- А кому такой студент нужен - сорок лет, инвалид первой группы! - вспоминает он. - Не хотели меня принимать. Еле-еле упросил.

Окончил он физмат, потом и Высшую партийную школу. И думается, эти годы студенчества во многом позволяют понять и его сегодняшнее отношение к сложным проблемам спорта. Не случайно, например, Виктор Ильич создал в Минске первую и пока единственную в СССР библиотеку по физической культуре и спорту, которая уже сейчас насчитывает 93 тысячи томов. Отвел под нее помещение, где раньше находились раздевалки бассейна института физкультуры. Кое-кто и по сей день недоволен.

- Правильно, - соглашается Ливенцев, - раздевалки сейчас, конечно, нужны. Но завтра библиотека будет все-таки нужнее.

Так во всем - подход с дальним прицелом.

Ливенцев возглавляет Республиканский комитет по физической культуре и спорту с 1958 года. Вряд ли стоит говорить о достижениях белорусских спортсменов на всесоюзной и международной арене - они известны. Но нам не так уж часто приходится слышать о том, как создается база высоких достижений.

Сегодня в развитии спорта в Белоруссии участвуют все партийные, комсомольские и советские организации. Комитет физкультуры всегда рассчитывает на их содействие. Посмотрите, на кого опирается Ливенцев. Это первый секретарь горкома партии г. Новополоцка Артур Безлюдов, превративший свой город в центр массового спорта, подобно Салавату и Северодонецку; это председатель колхоза имени Калинина Алексей Стариков, создавший, казалось бы, в безнадежном месте, в гиблых Пинских болотах, передовое хозяйство, построивший стадионы, корты, спортзалы - комплекс, которому позавидуют иные города. Можно назвать еще многих преданных спорту людей в отраслевых комитетах профсоюзов, в министерствах и ведомствах. Но эти люди и эта взаимопомощь организаций появились не сразу, не вдруг. Понадобились годы усилий. Ведь что значит участвовать в развитии спорта? Это значит - выкладывай средства! Бери на себя ответственность, обязательства!

- Не раз, - вспоминает Ливенцев, - приходилось выяснять отношения и в самых высоких инстанциях. Спорить, убеждать, доказывать. Недавно довелось услышать о себе такое: "Ливенцев - человек с государственным подходом к спорту". Смешно! А разве ж сам спорт дело не государственное?!

По должности своей председатель комитета должен поровну делить внимание и заботу между каждым из 24 видов спорта. Но, наверное, еще не было такого председателя, который бы не имел своей особой привязанности.

- Виктор Ильич, за какой вид спорта вы болеете?

- Ближе мне, пожалуй, борьба.

Ливенцев не раз выезжал как руководитель сборной команды СССР по борьбе на международные соревнования. Рассказывают, что о своих могучих подопечных он заботится как о детях, покупает им - и победителям и проигравшим - подарки. Перед стартом не делает никаких внушений, "накачек". Но борцы утверждают, что, когда Виктор Ильич наблюдает их схватки, они просто не могут его огорчить, они обязаны выиграть!

- Виктор Ильич, а кто ваш любимый спортсмен?

- Александр Медведь.

- Почему именно он?

- А потому, что сколько есть определений хорошего человека, все они применимы к Саше.

- А было так, чтобы спортсмен, к которому вы испытывали уважение, вдруг проявил себя с неприглядной стороны?

- К сожалению, случалось.

- И вы прощали?

- Никогда.

Он говорит это очень твердо. Сузились и блеснули стальным блеском глаза, и в углах рта обозначились твердые складки. Именно в этот миг я вдруг увидел в нем черты бывшего командира.

В кабинете трещит телефон.

- Ливенцев слушает. Так… Ну сколько раз я вам говорил: живите в контакте!..

Снова звонок.

- А, здравствуй! Как живем? Так, ничего, футбол вот заваливаем. Спасибо, поправим с твоей помощью.

Заходят в кабинет разные люди. Дела, вопросы, проблемы. И все не терпит, все срочно. А человек за столом словно совсем не спешит. Курит, посмеивается - веселый, спокойный. И люди сразу обретают здесь душевное равновесие. Так вот и решаются государственные дела.

С Анатолием Ивановичем Чинилиным, ныне заслуженным мастером спорта и заслуженным тренером СССР, заместителем председателя Всесоюзной федерации волейбола, председателем Всесоюзного тренерского совета, судьей международной категории, а в то время молодым волейболистом по прозвищу Козел, я мог познакомиться в 1934 году в Хабаровске. Мог, да не познакомился.

В то время я, пятиклассник, играл во взрослой команде хабаровского "Динамо". Моя роль была более чем скромной - выдавать мяч на удар Александру Худякову. Это был высоченный, всегда взлохмаченный человек с поразительной прыгучестью: одно время ему даже принадлежал рекорд страны в прыжках в высоту. Отталкиваясь одной ногой, Худяков выпрыгивал над сеткой по грудь и страшным ударом заколачивал мячи, которые никто и не пытался брать. Это был главный бомбардир нашей команды, и ему требовался подносчик снарядов. Роль этого подносчика выполнял я.

Не знаю уж теперь, как у меня это тогда получалось, но только я мог вслепую выложить Худякову мяч точно, до сантиметра, нужной высоты и на нужном расстоянии от сетки. Больше я ничего практически не умел, но Худяков чувствовал себя увереннее всего именно тогда, когда под боком находился я, его личный поставщик.

Так вот, летом 1934 года на Дальний Восток приезжала сборная Москвы, и мне могла выпасть великая честь - сыграть против Чинилина. Но я был в пионерском лагере и, к своей обиде, даже не видел знаменитых москвичей. Но кто-то из ребят побывал на игре и потом, захлебываясь от восторга, клялся честным пионерским, что капитан московской команды Чинилин, которого все почему-то зовут не иначе, как Козел, принимая мяч, делает сначала кульбит, а иногда и сальто!

А что, я верил… И когда четыре года спустя переехал в Москву, то в первый же свободный день помчался в Центральный парк культуры и отдыха, где, слышал, играли лучшие волейболисты страны. И - о, счастье! - сразу же увидел Чинилина (я тогда еще не знал, что он играет в парке каждый божий день).

Увидел и в первую минуту разочаровался: в защите ни кульбитов, ни сальто он, оказывается, не делал, а в игре у сетки никакого сравнения с Худяковым не выдерживал. Но прошло с полчаса, и я уже как завороженный следил за каждым движением Чинилина, понимая, что передо мной - великий артист.

Абсолютно разносторонних спортсменов не бывает, не может быть, природа всегда где-то чуть прибавит, чуть убавит. А вот Чинилин, хотите верьте, хотите нет, абсолютно все делал одинаково прекрасно.

Недавно я спросил его, любил ли он в игре что-нибудь одно больше, чем другое?

Я боялся, что он вдруг признается, скажем, в пристрастии к атакующим приемам - такое пристрастие разрушило бы мое представление о Чинилине как о спортсмене, об уникальном универсале. Он бросил на меня сердитый взгляд и сказал:

- Я все любил одинаково! Все!

Невозможно, конечно, рассказать, как играл Чинилин. Его надо было видеть. Представьте себе худощавого, тонкого, невысокого для волейболиста человека (рост 174 сантиметра), прыгучего, как цирковой акробат, резкого, порывистого и в то же время изящного, безукоризненно техничного и естественного в каждом своем движении. Добавьте к этому пронзительный, диковатый взгляд, которым он, играя, то и дело обшаривал площадку - свою и противников, добавьте саркастическую усмешку, которая в моменты редких неудач вдруг кривила его губы, добавьте безжалостность к себе во время падений, бросков за мячом и добавьте в довершение ко всему хитрость и коварство в нападении, когда, взлетев над сеткой, он бил неожиданным способом, почти всегда застигая врасплох противников.