Ольга все стояла не шелохнувшись и смотрела на «испанку» сына. Борис шагнул к старику.

— Игнат Матвеевич, где…

— Чего кричишь? Все спят. Не кричи. — Глаза старика были как-то странно округлены. Он смотрел на Бориса рассеянно и… не узнавал!

— Я же Борис Севидов. Борис я, дядя Игнат! А это Ольга.

Старик по-старушечьи ловко поправил платок, пристальнее и уже более осмысленно всмотрелся в лицо Бориса.

— А вы хиба ж не убиты? А гробы какие! Жалко. — Лицо старика страдальчески перекосилось. На глазах выступили слезы. — Жалко, — повторил он.

— Чего жалко? — растерянно спросил Борис.

— Гробы хорошие, а гвозди толстые. Бачилы гвозди? Толстые. Гробы спортят. А гвозди будут жить долго. Кости сгниют и доски. А гвозди? Гвозди хиба гниют? — неожиданно выкрикнул дядя Игнат и диковато рассмеялся.

Борис взял под руку Ольгу и торопливо вывел ее со двора.

За мостом через Дон в Заречной должен стоять санпоезд. Они с трудом пробирались дымными улицами Ростова. На стене многоэтажного серого дома вкривь и вкось были разбросаны крупные черные буквы: «Ростов на Дону, а Клейст на бобах!»

Да, в ноябре сорок первого гитлеровский генерал Клейст и его хваленые танкисты, не знавшие до этого поражений, опустошительным смерчем пронесшиеся по полям Бельгии, Франции, Польши, по горным дорогам Балкан, были обращены в бегство. Хмурым утром 27 ноября советские войска в составе девятой, тридцать седьмой и части сил пятьдесят шестой армий ударили с нескольких направлений. И Клейст, ожесточенно сопротивляясь, вынужден был оставить Ростов и бежать за реку Миус. Ростов оказался первым крупным городом, освобожденным нашими войсками с начала войны. Удар советских войск под Ростовом был нанесен в тот момент, когда немцы рвались к Москве и надеялись, что победа близка.

Ольга продолжала шагать молча, то и дело обгоняя Бориса. Чуть резковатые черты ее лица, придававшие ей мальчишескую задиристость, изменились, четче обозначились широкие скулы, а неожиданные морщинки над переносицей сделали лицо злым.

Борис не знал, как утешить свою племянницу. Пусть бы выплакалась. Говорят, это помогает женщинам. Но лицо Ольги словно окаменело. Борис и сам был потрясен тем, что увидел в Володарском переулке. Успокаивала надежда на то, что Дарья Михайловна могла и не остаться в Ростове.

— Найдется Ванюшка, вот увидишь. Наверняка эвакуировались они. Дарья Михайловна не может остаться в городе: коммунистка, жена командира. Ты ж должна понимать.

— Когда они могли эвакуироваться? — с трудом разжав губы, вымолвила Ольга. — Осенью прошлого года? Так дали бы уж знать о себе. Полевую почту знали.

— Мало ли что… Война. А может, к знакомым перебрались.

— Ты же слышал, что бормотал Игнат Матвеевич.

— Бормотал, вот именно. Разве не заметила, что он тронулся?

— Тронешься, — вздохнула Ольга. — А если и у знакомых живут… Что с ними будет?

— Ты думаешь, немцы опять будут в Ростове?

— Думаю — да. Клейст-то не на бобах, а на Миусе.

Чем ближе подходили к мосту через Дон, тем чаще их останавливали патрули, проверяли документы.

Июльское солнце клонилось к закату, но жара не спадала. Гимнастерки прилипали к спине. Спокойно катила свою прохладную воду к Азовскому морю река. Зеленый остров лежал в тени под высокими соснами и тополями. Борис увидел место, где когда-то ловили они раков. Эх, бултыхнуться бы сейчас с разбега и долго-долго плыть под водой, пока хватит дыхания… Но бултыхнуться негде. По берегам всюду войска. На Зеленом острове, если присмотреться, можно увидеть траншеи, пулеметные гнезда. По мосту со стороны Батайска нескончаемым потоком движется техника. Даже к причалу речного вокзала то и дело подходят баржи, катера, высаживается пехота. Под тяжестью судов Дон волнуется у причала, волны яростно хлещут гранитную набережную и разбиваются на мелкие брызги.

— Смотри, Ольга, какая сила движется, разве пропустят? — сказал Борис и вздохнул: — Вот только я со своей царапиной! Ну да ничего, долго в твоем госпитале не задержусь. Буду опять к Андрею в дивизию проситься. Как там, интересно, Степан… — обмолвился и пожалел.

Старший лейтенант Степан Рокотов командовал разведвзводом. А разведвзвод — это риск каждый день, а вернее, каждую ночь. Здесь уж оборона или наступление, а разведчик сам должен искать противника. Поэтому и не хотел Степан, чтобы оставалась Ольга в медсанбате, поэтому и настоял, чтобы перешла в санпоезд.

— Что я скажу Степану о Ванюшке, о матери? — сдерживая слезы, воскликнула Ольга.

— Да успокойся, живы они.

— Дал бы бог! Вот пусть Степан что хочет делает, хоть командиру жалуется, а подлечу тебя, и вместе в наш полк. Хватит! От Сана до Дона вместе, а тут испугался за мою драгоценную жизнь.

У моста их остановил пожилой лейтенант с красной повязкой на рукаве, тщательно изучил документы и после долгих уговоров пропустил через мост, сердито предупредив, возвращая документы:

— Да осторожнее, позадавят к бисовой матери!

Ольга и Борис медленно шли против людского, конного, автомобильного потока, прижимаясь к перилам.

— Ну и силища! — радовался старший лейтенант Севидов. — Не-ет, второй раз не бывать немцу в нашем Ростове.

В ставке Гитлера думали иначе. Еще 5 апреля 1942 года была издана директива № 41, в которой говорилось:

Планирование и подготовка наступательной операции на южном крыле советско-германского фронта возлагались на группу армий «Юг», которой командовал генерал-фельдмаршал фон Бок.

…1 июня 1942 года Гитлер прибыл в Полтаву, в штаб-квартиру группы армий «Юг». Его сопровождали генерал-фельдмаршал Кейтель, начальник оперативного отдела верховного командования вермахта генерал-полковник Хойзингер, генерал-квартирмейстер армии Вагнер и ответственные командующие южного направления. На этом совещании присутствовал и командующий 1-й танковой армией генерал-полковник фон Клейст.

Чувствовал себя Клейст неловко, ведь в сорок первом он уже брал Ростов, открывал ворота Кавказа. Тогда русские их вновь захлопнули и отогнали первую танковую армию Клейста за Миус. За эту неудачу больше других пострадал командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Герт Рундштедт. Он был отстранен от командования. Но все это время и сам Клейст испытывал на себе недовольство Гитлера. Не случайно командующим группой армий «А» назначен не он, а генерал-фельдмаршал фон Лист. И вот теперь снова Кавказ, а значит, снова Ростов. О кавказской нефти говорил каждый выступающий на совещании.

Гитлер стоял ссутулясь, упершись кулаками в карту, разостланную на столе. Левая рука его заметно подрагивала. Клейст знал, что Гитлер болен. Об этом ему на правах старого друга поведал доктор Морелл — личный врач Гитлера. Болезнь Паркинсона — так определил Морелл заболевание фюрера, которое, вероятно, явилось следствием напряжения первых зимних месяцев русской кампании. Клейст не был докой в вопросах медицины, и Морелл объяснил, что болезнь Паркинсона — это дегенеративное поражение определенных мозговых центров, которое проявляется в тяжелом, органическом нервном расстройстве и часто ведет к параноидным, навязчивым представлениям. Доктор Морелл сетовал на малый эффект лечебного процесса. Несмотря на то что он лечит фюрера двадцатью восемью различными препаратами в форме пилюль или инъекций, болезнь продолжает прогрессировать. И сейчас, глядя на фюрера, Клейст убеждался в этом.

Не дослушав до конца генерал-полковника Хойзингера, Гитлер нервно ударил кулаком по столу и визгливо закричал:

— Моя основная мысль — занять область Кавказа, возможно основательнее разбив русские силы! — Гитлер обвел присутствующих угрюмым взглядом и неожиданно тихо добавил: — Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен буду покончить с этой войной. А? Что?! — снова истерически выкрикнул он, хотя никто из присутствующих не проронил ни слова. Гитлер еще раз обвел генералов испытующим взглядом, как бы прощупывая их мысли, ожидая реакции на свои слова.