Но запустил военную машину, конечно, не Ачалов, хотя он, как всегда, стал ревностным исполнителем намечаемых карательных мер. Эту машину могли привести в движение только Язов и Горбачев. Правда, последний, как всегда, остался за кулисами.

Что же его в этот-то момент так напугало? Ну идет подготовка экономической программы… Он сам недавно так радовался этому. Возможно, испуг вызвали истерические предупреждения некоторых близких ему людей. Например, председателя Верховного Совета СССР Лукьянова (позднее он стал идеологом ГКЧП, хотя формально не вошел в его состав).

– Если будете так вести дело, – предупреждал он Горбачева и его окружение, – в сентябре Верховный Совет скинет правительство, в ноябре будут распущены Съезд народных депутатов и сам Верховный Совет. Назначат новые выборы, и не позднее декабря скинут и президента, и вас!

Горбачев, как всегда, не решился пойти до конца. Был дан отбой. Все приказы о передвижении войск в Москву были уничтожены. Словно бы ничего и не было.

Для чего все-таки потребовались эти странные маневры и кто какие выводы сделал из этого провалившегося (а мог бы и не провалиться!) спектакля? «Маневры понадобились просто для того, – пишет Рудольф Пихоя, – чтобы иметь дополнительные аргументы в противостоянии союзного и российского руководства».

Имеется в виду – в противостоянии, которое вдруг возникло при выборе экономической программы. Да и в целом – не только в экономическом, но и политическом противоборстве, к которому вернулись. Вот ведь какие бывают повороты. Еще недавно здесь царили мир и благолепие. Эйфория. И вдруг – потребовалось стягивать к столице войска. Что касается выводов…

«Для радикальных сторонников сохранения СССР из числа военных, КГБ и партаппарата, – продолжает историк, – на будущее стало ясно  – Горбачев не решится применить силу, чтобы разогнать новую российскую власть. Пройдет год, и 19 августа 1991 года на улицы Москвы зайдут, чадя и газуя, сотни танков и боевых машин. Появится ГКЧП. Появится сила против силы  – народ против путча. И кончится советский период в истории России».

Все же, думаю, относительно нерешительности Горбачева «силовикам» и аппаратчикам это стало ясно не до конца. Они и через год попытаются привлечь его на свою сторону.

К середине октября Петраков, выполняя поручение Горбачева, подготовил новый, тот самый «компромиссный» документ под названием «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночным отношениям». Как потом стали говорить, он представлял собой попытку «скрестить ежа с ужом».

13 октября Горбачев в очередной раз обсуждал с руководителями союзных республик, что делать с Союзом, с экономикой. Основное впечатление от стенограммы этого обсуждения − растерянность перед надвигающейся катастрофой, «обмен мнениями» в духе «кто в лес, кто по дрова».

В речах и репликах Горбачева, как это часто у него бывало, преобладали общие, тривиальные призывы: «надо преодолеть опасную тенденцию», «как воздух нужно взаимодействие», «на регулярной основе нужно решать и согласовывать все основные вопросы», «не должно быть параллелизма между деятельностью» различных органов власти», «надо договориться, чтобы правоохранительные органы действовали на основе законов» (чего ж тут договариваться – разве и так не ясно, как должны действовать эти органы? − О.М.), «нужно безотлагательно составить программы, подписать их и неукоснительно выполнять», «делать это в конституционном режиме» и т.д. и т.п.

Впрочем, и среди этих банальных призывов проскальзывали слова, свидетельствующие, что президент осознает трагичность ситуации и надежд на новую, «компромиссную» экономическую программу у него мало: «страна стоит в очередях», надо «спасать народ от голода», нам «угрожает гиперинфляция, экономика может оказаться вообще на грани хаоса»…

В общем, как чаще всего бывало на таких совещаниях, оно кончается ничем. Поговорили и разошлись.

Ельцина на совещании не было. Россию представлял его первый зам Хасбулатов. Он, без сомнения, пересказал своему шефу, что происходило на этой говорильне. Надо полагать, это послужило для Ельцина дополнительным толчком, чтобы перейти к решительным действиям.

15 октября Горбачеву была присуждена Нобелевская премия мира − «за его ведущую роль в мирном процессе, который сегодня характеризует важную составную часть жизни международного сообщества». Инициатором присуждения выступила Германия, у которой, как мы знаем, были особые поводы испытывать бесконечную признательность президенту СССР: прежде всего благодаря ему эта расчлененная на две части страна воссоединилась. Впрочем, и повсюду на Западе отдавали должное Горбачеву: именно он стал одним из главных инициаторов прекращения «холодной войны», расшатывателей и разрушителей мировой коммунистической системы.

− Благодаря Михаилу Горбачеву произошли значительные политические и экономические перемены в Советском Союзе и странах Восточной Европы, − такова была реакция Джорджа Буша на присуждение Горбачеву премии.

Реакция в самой Восточной Европе, и в распадающемся Союзе оказалось не столь единой, поскольку процесс этого распада был далек от завершения и было совсем не ясно, как дальше поведет себя Горбачев.

Никакого гипнотического действия не оказала полученная Горбачевым премия и на Ельцина. 16 октября он выступил на сессии российского Верховного Совета. По существу, его выступление (оно транслировалось по телевидению) было реакцией − весьма резкой − на действия Центра, который не принял программу «500 дней», заменил ее собственной программой.

Экономическую ситуацию в России Ельцин определил как близкую к чрезвычайной и ответственность за это возложил на Центр.

− Мы располагаем достаточной информацией, − сказал Ельцин, − чтобы ответственно заявить: существует откровенный саботаж по отношению к России в целом… Главные усилия Центра направлены на то, чтобы не допустить укрепления экономической основы республиканского суверенитета. Цель саботажа очевидна: создать у россиян впечатление, что вина за неблагополучное положение в республике лежит на парламенте и правительстве России.

При этом под Центром российский лидер подразумевал не только союзное правительство, не только Рыжкова, но и Горбачева: по словам Ельцина, игнорировать волю 150 миллионов человек, − жителей России, − как это делает правительство Рыжкова, можно только при одобрении и поддержке высшего руководства страны.

Ельцин обвинил Горбачева в недоговороспособности, в нарушении «джентльменских соглашений», которые они с ним заключают. Прежде всего, конечно, опять-таки имелись в виду соглашения, касающиеся программы «500 дней», о разработке которой они, Горбачев и Ельцин, договорились 27 июля.

− Тонущее союзное правительство, − сказал Ельцин, − нажало на президента, и он в очередной раз меняет свое решение.

Отныне, по словам Ельцина, все договоренности с Горбачевым придется строго протоколировать и публично оглашать.

При выборе программы перехода рынка, заявил Ельцин, Горбачев проявляет непоследовательность. И все для того, чтобы сохранить «ставшую ненавистной народу систему». Последняя программа Горбачева (та самая, «компромиссная» программа, подготовленная Петраковым, получившая в окончательном виде более короткое название – «Основные направления перехода к рынку») приведет к катастрофе в первые же месяцы ее осуществления.