— Я не… это неправда! — закричала она, ударив рукой по столу. — Я христианка и…

— Вы лицемерный кусок дерьма, — прорычал я. — Как вы…

— Я не потерплю…

— Придется потерпеть! — взревел Кейдж, и, срань господня, он был очень громким. О чем я иногда забывал, учитывая, как хорошо тот умел контролировать свою тональность, но стоило ему пожелать, и Кейдж мог сотрясать стены. Правда, это имело некий смысл. Он был массивным и мускулистым, его руки, плечи и грудь были сложены словно у танка, поэтому, когда он хотел кричать, Господи спаси, умел это делать. — Я не знаю ни одного христианина, который относился бы к ребенку — любому ребенку — с таким умышленным неуважением, безразличием и презрением, как вы.

— Я…

Он повернулся и указал на двух женщин и мужчину в костюмах, стоявших в дверях офиса.

— Эти люди здесь для того, чтобы зачитать вам ваши права, оформить для вас административный отпуск на время расследования и принять заявление о социальном обеспечении детей, о которых должен заботиться департамент под вашим руководством.

— Вы же не думаете, что я стану заботиться о неблагополучных детях так же, как и о хороших, — сказала она, снова повысив голос. — Многие из этих детей имеют серьезные психические проблемы, они либо несовершеннолетние преступники, либо…

— Это дети, — припечатал Кейдж таким глухим и ледяным тоном, что я ощутил холод. — Ваша работа — защищать их. Вы не справились.

— Не ждите, что я стану помогать черным мальчишкам, потому что они ненавидят меня, и этим ужасным детям, которые не знают, мальчики они или девочки, или грязным маленьким педикам…

Прескотт ахнула, что тут же привело Каллен в чувство и, прикрыв рот рукой, она наконец прекратила свою тираду.

Я сразу подумал о Джосуэ, Каботе и Дрейке, молодых людях, уже не детях, но все еще нуждающихся в руководстве, поддержке и защите. Если бы они были на несколько лет моложе, то столкнулись бы с холодным безразличием Себреты Каллен, и, возможно, потерялись бы так же, как Хань и Вэнь. Меня мутило при мысли о том, что могло случиться с моими мальчиками — или даже со мной — в другое время и в другом месте. Я был геем и воспитывался в приемной семье, но никогда не сталкивался ни с кем вроде Каллен. Она смотрела в полные надежды, умоляющие глаза детей, обращающихся к ней за спасением и убежищем, поддержкой и заботой, и выбрасывала их, как мусор. Волна отвращения оказалась настолько сильна, что пришлось дышать через нос, лишь бы не блевануть.

Кейдж повернул голову к людям в костюмах, сосредоточившись на одной женщине, которая явно была главной в комнате. Она достала телефон, а мужчина шагнул вперед, открыл папку и начал лихорадочно что-то записывать.

— Готово, — сказала Кейджу женщина с телефоном, подняв глаза лишь на мгновение, а затем вернулась к разговору. Когда она закрывала жалюзи в офисе, я увидел ее значок и без труда прочел «Министерство юстиции», а ниже: Ронда Тейлор. Она была высокой — по меньшей мере шесть футов два дюйма — потрясающей женщиной с длинными светлыми волосами, которая больше походила на модель, чем на адвоката Министерства юстиции.

Кейдж снова повернулся к Каллен.

— Себрета С. Каллен, настоящим вы освобождаетесь от должности директора Детского отдела WITSEC в Северном округе Иллинойс.

— Но я не хотела…

— И не для протокола, — добавил он ледяным тоном, — вы отвратительный человек, и я лично позабочусь о том, чтобы против вас возбудили уголовное дело.

— Вы ничего не найдете…

— О, мы найдем, — заверила Прескотт, ее голос дрожал точно также, как и руки. — Мы, безусловно, что-нибудь найдем.

— Пройдемте с нами, пожалуйста, — приказала Тейлор, закончив разговор по телефону. Поджав губы, она сверкала глазами, с трудом сдерживая гнев.

Каллен обошла стол и встала перед Кейджем.

— Это охота на ведьм, потому что ты гей и ненавидел меня с самого начала.

Его челюсть напряглась, и хотя я точно знал, что Кейдж никогда не ударит женщину, тем не менее поступи он в этом конкретном случае иначе, никто бы в этой комнате не сказал и слова.

— Мадам, до сегодняшнего дня я понятия не имел, кто вы такая и что вы не выполняете свою работу, и это моя ошибка. Я доверяю другим руководить различными отделами в этом здании, и недавно мне напомнили, что если я сам не выберу руководителя, то никогда не смогу быть уверен в достоверности отчетности. Если бы вы делали свою работу подобающе, то никогда бы меня не увидели. Как бы то ни было, против вас выдвинуты обвинения до официального расследования. Вы останетесь под домашним арестом, пока следствие не закончится.

— Ты не можешь…

— Он может, и уже сделал это, — сообщила ей Тейлор, ее голос дрогнул. — А если бы не он, то это сделала бы я, поэтому идемте с нами, мисс Каллен. Мы должны обсудить ваши ожидания в течение этого переходного периода, а также радиус ваших передвижений из дома.

— Я не преступница!

— Еще какая, — протяжно произнес Кейдж, поворачиваясь к ней спиной, явно закончив говорить с этим ужасным человеческим существом, и намеренно медленно вдыхая, подозреваю, чтобы не взорваться.

После того, как Каллен увели, мы несколько минут стояли молча, пока команда в комбинезонах не вошла и не начала разбирать офис прямо у меня на глазах, снимая фотографии и картины со стен, упаковывая награды и сертификаты в рамках, складывая в коробки игрушки и свечи, ручки с ее стола и фотографии семьи. Было так холодно и безлико наблюдать за этим.

— О, Сэм, — прерывисто вздохнула Прескотт.

Он повернулся и посмотрел на нее.

Опираясь локтями о стол, она закрыла лицо руками и вздрагивая уставилась на экран глазами полными слез.

— Нужно, чтобы Джонс встретился со многими из этих детей прямо сейчас… еще вчера… или у нас будет больше… о Боже.

— Скажи мне, — потребовал Кейдж.

Она судорожно вздохнула, на мгновение прикрыв рот рукой и пошевелив пальцами, как будто по ним пробежали крошечные разряды тока. Потом выпрямилась и положила ладони на стол, стараясь взять себя в руки, прежде чем обратиться к нему.

— У тебя сейчас мальчик в морге.

— Возраст?

— Шестнадцать.

Он кивнул.

— Извини, но мне нужно, чтобы ты вернулась хотя бы месяца на три. Мне нужно знать, кто хорош в этом отделе, если таковые имеются, и контроль здесь, на месте, пока Джонс проводит выездные беседы. Это работа для двоих, пока мы не сможем получить данные по текущим, а также поступающим делам, по всем учтенным и размещенным детям.

— Да, — согласилась она.

— И ему нужен помощник.

— На промежуточную должность?

Их взгляды встретились, и на секунду показалось, что они ведут какой-то безмолвный диалог, я почувствовал, что стал свидетелем того невербального общения, о котором когда-то читал, но никогда не видел в реальной жизни. Мгновение спустя они оба повернулись ко мне.

— Сэр? — спросил я Кейджа.

— Найдите ему помощника, — велел он Прескотт, прежде чем развернуться к двери.

— Миллс? — спросила она.

— Миллс, — эхом отозвался он, выходя.

Я стоял и наблюдал за его удаляющейся спиной.

— Джонс.

Все мое внимание вернулось к Прескотт.

— Этот человек оказывает тебе безграничное доверие, как никому другому. Ты ведь понимаешь это, верно?

Я старался не поморщиться, потому что… она это серьезно? Мне? Доверяет мне? Мы об одном Сэме Кейдже говорим? Любой человек в здравом уме ухватился бы за возможность быть тем, к кому он обращается хоть за чем-нибудь, потому что если Кейдж хоть каплю доверяет тебе, это многого стоит. Но никак не мне, я не мог быть одним из таких парней. Есть другие, гораздо более квалифицированные, чем я.

— Думаю, я его единственный вариант на данный момент.

Она покачала головой.

— Я работала на него долгое время, его нельзя застать врасплох. — Прескотт вздохнула. — Ты должен ценить себя. Если бы он не был уверен, что ты справишься с подобной работой, то никогда бы не назначил тебя на эту должность.

Я попытался переварить все услышанное. То, что мне было известно о Кейдже, и то, что он обычно обращался со мной как с тупицей, противоречило ее словам. Может, он все-таки не считал меня таким уж полным идиотом? И подсознательно я понимал, что так и есть, иначе я бы не находился в его команде, но неужели он умер бы, сказав мне это вслух? Даже мимоходом бросить: «Знаешь, Джонс, а ты не совсем отстой». Я мог только представить, каково это — быть его ребенком. Сильный и молчаливый — это все замечательно, если знаешь, что тебя любят или, в моем случае, уважают.

— С другой стороны, ты должен понимать, что это не работа с почестями.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что эта работа не для адреналинового наркомана. Это маленький угловой офис, и когда ты выходишь на улицу со своим значком, никто не смотрит на него. Их гораздо больше интересует цепочка на твоей шее. Ты все еще будешь носить пистолет, но за все годы работы я вытаскивала свой лишь дважды.

— Это хорошо. Я бы предпочел никогда не вытаскивать свое оружие, — твердо ответил я, произнеся, как мне казалось, то, что в данный момент следовало сказать, лишь бы не закричать.

Она говорила так, будто я уже покончил с оперативной работой, где занимался тем, что умел лучше всего, прикрывая Яна. В ее устах все звучало так естественно, словно это был мой новый путь, а вовсе не решение на грани жизни и смерти, каковым оно являлось на самом деле. Я не мог себе представить, что больше не буду членом команды Сэма Кейджа, не буду напарником Яна, перестану заниматься тем, чем занимался последние пять лет. Мысль о переменах ужасала, но вместо того, чтобы возразить, я подавил страх, потому что в то же время существовали и другие аспекты работы, которые я выполнял сейчас и в которых по большей части был лучшим, и именно о них она сейчас и говорила. Возможно, Сэм Кейдж разглядел во мне иную сторону, ту, которая хотела помогать и заботиться, а не наказывать.

— Джонс?

— Я слушаю, — отозвался я, пока обрабатывал информацию у себя в голове.