Когда бомбардировщики улетели, я выглянул из щели. Там, где только что был накрыт «обеденный стол», зияла глубокая воронка, из которой сочился дымок с чесночным толовым смрадом.

И тут я заметил расширенные глаза молодого солдата, доставлявшего вместе с «дедом» обед.

- А где термоса? - закричал солдат.- Старшина меня со свету сживет! Приказал без них не возвращаться!

Василий Ананьевич, стряхивая пыль с седых усов, заметил:

- Скажи спасибо командиру, что твоя голова осталась на плечах. А ведь могла улететь вместе с твоими термосами.

Конечно, мой приказ диктовался, в первую очередь, здравым смыслом: до обеда ли под бомбежкой? Хотя многие из нас в подобной обстановке не раз пренебрегали опасностью и оставались целы. Но вот «сработал» накопившийся опыт и сохранил жизнь не только мне, но и моим боевым товарищам.

А вот еще случай, где ситуация была несколько иной.

После ранения, возвратившись из госпиталя, я нашел дивизию под Будапештом. Ночью попал в село, где расположился истребительный противотанковый артиллерийский полк, командиром которого оказался мой старый знакомый, Герой Советского Союза полковник Питерский. Наши полки не раз взаимодействовали, выручая друг друга из беды.

Я. зашел в домик, где разместился командир полка. Питерский очень обрадовался встрече.

- Как раз ты к горячему делу поспел,- сообщил он.- Веду полк под Будапешт. Сопротивляется вражина до последнего…

Не успели обменяться новостями, как послышался самолетный гул. Питерский, готовясь к ужину, только рукой махнул:

- Здесь каждый час бомбят. От бомб, да еще ночью, не набегаешься.

- Все-таки давай лучше выйдем отсюда,- предложил я.

- Ну это ты зря! - и полковник, убрав со стола карту, начал помогать ординарцу расставлять консервные банки.

Однако я направился к выходу, Что-то толкало меня из хаты. Пожав плечами, Питерский тоже пошел следом.

Не успели мы отойти от дома метров на двадцать, как раздался оглушительный свист. Это бомба прямым попаданием пронзила крышу дома. Но - не разорвалась…

- М-да… - протянул Питерский.- Ну и нюх у тебя! - повернулся он ко мне.

- Интуиция,- уточнил я.- Шестое чувство…

На войне случайностей не счесть. Иную как ни пытаешься объяснить с точки зрения здравого смысла - нет, не получается. И в том, что один человек жив, а другого нет - тоже может быть замешан непредвиденный случай. Почему в атаке в одного попала пуля-дура, а другого ни пуля, ни осколок не берут? Предчувствует ли человек опасность? Далеко не всегда. Но бывает, что человек своей волей, решительностью сам спасает себя от смерти. И не только себя, но и товарищей.

В связи с этим расскажу о сталинградской комсомолке Анне Лебедевой, которая служила в топографическом отделении артиллерийского полка. Здесь было десять ребят и одна девушка. Все как на подбор - молодые, симпатичные: мечтатель и поэт Миша Серебряков, школьный учитель Степан Марченко, темпераментный осетинец Семен Дзудаев, застенчивый Максим Богорел, рослый, с пышным чубом Федор Гедулянов… Как сестру, они любили Аню, берегли ее. Идут на топографическую привязку орудий, каждый несет какой-то груз. У Ани - то буссоль, то стереотруба. Понятно, кроме винтовки, вещмешка, противогаза. Ребята предлагают свою помощь, стараются облегчить фронтовую службу девушке, в обязанность которой входило наносить на планшет координаты артиллерийских целей. Но Аня ни в какую - очень хотелось ей быть полноценным солдатом.

Девушку топографисты считали своим счастливым талисманом. И не без основания. Однажды топографисты попали под сильный минометный огонь. «Ишак» (так солдаты прозвали немецкий шестиствольный миномет за издаваемый летящими минами звук, похожий на ослиный крик) буквально засыпал поле минами. Гитлеровцы старались во что бы то ни стало уничтожить группу артиллеристов, возвращающихся с задания; казалось, вот-вот их накроют. А они чудом уходили от разрывов. На пути попался неглубокий ровик. Плюхнулся туда вначале Максим Богорел, за ним Аня и еще два солдата.

- Все, здесь переждем,- сказал Максим.

Аня покрутила головой:

- Надо вперед.

- Лежи и не дыши,- с трудом переводя дыхание, отсапывался сосед справа, вытирая пилоткой потное лицо.- Побросает и перестанет.

В глазах Ани на чуть скуластом лице зажглись упрямые огоньки. Подхватив автомат, девушка выбросила из ровика легкое тело.

- Ты куда? - озлился Максим.- Стой!

- У, чертова девка! - приподнялся Семен Дзудаев.- Под огонь лезет.

Аня, обернувшись, крикнула что-то требовательное и злое. И все трое выскочили следом, бросились вперед. И тут одна из мин угодила прямо в ровик. Горячая волна толкнула в спины, но никого не задела осколком.

Позади осталась опасная зона обстрела, вся группа невредимой скатилась в свои траншеи. И тут Аня заметила устремленные на нее взгляды тех, кто только что лежал в ровике. В глазах - изумление и радость.

- Вы что, ребята? - отряхивалась Аня, поправляя под пилоткой короткую прическу.

Максим Богорел приподнялся и поцеловал девушку в щеку.

- Спасибо, Аня, дорогой наш талисман.

Она не все сразу поняла, зарделась смущенно, отмахнулась:

- Ну, вот еще что придумал…

После войны Анна Георгиевна носила фамилию Беспаловой, вышла замуж за одного из однополчан. До своего последнего часа была верна памяти тех, с кем делила фронтовые невзгоды. Об этом писала и в своих стихах. Были они литературно не безгрешны, но шли от чистого сердца, от доброй памяти, которую Анна Георгиевна называла солдатской совестью.

ЗДРАВСТВУЙ, ПОЛЕ БОЯ!

Дает почувствовать себя

Железка

Под черепом -

Осколок мины той…

Д.Ковалев

Только через три десятилетия приехал Анатолий Костин на то место, где, как посчитали, он был убит. Долго стоял, слушая, как колышется густая пшеничная нива, как в высоком небе поет жаворонок и где-то перекликаются звонкие детские голоса.

Если спросить Костина, о чем он думал в эти минуты, сразу не ответил бы. Мысли роились самые беспорядочные. Сквозь них, как зеленый росток сквозь сухую почву, пробивалось чувство, которое можно выразить одним словом: «Жив!».

До слуха донесся самолетный гул, и все тело напряглось ожиданием: в тот далекий день над полем боя висели чужие самолеты; бомбили хотя и беспорядочно, но жестоко. Сколько лет прошло, а помнит душа ту тревогу и опасность.

Костин осмотрелся, пытаясь узнать места. Тогда с наблюдательного пункта на окраине хутора Кисловского хорошо была видна опушка дальнего леса, рядом с ним неубранное кукурузное поле, посеченное пулеметно-автоматными очередями. Ближе к хутору окопались наши, у леса - фашисты.

Хорошо запомнилось то раннее осеннее утро на украинской земле. Мог ли тогда знать Костин, что снова придет на эту землю? А ведь могло случиться и так, что однополчане приходили и приезжали б на его могилу. Говорили бы вполголоса, боясь потревожить сон павших: «Вот здесь лежит артиллерист Костин. Он отличился в этот день. Помнишь?» И в ответ - легкий кивок седой головы.

Костин вспоминает свой путь к этому полю боя. Выпускник Тбилисского артиллерийского училища младший лейтенант Анатолий Костин попал на фронт в разгар сражения, которое развернулось от его родного города Орла до Белгорода. Командир артполка майор И.У.Хроменков, принимая пополнение, задержал взгляд на стройном младшем лейтенанте с первым юношеским пушком на верхней губе. Во взгляде том сквозил немой вопрос: «Не дрогнешь, лейтенант, в бою? Не подведешь товарищей?»

Майор Хроменков, видимо, остался доволен пополнением. Указывая рукой на запад, в сторону меловых гор, сказал:

- Там, за Белгородом, Украина, до нее всего несколько шагов. Но каждый шаг будет труден. Ваша задача, артиллеристы, проложить путь пехоте, защитить ее, матушку, от чужого огня…