Мы похоронили их на центральной площади Перемышля…

Так вот, о харьковских девчатах, которые дождались победы. Люда Сошникова окончила мединститут, защитила кандидатскую диссертацию. Шура Иващенко и Люда Кравец - советские работники. Шура вырастила и воспитала прекрасного сына, стала бабушкой. Лиза Петренко - искусствовед.

Кто- то из ребят вспомнил и «Васю Теркина» -гармониста из третьей роты Алексея Щукина. Его сильно покалечило на Букринском плацдарме. Остался хромым, правая рука тоже плохо действует. Инвалид. Но Алексей не сдался - и по сей день заведует пасекой совхоза на Алтае.

Букрннский плацдарм! О нем хорошо помнят все мои товарищи. Читая их письма, и я не могу не вспомнить, как мы форсировали Днепр, переправляясь на подручных средствах под огнем врага, как налаживали связь с тылами на левом берегу, как отражали контратаки фашистов. А высота 279,2 останется в памяти до последних дней! Много сил и много жизней отдано было за овладение ею. Там погиб командир батальона капитан Гуляев. Вместо него комбатом стал старший лейтенант Горюшкин. Под его командованием батальон овладел высотой. И удерживал ее дорогой ценой. За героизм и мужество, проявленные в этих боях, Николаю Горюшкину было присвоено звание Героя Советского Союза.

Я был на этой высоте, когда там хоронили погибших. Среди них было - много воинов-узбекистанцев, в том числе и Хамза Мухаммадиев, который за те бои был награжден орденом Красного Знамени, да так и не успел его получить.

И опять появляется мысль: «А что было бы, если бы в ту ночь батальон не сумел захватить высоту? Или не удержал ее в тот день, когда фашисты четырнадцать раз шли на штурм высоты?»

…А вот письмо от Степана Глобы, командира бронетранспортера, на котором в боях возили знамя бригады. Он вырос под Тернополем. Летом сорок четвертого года, после освобождения Тернополя, мы поехали в его деревню… Лучше было бы нам не ездить. Из всей деревни в живых осталось два старика. Здесь гитлеровцы согнала людей в школу, заперли и сожгли… А тех, кто не попал в этот костер, побросали в колодец. Видел я ту сожженную школу и тот колодец… Такое забыть нельзя!

В своем письме Глоба вспомнил и Колтовский коридор, в котором осколком снаряда было пробито знамя бригады, и форсирование Вислы, и бой на Сандомирском плацдарме, в котором экипаж лейтенанта Оськина подбил трех «королевских тигров».

О многом напоминают письма фронтовых друзей. В них есть и высказывания, что надо не только нам самим помнить то величайшее зло, которое причинили нашему народу фашистские захватчики, не только о том, чего стоило нашей Родине их изгнание, - надо делать все от нас зависящее, чтобы дети и внуки наши знали и помнили, какой дорогой ценой мы завоевали мир и свою свободу.

Да, в первую очередь, именно мы, ветераны войны, должны рассказывать молодому поколению о том, что творили гитлеровцы на нашей земле, что готовили они нашему народу. А ведь нападая на нашу страну, фашистское руководство ставило перед собой задачу германизировать ее с помощью германских переселенцев и обращаться с коренным населением как с низшей расой. Гитлер высказывал своим приближенным мысли о том, что германские колонисты на «бывшей территории России» должны жить в изумительно красивых поселениях. Немецкие учреждения получат чудесные здания, губернаторы - дворцы. Вокруг будет построено все, что нужно для жизни. Он планировал в радиусе 30-40 километров от городов создать пояс из красивых деревень, соединенных первоклассными дорогами. Все, что будет существовать за пределами этого пояса, - другой мир, в котором они, хозяева, разрешат жить русским…

Нет, мы не можем, не имеем права забыть о пережитом Родиной в годы Великой Отечественной войны. И мы будем напоминать об этом сыновьям к внукам, будущим поколениям. Напоминать об ужасах войны, чтобы война не повторилась.

…Школьные следопыты просят рассказать и о том, как началась война.

Каждый из нас встретил ее неодинаково…

КАПЛИ КРОВИ

Весной сорок первого года в дивизии сформировали команду по подготовке снайперов, меня назначили начальником этой команды. Разместили нас в местечке Субботники Гродненской области, недалеко от границы оккупированной фашистскими войсками Полыни.

Учебу снайперов организовали быстро, но меня не устраивало стрельбище. Оно не соответствовало требованиям программы по подготовке снайперов. Стрельбище надо было переоборудовать, да времени на это не хватало: учебная программа была очень напряженной. Наконец нашли выход: 22 июня организуем воскресник и всей командой до обеда перестроим стрельбище.

В воскресенье утро выдалось на славу. Тихое, теплое. А над речкой, повторяя ее извивы, плыл туман. Это как-то поднимало настроение, придавало бодрость, и мы с командирами взводов быстро обошли все участки, которые надо было перестроить, уточнили задачи каждого взвода.

- Вопросы ко мне есть? Нет. Отлично, значит, задача ясна - до обеда все работы надо закончить, а мне, по личному плану, предстоит поход в соседнюю часть. Как вы на это смотрите?

- Положительно смотрим, товарищ командир,- улыбаясь, ответил лейтенант Воробьев.- Все сделаем на отлично.

Не спеша шагаю по березовой роще, полной грудью вдыхаю насыщенный ароматом молодой листвы воздух, вслушиваюсь в звенящие голоса птиц. Выходя на опушку, глянул под ноги и… ой, да это же земляника поспела! Приятно удивленный, я склонился над веточкой с двумя рубиновыми каплями. Осторожно сорвав веточку, поднес ее к лицу и стал наслаждаться неповторимым запахом. Рядом увидел еще две веточки с ягодами. Сорвал и их.

Изредка поглядывая на веточки спелой земляники, я шел дальше, а со стороны деревни мне наперерез уже бежал запыхавшийся связной.

- Вас срочно вызывают в штаб полка. Вот пакет…

Конверт с красной полосой по диагонали. Мобилизационный! Ускорив шаг, я чуть ли не бегом добрался до здания штаба - одноэтажного деревянного дома с невысоким крыльцом. Рывком растворил дверь и в недоумении остановился: на ярко освещенном полу у самого порога несколько алых пятнышек. Неужели упали мои ягоды? Нет, стебельки с ягодами зажаты в ладони. А на полу были капли крови.

Подняв голову, я увидел незнакомого капитана и рядом с ним фельдшера, который бинтовал капитану простреленное плечо. Командир и начальник штаба полка, прибывшие по вызову командиры подразделений слушали капитана. А он, часто умолкая и сжимая от боли зубы, рассказывал:

- На рассвете фашисты обстреляли Брест… Бомбят Барановичи. Там наши части… Я вез донесение в штаб армии… «Мессер» настиг и обстрелял машину… Покалечил, сволочь, и меня.

Война! Случилось то, к чему мы готовились и что тем не менее началось совершенно внезапно…

Командир полка объявляет приказ:

- Сбор подразделений по плану «Боевая тревога». Напоминаю: район сбора за речкой Тихая в лесу. Семьи командного состава завтра будут эвакуированы в Минск. Вам, лейтенант Савельев, снайперов отправить по своим частям и принять третью роту первого батальона.

В лесу, на месте сбора, солдаты получают сухой паек, боеприпасы. Командирам выдают автоматы ППШ по два снаряженных диска и по две ручные гранаты.

С наступлением темноты колонна автомашин вытянулась на шоссе и двинулась в сторону границы - навстречу врагу.

На восходе солнца нас атаковали четыре фашистских самолета. Колонна быстро расчленилась, солдаты спрыгнули с машин и гуськом, по отделениям, побежали в стороны от дороги… Один «мессер» пикирует на нас, обстреливает и делает разворот для второго захода… Действую по уставу, как учили, как еще вчера учил сам:

- Ложись! По пикирующему!… Залпом!…

И случилось то, чего, кажется, никто не ожидал. Попали! Самолет прекратил огонь и, не выходя из пике, врезался в землю около крайнего дома деревушки.

Кто- то из ребят стонет. Санинструктор, на ходу расстегивая сумку, спешит к раненому. Прибежал связной: комбат вызывает командиров рот.