- Ну что ж… может и здесь ты прав. Ну, тогда последний, Кузяев. У этого по моим агентурным данным определённый «бзик» имеется – «чехов» уж очень сильно не любит. В командировку эту, чуть не сам рвался. И не раз высказывался довольно откровенно. Это президенту можно с трибуны призывать «мочить в сортире», у него начальства нету, спросить некому, а рядовому бойцу следовало бы за языком следить.

            - А мы туда, что с дружественным визитом едем? Мочить и едем, чего уж тут стесняться,- вновь недовольно отреагировал капитан.

            - Опять ты меня не понимаешь. Я же не о боестолкновениях говорю. Я боюсь, как бы он с такими мыслями там всех, направо и налево мочить не начал. Понимаешь? Тогда ведь он весь полк с ног до головы… И ты тоже не отмоешься, и все твои заслуги псу под хвост, и мы тут…

            - Да не переживайте вы, товарищ подполковник. Кузяев не псих, и не садист, это я вам точно говорю. Смирных «чехов» он без причины, во всяком случае, мочить не станет. Если они там остались… смирные,- последние слова Шевандин вновь произнёс со своим обычным скепсисом.

            - Я тоже думаю, что не станет, но предупредить тебя обязан,- наставительно поднял палец вверх «замполит».

            - Я всё понял, приму к сведению,- немного дурашливо и в то же время с облегчением произнёс капитан, чувствуя, что инструктаж, кажется, близится к завершению.

            - Ещё раз желаю тебе и самому живым и здоровым вернуться и чтобы ни одного двухсотого и минимум трёхсотых, а лучше вообще ни тех, ни тех,- подполковник поднялся из-за стола, и протянул руку.

            - Ну, такого желать можно только при выезде на армейский полигон, на учения,- капитан покачал коротко стриженой головой, пожимая протянутую руку.

                                                                                  2

            Последние дни перед отправкой командированных не «напрягали» ни нарядами, ни работами. Старослужащие, уже бывавшие в таких командировках делились опытом, рассказывали случаи из своей «боевой практики». Истории в основном выбирались весёлые, чтобы не портить настроение отъезжающим. Но даже сквозь смех проступала горечь, ведь все знали, что после командировок «туда» на «стене памяти» полка всегда появлялись новые фамилии погибших. Знали и то, что кроме погибших были ещё и калеки-инвалиды, лишившиеся рук, ног, глаз…

            Трое друзей однопризывников Александр Лейс, Ренат Сибгатуллин, и Василий Кузяев находились в спальном помещении, возле своих рядом стоящих коек. Кузяев, рослый, мосластый, собирал вещмешок.

            - Кроссы вот добыл. В них, говорят, по горам лазить удобнее, чем в «берцах»,- Кузяев продемонстрировал друзьям новые кроссовки.

            - Ну, и где ты там их оденешь. В строю, что ли, один как чмо в них светиться будешь,- усмехнулся Сибгатуллин, невысокий крепыш.

            - Я ж не в строй, я когда по горам топать придётся, усёк?... Санёк, ты же в горах жил, скажи по ним в кроссовках лучше ходить?

            - Не знаю. У нас там горы пологие, в любой обуви можно. Хотя, резиновые подошвы должны лучше за камни цепляться. С другой стороны, в них ты щиколотки обобьёшь, а в берцах они защищены будут,- высказал своё мнение Лейс, средней комплекции солдат с серьёзным вдумчивым взглядом. Он сидел рядом со своей тумбочкой и, обхватив её ногами, старательно выводил адрес на конверте, потом положил в него письмо и кусочек фотоплёнки.

            - Ты эт чего, плёнку домой, что ли отсылаешь?- недоумённо спросил Кузяев.

            - Да, фотки вот не успел сделать. У меня дед фотолюбитель, пусть напечатает,- пояснил Лейс.

            - Слушай Сашка, а почему у тебя дед с бабкой в Германию не слиняли, они же немцы?- тут же экспромтом родился вопрос у Кузяева.

            - Не знаю. Они об этом как-то никогда и не думали. Их ведь на Алтай ещё детьми привезли из Поволжья. Они там почти всю свою жизнь прожили. Как же с Родины уезжать?

            - Ну, ты даешь. Мать-то твоя вообще родилась там, а не осталась, уехала,- возразил Кузяев.

            - И мать бы не уехала, если бы не муж, ну то есть отчим мой.

            - А ты как-то не говорил, что у тебя отчим. Теперь понятно чего они тебя с собой не взяли – отчим не захотел,- вмешался в разговор Сибгатуллин.

            - Да нет, отчим здесь не при чём. Дед с бабушкой не дали. Пусть, говорят, техникум здесь закончит, и нам старикам поможет. Я же, когда они уезжать собрались, в техникум в Бийске поступил,- спокойно пояснял Лейс.

            - Знали бы твои дед с бабкой, что ты после техникума в армию и в Чечню загудишь, наверное, не держали бы?- как само-собой разумеющееся констатировал Кузяев.

            Ничего не ответив, Лейс равнодушно пожал плечами.

            - А я ведь тоже мог не в десант, а в спорт-роту попасть,- подхватил Сибгатуллин.- Если бы первый разряд на первенстве области сделал. Не смог, пяти килограммов в двоеборье не добрал.

            - Жалел, небось?- глядел на товарища Кузяев сквозь игольное ушко, в которое вставлял нитку, собираясь подшивать свежий подворотничок.

            - Что разряд не сделал – очень жалел. А насчёт спортроты, я тогда ещё не в курсе был. Мне уже потом в военкомате объяснили,- пояснил Сибгатуллин.

            - А я мужики нет,- отрицательно покачал головой Кузяев,- я ведь не врал, хоть никто и не верил, что специально хотел попасть в часть, которая с «чехами» воюет. Больше всего боялся, что в какую-нибудь не боевую засунут, хвосты самолётам заносить, или дачи генеральские строить. И сейчас не жалею.

            - А кто жалеет?- чуть не с обидой смотрел Сибгатуллин.

            - А что, братьев по вере мочить не жалко будет?- хитро прищурился Кузяев.

            - Васька!... Опять начал? Ты по харе давно не получал, а то смотри не посмотрю, что боксёр?- зло сверкнул чёрными глазами Сибгатуллин.

            - Чего ты ерепенишься Ренат? Я ж шучу,- примирительно поднял руку Кузяев.

            - Сколько можно об одном и том же!?...- раздражённо повысил голос Сибгатуллин, и тут же заговорил тихо, чтобы слышали только товарищи.- Не мусульмане они. Именем ислама они свои зверства прикрывают. Мне отец рассказывал, он в семидесятые годы срочную служил, говорил, в их части каких только наций не было. Говорил, среди всех есть хорошие и плохие люди, но хороших больше и со всеми жить можно, а с кавказцами нельзя, у них плохих намного больше.

            - А про русских, что тебе отец говорил?- вновь с подначкой спросил Кузяев.

            - То же что и про всех, что я и здесь в казарме видел, всякие есть, и нормальные и гады, но нормальных больше.

            - А я по-твоему, кто, гад?- Кузяев спрашивал с нарочитой серьёзностью, но в глазах стоял готовый вырваться наружу безудержный смех.

            - Ещё раз спросишь, точно гадом будешь,- с улыбкой ответил и Сибгатуллин…

            Дневальный прокричал построение на ужин… После приёма пищи, отъезжающим разрешили сразу же «отбиться», но спать не хотелось, и лёжа в постели, относительно недавно сдружившиеся ребята продолжали переговариваться.

            - Отец мне говорил,- продолжал свой рассказ Сибгатуллин, что мы, татары, вторая нация в России и по численности и по значению, после русских, и вместе с русскими её строили. А эти гады хотят её на колени поставить. Эти суки в России ничего не строили, они всегда против неё были. А те наши дурачки, что в медресе учились, а потом к ним подались, так к ним там как к скотам относятся. Если, например, в банде начинают предателя искать, первыми на подозрении всегда татары, а вторые башкиры. «Чехи» так и говорят им, вы, дескать, с русскими слишком долго вместе жили, у вас кровь с ними так перемешалась, что мы вам не верим…

            Ребятам было всего по девятнадцать лет, и разговор не мог миновать одной определённой темы. После того как Сибгатуллин замолчал, «эстафету» с готовностью вновь подхватил Кузяев: