Родился И. Н. Кузин в 1919 году в деревне Санниково, Конаковского района, Калининской области в крестьянской семье. После средней школы он окончил Московский речной техникум и работал на канале имени Москвы штурманом и помощником капитана парохода. В 1935 году вступил в комсомол. По состоянию здоровья Кузин не был призван в армию. Но несмотря на это, добился, чтобы по путевке комсомола его направили в тыл врага. Два с половиной месяца боевая группа в составе шестнадцати разведчиков-подрывников, в которой находился и Кузин, пробыла в тылу наступающего противника на Смоленщине, нанося ему ощутимые потери, не давая покоя ни днем ни ночью. После возвращения на Большую землю в ноябре 1941 года был направлен в отряд Тагунова, где возглавил ударную группу партизан-подрывников. Эта группа провела несколько дерзких нападений на фашистов, на их коммуникации. Комиссар отряда написал о Кузине:

Партийная организация отряда в тылу врага приняла И. Н. Кузина в свои ряды. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 февраля 1942 г. Кузину было присвоено звание Героя Советского Союза.

…На стол подали шипящий самовар. Командир отряда Борис Васильевич за чаем рассказал, что первую боевую вылазку отряд совершил 20 ноября. До этого была проведена большая работа по подготовке базы. Еще в первой половине октября в лесах были построены четыре землянки для жилья, оружейный склад, баня, кухня с русской печью для выпечки хлеба, подготовлены запасные пункты сбора на случай внезапного отхода, завезены вооружение, боеприпасы, продукты питания, хозяйственное имущество.

Схватки с фашистами разгорались в основном в лесных массивах вдоль дорог Клин — Волоколамск, Волоколамск — Лотошино. В этих боях отряд уничтожил более 40 вражеских автомобилей, в том числе 4 легковых, 4 автобуса, 6 грузовых с пехотой, склад боеприпасов, несколько цистерн с горючим. Было убито и ранено более сотни гитлеровцев, добыто много ценных разведывательных данных, но передавать их не всегда удавалось из-за отсутствия радиостанции.

— Досадно то, что мы не делаем всего, что могли бы, — сказал Мыларщиков. — Плохо у нас со взрывчаткой, совсем нет мин, да и боеприпасами не богаты…

— Поделились бы с вами, — ответил Огнивцев, — да сами пока не богаты. Но нам твердо обещали подбросить кое-что на грузовых парашютах. Как только получим — обязательно поделимся.

— Спасибо за доброе обещание!

— И вам спасибо за братский прием. Надеюсь, что в оставшиеся до освобождения этих лесов дни наша боевая дружба еще больше окрепнет. Но и у нас есть к вам просьба — поддержать продовольствием.

— Это можно, — с готовностью ответил комиссар отряда. — Сегодня же снарядим для вас двое саней. Подбросим крупы, муки, сахару немного, сала с полпуда, ну и еще кое-что… Где вас искать?

Огнивцев вынул из полевой сумки карту, развернул ее и указал квадрат.

На другой день после возвращения Огнивцева от партизан в лагерь отряда прибыли сани с продовольствием. Однако всего этого хватило бы отряду не более чем на двое суток. Надо было что-то предпринимать, добывать продовольствие. Выход был один — нападение на продсклад немцев. Но и у тех вряд ли можно было чем-то разжиться. Фашисты сами сидели голодными. Однако иного выхода не было.

Посоветовавшись, командование отряда решило послать в разведку Васильева с задачей прощупать противника, как выразился начальник штаба, «на предмет решения продовольственной проблемы».

— Ну, что ж, на «предмет» так на «предмет». Задача довольно неопределенная, но по существу правильная, — сказал Шевченко.

Не прошло после этого разговора и часа, как Васильев с десятью бойцами взвода отправился на север в направлении деревень Покровское-Жуково и Вертково. Идти на лыжах было неимоверно тяжело: штормовой ветер со снегом сбивал лыжников с ног, слепил глаза, и потому на преодоление шести километров было затрачено более трех часов и… неудачно. В этих деревнях орудовали многочисленные группы немецкой продовольственной команды. Нападать на них среди бела дня было равносильно самоубийству. Это с непреложностью установили посланные в разведку сержант Воеводин с рядовым Борисовым, которые подползли к одной из крайних изб деревни Покровское-Жуково и узнали у местных жителей, что численность хорошо вооруженной команды куроловов и свинокрадов превышает полсотни человек. Но бойцам удалось установить и то, что, убедившись в отсутствии в этом селении, ограбленном немцами еще в ноябре, приличных запасов продовольствия, офицеры направили на поиски съестного с десяток солдат на четырех санях в глухую лесную деревушку Теплово, где фашисты еще ни разу не бывали.

Оценив обстановку, Васильев решил перехватить эту «грабь-команду», когда она будет возвращаться назад. Стремительный марш-бросок, и вот уже лыжники оседлали дорогу на выходе из Теплово. Разведчики, пробравшиеся в деревню, сообщили, что оккупанты уже вовсю развернулись в деревне — режут коров, свиней, бьют домашнюю птицу.

Короткий зимний день истекал, надвигались сумерки, а фашистские «заготовители» почему-то не особенно спешили в обратный путь.

— Товарищ командир! Неужели они останутся на ночь? — обратился к Васильеву сержант Воеводин.

— Не думаю. Они побоятся ночевать здесь, в отрыве от своих… Видимо, еще не закончили «свою работу»…

— А если останутся? — все допытывался сержант.

— Тогда мы их накроем в деревне и прищучим сонных и тепленьких…

Сказать-то так было легко, а выполнить намного сложнее. Одно дело перехватить обоз на дороге, где можно использовать и пулеметы, и автоматы, и гранаты. И совсем по-иному придется действовать в деревне, в которой нужно соблюдать крайнюю осторожность, чтобы во время схватки не пострадали женщины, дети, старики…

«Нет, придется запастись терпением и ждать, ждать, несмотря на мороз, хоть до утра», — решил Васильев.

И хотя основательно продрогших разведчиков эта перспектива явно не устраивала, никто не обронил и слова несогласия с решением командира. Воинская дисциплина соблюдалась в отряде неукоснительно.

А мороз пробирал до самых костей. Но ни побегать, ни поиграть было нельзя. Поэтому каждый боролся со стужей, как мог. Одни занимались «согревательной гимнастикой», усилием воли напрягая и расслабляя тело, другие исподтишка лежа тузили друг друга. При этом вполголоса крепкими словцами поносили оккупантов.

— Ну и нахалы же! Ну и хамы! — сокрушались зло разведчики. — Не только начисто обобрали колхозников, но и устроили пирушку. Пьют шнапс, закусывают в теплых избах, ведут себя как дома. А тут лежи полуголодный и мерзни в сугробах, пока они нажрутся.

— Не скоро мы их дождемся, — сказал усатый разведчик. — Говорят, у них в армии с харчами стало туго. Вот они и стараются заполнить свои желудки на неделю, как верблюды.

— Нечего ждать их на дороге, нужно засветло раздолбать их в деревне. Метель не унимается, да вечер вот-вот наступит. Так ведь можно и окоченеть, — со злостью высказался Сидоров.

— Раздолбать! Раздолбать! А ты, Сидоров, подумал о том, что в деревне кроме оккупантов находятся советские люди: дети, женщины и старики, которые могут невинно пострадать при твоей «долбежке»? — возразил рядовой Черноусов.

Трудно сказать, сколько бы продолжался этот разговор, если бы в него не вмешался сержант Воеводин:

— Уймись ты, ради бога, Сидоров. Подожди. Дай срок. Все будет как надо, начальству виднее, как поступать.

Не прошло и трех минут после слов Воеводина, как наблюдатель доложил:

— Товарищ старший лейтенант! По дороге из деревни Теплово на Васильевское-Соймоново движутся четверо саней противника.

— Приготовиться! — скомандовал Васильев. — Без моей команды огня не открывать.