кое-что предприму.

Офицер направился на корабль. Старшина проводил его взглядом, потом подошел к матросам. От недавнего смущения и следа не осталось.

— Становись!

Он молча прошелся перед строем. Сердитый вид его не предвещал ничего доброго.

— Это что же такое? — гневно начал он. — Вы боевой подготовкой занимаетесь или в куклы играете? Безобразие!

— Но, товарищ старшина, — робко подал голос Стручков. — Ведь вы же похвалили нас.

— Похвалил за быстроту. А за качество…

Ключников кинулся к ящику и рванул сразу же несколько пробок.

— И это вы называете заделкой пробоин? Сейчас все повторим сызнова. Только предупреждаю: действовать на совесть!

И вот опять матросы хлопочут у ящика. Теперь они стараются изо всех сил. Но странное дело, получается намного хуже, чем раньше. Вставили пробку — ее выбило. Над большой бились несколько минут, кое-как закрепили. Стали мелкие вставлять — они тоже выскакивают. Забили все же. Только кое-где бьют тоненькие фонтанчики. Начали шпаклевать их ветошью. И вдруг, когда работа, казалось, была уже закончена, со свистом выбило самую большую пробку. Сила воды настолько велика, что маленького Стручкова сбило с ног. Отфыркиваясь, матрос вскочил и зло кинулся навстречу потоку. Конический чурбан опять поднесли к пробоине, ударили по нему в две кувалды. Ничего не помогает: вылетает, да и только.

— Да вы что? — не выдержал старшина. — Разучились совсем?

Больше он не скучает, не поглядывает на часы. Он мечется возле ящика, командует, сам берется за кувалду и с аханьем бьет ею с плеча.

А чурбан все выскакивает. Теперь уже никто не боится вымокнуть. Где там! Все мокрые до нитки. Мощный фонтан из «пробоины» сорвал с головы старшины щеголеватую бескозырку. Ее чуть не унесло в бухту. Ключников грудью толкает пробку в пенящийся поток. Вода хлещет ему в лицо, а он, набычась, только головой трясет да кричит:

— Кувалду! Бей скорее!

— Руки уберите, товарищ старшина, опасно, — говорит один из матросов.

— А вы бейте смелее — тогда не промахнетесь. Ну!

Высокий, здоровенный матрос размахивается и с плеча ударяет молотом. Толстенный чурбан разлетается на части.

— Тащи новый! Живо!

Наконец работа закончена. Старшина натягивает на голову мокрую бескозырку и стремглав мчится на корабль. Инженер-лейтенант встречает его на полпути.

— Товарищ инженер-лейтенант, пробоина заделана!

Наверное, с такой радостью докладывают в бою о том, что потоплен корабль противника.

Офицер с улыбкой смотрит на старшину, на его промокшую одежду, на разгоряченное лицо со слипшимися на лбу волосами.

— Вольно, старшина! — произносит он весело и спрашивает: — А как норматив?

Старшина непонимающе моргает.

— Какой норматив?

Он смотрит на часы. Под треснувшим стеклом тонкой пленкой дрожит вода. Старшина вспыхивает, растерянно проводит рукой по мокрому лбу.

— Виноват. Совсем забыл. — В глазах его растерянность. — Разрешите повторить тренировку.

— Зачем? — Офицер рассмеялся. — Вы и ваши подчиненные действовали выше похвал. Вот так и впредь надо. Идемте, я поблагодарю матросов.

Когда моряки вернулись на корабль, старшина не выдержал:

— Я одного не пойму: почему так трудно было унять воду. Ведь раньше мы с этим ящиком в два счета управлялись.

— Очень просто, товарищ старшина, — ответил инженер-лейтенант. — Я приказал увеличить давление воды. Немного. Всего на половину атмосферы.

Летчики вертолета, патрулируя над морем, заметили человека в легководолазном костюме. До берега три мили. Откуда туг быть водолазу? Радировав о находке в базу, вертолет снизился. Водолаз при его приближении нырнул, но вскоре вновь выплыл. По-видимому, баллоны его дыхательного аппарата были пусты. С вертолета, повисшего метрах в пяти над морем, сбросили шторм-трап. Водолаз послушно вскарабкался по нему в машину.

Сейчас неизвестный, уже без маски и гидрокомбинезона, стоял перед командиром базы. Капитан 1 ранга Створов пытливо рассматривал рослого парня в сером шерстяном свитере, плотно облегавшем его крепкое тело. Уже час длился допрос. Собравшиеся в кабинете офицеры, напрягая память, подбирали слова на языках, которые они когда-то изучали: английском, немецком, французском. Пустили в ход разговорники, имевшиеся в штабе. Заглядывая в них, задавали вопросы на финском, шведском, даже итальянском и испанском языках. Тщетно. Незнакомец молчал. Лицо его было непроницаемо, словно высеченное из камня. Серые глаза под насупленными бровями уставились в одну точку, и только искорки, временами вспыхивавшие в них, доказывали, что человек живет, думает.

Упрямство задержанного выводило из себя. Створов и уговаривал и грозил. Доходило даже до стука кулаком по столу. Но водолаз так и не проронил ни слова.

Может, он немой? Вызвали врача. Тот осмотрел его и признал совершенно нормальным человеком.

— Ничего, — сказал Створов, прерывая допрос. — Заговорит еще. Уведите, — приказал он своему адъютанту, — и обеспечьте надежную охрану.

Два матроса повели задержанного на гауптвахту. Один из них, Сонюшкин, балагур и непоседа, всю дорогу ахал и ворчал:

— Тоже мне допрашивали. Разве так с эдакими типами разговаривать надо? Ни слова из него не вытянули. — Он подтолкнул своего товарища локтем — Знаешь что, я вот сейчас разок угощу его по шее, у него сразу стопор с языка спадет. Смотри…

Сонюшкин замахнулся. Напарник хотел остановить его, но его предупредил сам арестованный. Великан в свитере повернулся к щуплому Сонюшкину, поднес к его веснушчатому носу огромный кулак.

— Но, но, — опешил матрос и невольно попятился.

На гауптвахте водолаза покормили. Ел он с аппетитом. Сонюшкин, наблюдая за ним, сделал глубокомысленный вывод:

— Силен, чертяга. И этому его обучили: рубает по-нашенски.

К вечеру задержанного вновь повели на допрос. Теперь Сонюшкин не спускал с него глаз. Чувствовалось, что он всерьез побаивается загадочного незнакомца. Кто знает, может, матерый шпион или диверсант. С таким ухо держи востро!

До штаба было уже совсем близко, когда произошел случай, после которого Сонюшкин долго не мог опомниться. Задержанный, спокойно шагавший между своими конвоирами, вдруг со всех ног ринулся на мостовую.

— Стой! — гаркнул Сонюшкин, вскидывая автомат. — Стой, стрелять буду!

Арестованный не обращал внимания на его крики. Он подлетел к малышу, семенившему по асфальту, схватил его и побежал с ним назад. Дико взвизгнул тормозами грузовик, кузовом слегка задев парня в свитере. Опоздай незнакомец на миг — мальчонка был бы под колесами. К спасителю ребенка подбежала мать, взяла малыша и залилась благодарными слезами. Арестованный же как ни в чем не бывало подошел к ошеломленным конвойным и зашагал между ними.