Уже вроде бы все «отоспались» на Ельцине «по полной программе» – нет, знатному строителю надо совсем уж «выпрыгнуть из штанов», «врезать» побиваемому «с оттяжкой», отличиться. «Дайте мне, а то помру!»
Как тут не вспомнить схожие фигуры, внезапно возникавшие из небытия уже в более позднее, путинское, время. Например, «знатного танкостроителя» из Нижнего Тагила г-на Холманских, который тоже вот так, со сладострастием, лупил московских «бездельников», протестовавших против фальсификаций на выборах, и за это получил неслыханное повышение: с малозначительной должности начальника цеха скакнул аж в полномочные представители президента по всему Уральскому федеральному округу. Случилось это ни много, ни мало спустя почти четверть века после того пленума ЦК, на котором избивали Ельцина.
Да, мало что меняется в России…
Но избиение Ельцина продолжается:
«Горбачев. Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, самомнения, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки. Надо же было навязать Центральному Комитету партии эту дискуссию! Считаю это безответственным поступком. Правильно товарищи дали характеристику твоей выходке (вот опять – «выходка». – О.М.)
Скажи по существу, как ты относишься к критике?
Ельцин. Я сказал, политически как я отношусь к этому».
Но Горбачев не выпускает его из своих «когтей»:
«Горбачев. Скажи, как ты относишься к замечаниям товарищей по ЦК. Они о тебе многое сказали и должны знать, что ты думаешь. Они же будут принимать решение (как будто решение «товарищей» уже фактически не принято, как будто оно зависит от того, что скажет Ельцин. – О.М.)
Ельцин. Кроме некоторых выражений, в целом я с оценкой согласен. То, что я подвел Центральный Комитет и Московскую городскую организацию, выступив сегодня, – это ошибка».
Это центральный момент. Ельцин признал свое выступление ошибочным. После он будет говорить, что ошибка заключалась лишь в том, что он выступил с критикой на «юбилейном» пленуме, на пленуме, где обсуждался доклад, посвященный 70-летию «Великого Октября», так сказать, испортил товарищам приближающийся праздник, однако здесь, в последней ельцинской реплике, нет ни слова о «Великом Октябре». Просто: мое выступление ошибка, – и все.
«Горбачев. У тебя хватит сил дальше вести дело?
Голоса. Не сможет он. Нельзя оставлять на таком посту.
Горбачев. Подождите, подождите, я же ему задаю вопрос. Давайте уж демократически подходить к делу. Это же для всех нас нужен ответ перед принятием решения.
Ельцин. Я сказал, что подвел Центральный Комитет, Политбюро, Московскую городскую партийную организацию и, судя по оценкам членов Центрального Комитета партии, членов Политбюро, достаточно единодушным, я повторяю то, что сказал: прошу освободить и от кандидата в члены Политбюро, соответственно и от руководства Московской городской партийной организацией».
Однако Горбачеву все еще не хочется «просто так» отпускать ослушника. Ему кажется, что ослушник еще недостаточно наказан. В своем пространном заключительном слове (коротко он говорить не умеет) он продолжает его истязать:
«Я, конечно, считаю, что каждый может ставить перед Пленумом ЦК любые вопросы. Но есть же определенная этика…»
Ну что уж такого неэтичного совершил, ей-Богу, Ельцин? Ну, выступил. Ну слегка покритиковал. Вы же сами провозгласили гласность. Объявили, что не существует зон, закрытых для критики.
«Такое поведение… всех нас поражает. На таком Пленуме предъявить свои амбиции и увести Пленум от обсуждения серьезных проблем…»
И причем здесь амбиции?
Что касается обсуждения серьезных проблем, – как уже говорилось, никакого обсуждения на Пленуме проводить не предполагалось, Лигачев закрывал заседание. Так что никуда Ельцин почтенное собрание не уводил.
«Товарищ Ельцин выдвигает свои эгоистические вопросы. Ему, понимаете, не терпится, не хватает чего-то! Суетится все время… Насколько же надо быть безответственным, потерявшим чувство уважения к товарищам, чтобы вытащить все эти вопросы перед ЦК!»
Ну злодей, ну злодей Ельцин! Вытащил перед ЦК «свои эгоистические вопросы»! Где же здесь эгоизм, Михаил Сергеевич? Где вы его нашли?
«Сейчас, товарищ Ельцин, ты получил то, что должен был получить. Участниками Пленума политически верно и правильно оценена твоя позиция».
Ох, знаем мы, чего стоит это партийное единство! Особенно когда требуется «дать отлуп» смутьяну и ослушнику, хотя бы чуть-чуть отклонившемуся от «генеральной линии».
Горбачев принимается защищать от «нападок» Ельцина Политбюро и Секретариат. И, что особенно важно, – горячо защищать товарища Лигачева:
«Надо отвергнуть как очень серьезный промах то, что товарищ Ельцин бросил тень на деятельность Политбюро и Секретариата, на обстановку в них.
Теперь что касается товарища Лигачева. Он весь на виду. Такая особенность этого человека – весь на виду. Открытый, с боевым характером, эмоциональный человек, но человек, который имеет огромный политический опыт, предан делу перестройки. Костьми, так сказать, ложится за нее.
Это пустые разговоры, болтовня зарубежного радио, что у нас нет единства. Нас хотят поссорить, столкнуть то Горбачева с Лигачевым, то Яковлева с Лигачевым и так далее».
На самом деле никакого единства не было. И чем дальше, тем более очевидно это становилось. А уж о несовместимости Лигачева и Яковлева и говорить нечего…
Под конец, однако, Горбачев, несколько смилостивился по отношению к Ельцину:
«Видимо, и теоретически, и политически товарищ Ельцин оказался неподготовленным к такому посту, и ему сейчас трудно. Но я вот не сказал бы, что эта должность непосильна ему в перспективе, если он сможет сделать выводы. Ведь в партии у нас и более острые бывали ситуации, вспомните ленинские времена, товарищи. (Да уж, есть что вспомнить: где в конце концов оказывались те, кто осмеливался выступать против этой самой «генеральной линии»? У расстрельной стенки оказывались, в лучшем случае – в концлагере. – О.М.) Мы должны и восстанавливаем дух того периода во всем. Поэтому я не драматизирую сегодняшнюю дискуссию».
В заключение, подводя итог своей речи, Горбачев произнес до некоторой степени загадочный пассаж:
«Это то, что, думается, положено было сказать на Пленуме в связи с выступлением товарища Ельцина. Но я не услышал в его заключительном слове ответа на прямой вопрос: способен ли он взять себя в руки и уверенно повести дело. Сейчас я в трудном положении, но заключил бы так: все-таки, товарищи, не надо сгоряча решать этот вопрос. Я вношу предложение. Первое. Пленум ЦК КПСС признает выступление товарища Ельцина политически ошибочным. Не расшифровывать, по каким вопросам и что. Оно по всем пунктам политически ошибочно. И второе. Поручить Политбюро ЦК КПСС, Московскому горкому партии рассмотреть вопрос о заявлении товарища Ельцина об освобождении его от обязанностей первого секретаря МГК КПСС…»
Что имел в виду Горбачев, говоря, что не услышал от Ельцина ответа на «прямой вопрос», сможет ли тот «взять себя в руки и уверенно повести дело» и тем поставил генсека «в трудное положение»? Если бы Ельцин сказал, что сможет, тогда, хорошенько отплясавшись на нём, поверженном, его бы все-таки оставили на прежних постах? По-видимому, так оно и было бы. Но Ельцин этого не сказал и не отозвал своего заявления об отставке. Горбачеву не оставалось ничего другого, как предложить то, что он предложил.
И еще один момент, как бы смягчающий наказание: Горбачев не предложил рассмотреть вопрос об отстранении Ельцина от обязанностей кандидата в члены Политбюро – видимо, опять в расчете, что через какой-то короткий срок Ельцин «возьмет себя в руки», вернется в монолитные партийные ряды.