Перед глазами проходит весь сегодняшний день: что-то беспокоит. Бойцы эскадрона обрадовались, когда тачанки покатились по пригородной каменистой дороге, гремя колесами. Всадники выпрямились в седлах, лошади пошли веселее, дружно выстукивая копытами.

Чистый осенний день мирно угасал. Еще снежные вершины розовели в последних лучах солнца, а в глубоких ущельях уже смолкали птицы, готовясь ко сну. В лагере пулеметного эскадрона вечерние тени быстро удлинялись, сгущались, скрадывая и пряча все вокруг - пригорки и деревья, коней на лугу и серые палатки на опушке. Именно в сумерках к нему подошел коновод первой тачанки юный кабардинец Алимхан Хакупов. Хороший боец, меткий стрелок, влюбленный в лошадей.

- Т… тварыш к… кмандир, - обратился он взволнованно и неуверенно, и от этого еще больше запинаясь, проглатывая гласные, отчего согласные просто взрывались. - За горой - гора, там на утесе - мой аул… Два часа коню скакать. Т… варыш к… кмандыр, раз-и-реши, п-жалуста! Там - мой мать, мой отец, сестра!

Оленич вспомнил, что Хакупов прибыл в полк с группой пополнения из Ставропольского запасного полка.

- Не так просто, Алимхан. Нужно к командиру полка обратиться…

Было ясно, что полк до утра останется здесь, значит, до рассвета время есть. «Командир полка уедет с женой в Нальчик к командующему - они старые друзья. Начальник штаба не будет возражать, если я отпущу бойца проведать родителей. Надо будет только доложить дежурному по части… Кто сегодня из офицеров дежурит? Кажется, военфельдшер Соколова. Женя Соколова! Симпатичная девушка. Наверное, и она простит мне самовольство и не доложит командиру полка на утренней поверке».

- Алимхан! Разрешаю тебе на своем коне съездить домой. Но помни: на утреннюю поверку прибыть!

Юноша выпрямился как струна, лицо его засияло радостью:

- Спасыба, к-мандыр! Ай, спасыба!

Боец крутнулся на одной ноге, словно юла, тут же исчез среди кустов в полутьме и сразу же послышалась частая дробь подков по каменистой дороге.

«А все- таки нужно было доложить кому-то из старших офицеров, иначе могут возникнуть неприятности. Я не имею права давать увольнительную даже на два часа. Это право есть у дежурного по части. Был бы Воронин на месте, все стало бы значительно проще. Жаль, комэска отвезли в местный госпиталь, куда-то в здание учительского института, и так поздно не поедешь туда». Лейтенант начал сомневаться в своей правоте, но дело сделано. Оленич все-таки решил пойти в штаб полка и доложить старшему офицеру. Первым, кого он встретил, был хорошо знакомый по Пятигорску и по боям в Минеральных Водах пехотный капитан Павел Иванович Истомин. Снова он рядом! Нет, не просто он зашел сюда повидать старых сослуживцев: хозяином расположился! Андрей хотел обратиться как к старшему по чину, но капитан сам неожиданно представился:

- Временно замещаю командира полка. Почему покинули вверенное вам подразделение?

С первой встречи лейтенант Оленич недолюбливал капитана Истомина за сухость и суровость в отношениях с подчиненными. Зная о жесткой дисциплине и педантизме этого офицера, все же решил доложить о Хакупове и тем самым показать свою независимость и готовность нести ответственность за собственные поступки. Истомин выслушал рапорт с невозмутимым лицом, но в прищуренных глазах Оленич заметил знакомые недобрые огоньки.

- Я не буду об этом вашем поступке докладывать командиру полка, но прослежу лично: если на утренней поверке не будет рядового Хакупова, отдам вас под трибунал.

От такой перспективы Оленичу стало жутковато, жаром обдало спину. Не потому, что испугался угроз, хотя они теперь казались вполне реальными и даже неотвратимыми, но потому, что показалось реальным то, что Хакупов может вообще не вернуться. Это было вроде последней ставки во вражде Оленича и Истомина - исход истории с пулеметчиком как бы ставил точку в споре двух офицеров.

Угнетенный и подавленный, Оленич неспешно возвращался в лагерь пулеметчиков. Но, каясь в легкомысленности и ругая себя за излишнюю мягкотелость, он нашел в себе капельку мужества, чтобы решить: а все же вера в Хакупова сильнее подозрительности. Вера - первооснова всего. Без этого немыслимы коллектив, общество, а значит, и войсковое подразделение.

Обошел расположение пулеметного эскадрона. Лагерь постепенно затихал. Уже совсем стемнело, и Оленич видел между кронами деревьев узорчатые куски ночного неба. Вот подал голосок сверчок, ему ответил второй, потом отозвался третий. Послышалось фырканье лошадей. Запахла примятая и остывающая трава. Прислушиваясь к звукам и запахам осенней ночи, Андрей вспомнил свое детство, ночную, под легким ветерком степь и себя вместе с дедом возле костра…

Не заметил, как уснул. Пробудился от того, что кто-то настойчиво теребил за плечо. Открыл глаза: над ним склоненное лицо связного ефрейтора Еремеева. Шинель накинута на плечи, пилотка с отвернутыми бортами натянута на уши. Небритый подбородок чуть серебрится щетиной.

- Товарищ командир… Ну же, товарищ лейтенант!

- Чего тебе? А, черт! Только что задремал.

- Дежурный по полку идет в наше расположение.

Оленич мгновенно подхватился: еще не хватало, чтобы Женя застала его спящим! Он быстро прошел по территории эскадрона, удостоверился, что ничего чрезвычайного не произошло, и вернулся к своей палатке.

Неподалеку часовой негромко окликнул:

- Стой, кто идет?

- Свои.

- Пароль?

- Курок. Отзыв?

- Клинок.

- Вызовите начальника караула.

- Есть вызвать начальника караула!

Но сержант Райков уже явился сам:

- Товарищ дежурный по полку! Личный состав эскадрона пулеметных тачанок находится на отдыхе. Происшествий…

- Отставить, сержант. Веди к командиру.

Дежурным по кавалерийскому полку оказался командир взвода разведки старший лейтенант Кубанов.

Андрей Оленич и Николай Кубанов почти одновременно в начале сорок второго года прибыли в кавалерийский полк, который был расквартирован в пригороде Пятигорска. Они быстро подружились, как это часто бывает в действующей армии, особенно на фронте, почти всегда вместе проводили свободные минуты, что хоть и не часто, но выпадали, пока стояли в станице и готовили призванных юнцов к боевым действиям.

Оба они - степняки. Николай из кубанского хутора, казак по рождению, веселый и вольный, как весенний ветер, прост до дерзости в обращении с людьми, даже незнакомыми. Андрей же селянин из донецких холмистых степей, сдержанный в чувствах и поступках, склонный к углубленным раздумьям над явлениями жизни, с людьми сходился робко, легко подпадал под влияние сильных личностей. Правда, полгода фронтовой суровой жизни изменили его характер, научили решительности и упорству. И все же много еще оставалось в нем от мечтательного юноши.

Узнав по громкому голосу Кубанова, Оленич пошел ему навстречу, в душе надеясь узнать что-нибудь новое о переформировке полка, а также о возможных изменениях в эскадроне пулеметных тачанок: после ранения старшего лейтенанта Воронина вопрос о командире эскадрона остается открытым. Может быть, в штабе уже известно, кого назначат? Только бы не капитана Истомина! Андрею ведь не все равно, кто будет его командиром. Хорошо бы прислали опытного конника-пулеметчика.

- Не спишь? - спросил Кубанов.

- Как же, ты дашь уснуть! У тебя горло как иерихонская труба: крепостные стены разрушит, не то что мой хрупкий сон.

- Ну вот, пришел к другу, а он и не рад.

- Только начал дремать… Никак не могу уснуть: отчего-то нахлынули воспоминания…

- С каких пор ты стал походить на старуху, которая любит вспоминать, что была девицей, как говаривал ваш славный комэск Воронин?

- Хочешь сказать, что я сентиментален? Но ты сам неисправимый лирик!

- Лирика, брат, оружие, а воспоминания - дым.

Молодые офицеры пошли рядом, отыскали удобное место, уселись рядышком на мягкой траве под деревом. Николай закурил папиросу и после недолгой паузы сказал будто между прочим:

- Майора Крутова вызвали в штаб армии.