Появились в газете и два обращения Ельцина − к русскоязычному населению Прибалтики, призывающее «к благоразумию», и уже цитированное – к военным, проходящим службу в прибалтийских республиках, − а среди них, естественно, было много выходцев из России, − с призывом не участвовать в антинародных акциях.

Было принято также Заявление руководителей четырех республик − Литвы, Латвии, России и Эстонии − в котором, в частности, говорилось, что стороны признают государственный суверенитет друг друга и «выражают готовность оказать конкретную поддержку и помощь друг другу в случае угрозы их суверенитету».

Заявление было подписано 13 января, то есть как раз в тот момент, когда возникла явная угроза суверенитету Литвы и, вроде бы не было сомнений, − Латвии и Эстонии. Россия − в лице Ельцина − вновь, уже более твердо, чем во время весеннее-летней экономической блокады Прибалтики 1990 года, которую ввел Горбачев, встала на ее сторону.

14 января Ельцин провел в Таллине пресс-конференцию. Главная тема, естественно, − события в Вильнюсе. На вопpос, кто отдал военным пpиказ стpелять, Ельцин ответил, что Горбачев отpицает свою пpичастность к этому, министp обоpоны Язов также утвеpждает, что его ведомство не отдавало такого пpиказа. Ельцин сообщил, что на его вопpос Язову, могли ли местные военачальники сами пpинять pешение откpыть огонь, Язов сказал: «Могли».

Журналисты наседали: кто же все-таки пpиказал стpелять, если не Гоpбачев и не Язов? Ельцин пожал плечами:

− Я не говоpил о том, что пpезидент стpаны или министp обоpоны не отдавали пpиказ или указания. Я говоpил, что они мне так ответили.

Если армия действовала самостоятельно, не означает ли это, что в стране начинается военный переворот?

Ельцин отверг такую возможность. По его мнению, армия сама по себе pасколота внутpенними пpотивоpечиями, и если кто-то в ней попытается совеpшить военный пеpевоpот, это пpиведет к взpыву в ней самой.

Ельцин также считает, что большинство военнослужащих не пойдет пpотив миpного населения. Если же это случится, народ, как полагает Ельцин, даст мятежникам «достойный отпоp».

Не думаю, что сам Ельцин в тот момент был твердо уверен, что переворот невозможен, но важно было успокоить население.

На самом деле, если армия действительно вышла из-под контроля, как утверждали (или намекали) высокие московские чины, никто не мог бы твердо сказать, не распространятся ли эти бесконтрольные действия за пределы Прибалтики и в конце концов − по всей стране.

А то, что безоружный народ в таком случае «даст отпор» вооруженным мятежникам − это так, дежурные, «духоподъемные» слова.

В этот же день, 14 января, вернувшись в Москву, Ельцин дал пресс-конференцию и здесь. Вопросы журналистов примерно те же, что и в Таллине.

Ельцина спросили, как он расценивает только что прозвучавшее заявление Пуго, что Центр не давал никаких указаний о применении силы в Прибалтике.

− Трудно пока проверить, − ответил Ельцин. − В ту ночь (то есть в ночь с 12-го на 13 января. − О.М.) и начало дня, разговаривая с президентом страны и с министром обороны Язовым, я ставил этот вопрос им в упор, и оба они ответили, что команд от них не поступало…

Ельцин добавил, что все это похоже на «сценарий Тбилиси»: тогда ведь тоже не могли найти, кто отдал приказ применять силу против мирных демонстрантов.

Удивило Ельцина и заявление Язова, что тот не знает российских законов, касающихся использования военнослужащих, призванных в России: еще в октябре прошлого года российский парламент принял решение, что «те ребята, которые призваны на территории Российской Федерации, не могут служить вне ее территории и тем более участвовать в военных действиях против мирного населения, в разрешении каких-либо конфликтов».

Не думаю, что Язов не знал об этом решении российского парламента, но для него это была «филькина грамота».

Вопрос:

− Почему до сих пор президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев не высказал своего отношения к той резне, которая произошла в Вильнюсе?

Вообще-то этот вопрос надо бы задать самому Горбачеву. Мнение Ельцина:

− Ему трудно высказаться по этому вопросу. После моего довольно резкого выступления (на Совете Федерации 12 января. − О.М.) и после выступления других руководителей республик все же казалось, что ищется наиболее деликатный выход из этого положения…

В этот день, позднее, Горбачев все же высказал, довольно невнятно, свою позицию по Вильнюсу на заседании Верховного Совета СССР.

Один из журналистов сказал, что утром у него была встреча «с двумя работниками КГБ из центрального аппарата». От них он узнал, что здесь, в столице, как и в прибалтийских республиках, создан Комитет национального спасения − спасения России и что 16 января в Москве планируется повторить все то, что произошло в Вильнюсе. Что он, Ельцин, готов предпринять для защиты суверенитета России?

Ответ Ельцина:

− Первое − быть готовым к этому и быть бдительным каждый час. Второе − немедленно принимать меры по выполнению постановления внеочередного Съезда народных депутатов РСФСР о том, чтобы органы Государственной безопасности на территории России подчинялись Верховному Совету Российской Федерации, а также создать специальный Комитет госбезопасности России. Надо это делать немедленно. И третье − мы все больше приходим к мысли о том… что защищать свой суверенитет нам, видимо, без российской армии все-таки не удастся.

Эта мысль − о разделе Вооруженных Сил, о создании республиканских армий, − вызывала сильнейшую аллергию у Горбачева. Между тем, его собственные действия или бездействие − как в том январе 1991-го в Прибалтике, − все больше подталкивали республики к этой мысли.

По словам итальянского журналиста, участвовавшего в пресс-конференции, в последнее время у него создается ощущение, что «союзные лидеры», прибегая к силе, «практически отказываются от идеи перестройки, потому что нельзя поддерживать перестройку «на штыках».

− Мне кажется, − ответил Ельцин, − что руководство страны под влиянием определенных сил пришло к выводу, что демократическим путем трудно решить наши проблемы, что надо поворачивать действительно к жесткой руке. У меня сложилось такое впечатление.

Такое впечатление было, конечно, не только у Ельцина. Журналист Дмитрий Остальский писал в «Независимой газете», что осенью прошлого года, после «парада республиканских суверенитетов», Горбачев решил вступить на «правый» путь, «демонстративно сделав ставку» на военных, генеральных директоров военных предприятий и коммунистов-ортодоксов. Но этот путь оказался тупиковым: «Опора на армию, ВПК и компартию, безусловно, надежная опора в борьбе с республиканскими властями. Возможны даже военные победы. Но армия, даже очень могущественная, не приспособлена для того, чтобы долго кормить трехсотмиллионную страну. Военные заводы выпуском еды и одежды тоже не занимаются. Новые кровопролития окончательно остановят экономическую помощь Запада…» Если президент и далее будет держаться «силового пути сохранения Союза», то республики, защищаясь, создадут новый Центр с новым лидером и новыми атрибутами власти…»

То, что осенью 1990-го и последующей зимой Горбачев «поправел», заметили тогда многие. Не отрицал этого и сам Горбачев. Однако объяснял он это тем, что как практический политик вынужден был тут двигаться за изменившимися общественными настроениями. В своей книге «Декабрь-91. Моя позиция» он так писал об этом: