— Так и сделаю! — и, круто повернувшись, возвратился в избушку.

В кармане своей телогрейки Вася разыскал клочок бумажки и огрызок карандаша. Склонясь над маленьким шатким столом, он поспешно, не дописывая окончаний слов, нацарапал:

«Илья Петрович, не ругайте меня — я взял у вас лыжи, обмет и клетку. Верну, когда поймаю Вешку. А поймать я ее хочу сам. Прошу не сердиться.

Василий Павлов».

Закинув обмет и складную клетку за плечи, Вася стал на широкие охотничьи лыжи и, не оглядываясь, заскользил под уклон, в тайгу.

Иван Данилович, сидя дома за рабочим столом, писал письмо директору детского дома. Вдруг резко зазвонил телефон. Зверовод досадливо поморщился, не спеша снял трубку — и, мгновенно меняясь в лице, закричал:

— Убежала? Не может быть!.. Час назад? Черт знает что! Бросив трубку, Иван Данилович выскочил за дверь, надевая на ходу шапку и полушубок. Он вихрем ворвался в кабинет директора совхоза. Тот встретил его коротким вопросом:

— Как же это?

— Сетка проржавела, — угрюмо ответил зверовод. — Вы обещали дать новую…

— …и не дал, — договорил директор. — Весь запас во вторую секцию направил — там вольеры хуже, чем у тебя. Думал, что пока потерпишь…

Он отбросил в сторону какие-то бумажки и позвал:

— Анна Ивановна!

Вошла секретарша.

— Сообщите в колхозы о беглянке, — сказал директор.

Через несколько минут Анна Ивановна передавала во все окрестные колхозы телефонограмму:

«Сегодня, в час дня, из нашего совхоза убежал соболь. Первоначальное направление — северо-восток. Просьба принять меры к поимке».

Директор и зверовод знали, что в этот же день из каждого колхоза выйдут охотники на поиски Вешки, что беглянка, конечно, от них не ускользнет. Но для большей уверенности директор предложил:

— Сказать разве деду Илье?

— Надо сказать, — согласился Иван Данилович. — Я сейчас к нему схожу.

И, не теряя ни одной минуты, зверовод направился к Илье Петровичу.

Когда Иван Данилович вошел в избушку сторожа, старик, видимо, только что вернулся домой: он не успел еще даже раздеться и обмести с валенок снег. Но, насколько можно было понять, дед Илья и не собирался этого делать. Бормоча что-то в мочальную бородку, он возбужденно топтался у шаткого стола.

— Ну и придумал парнишка, елка-палка! — воскликнул старик, заметив Ивана Даниловича. — Смеяться бы надо, да не до смеха. Сгибнуть ведь может!

— Что случилось, Илья Петрович? — спросил Сизых.

— Читай! — протянул ему записку дед.

Зверовод прочел и не сказал ни слова. Нахмурясь, он крепко сжал челюсти, и было видно, как на чисто выбритых щеках его заиграли желваки. Затем Иван Данилович все так же молча решительно повернулся на месте и шагнул к порогу.

— Постой! Ты куда? — остановил его старик.

— На розыски, — ответил коротко зверовод. — Если завтра не вернусь, снаряжайте всех, кого можно послать.

И Сизых вышел за дверь.

Он быстро приближался к поселку, а навстречу ему от горизонта поднималась большая пепельно-серая туча. Охватив половину неба, она скрыла солнце — и день померк, дали подернулись мглой. Подул ветер. Через дорогу зазмеились снежные струйки, воздух наполнился колючей белой пылью.

А Вася в это время шел по следу Вешки. Где он находился, в какую сторону двигался — Вася не смог бы сказать. Знакомые места остались далеко позади, и вместе с ними исчезли следы человека. Нигде не встречалось ни пня, ни затески, ни следа костра. Дикая, первобытная тайга топорщилась многоярусными завалами бурелома, заслоняла небо, глушила звуки…

Только теперь Вася понял, что такое сибирская тайга. Он вспомнил про клиндовский лес, и ему смешным показалось подобное сравнение. Это было все равно, что сравнить сельский пруд с необъятным океаном.

Вася почувствовал, что ему становится страшно. Он безрассудно пустился в далекий, неведомый путь, не имея ни малейшего представления о том, что ему встретится впереди. У него не было ни компаса, чтобы определить направление, ни спичек, чтобы развести костер на ночевке. Краюшки хлеба, захваченной у Ильи Петровича, могло хватить не более чем на сутки.

Прошло всего часа два с тех пор, как Вася отважно вступил в тайгу, но за это время он успел сделать столько поворотов и петель, что совершенно потерял представление о направлении. И это беспокоило его больше всего. Как станет он выходить из тайги, не зная, в какую сторону следует идти? Небо же, как назло, затянуло сплошными серыми тучами, они войлочным занавесом закрыли солнце…

«Лыжня!» — вспомнил Вася. И ему сразу стало веселее. Что может быть проще возвращения по своим следам!

А Вешка вела все дальше и дальше в глушь, в нехоженые места. Извилистая цепочка следов то тянулась между столетними деревьями, то взбегала на стволы бурелома, то внезапно исчезала под кучами валежника. Вася, не умевший разгадывать соболиные хитрости, много времени терял на то, чтобы найти конец оборванной путеводной нити. В конце концов мальчик додумался, что нырять вслед за зверьком под колодины совсем необязательно. Гораздо проще было обойти завал и разыскать выходной след на чистом месте. Сделав такое открытие, Вася пожалел, что потратил много сил и времени впустую.

Между тем в тайге начало темнеть. Кусты и мелколесье стали терять свои очертания, сливаясь в сплошные темные пятна. Все чаще и чаще по лицу начали хлестать невидимые издали заснеженные ветки, роняя за воротник холодные, колючие комочки. Следы Вешки превратились в маленькие, чуть заметные пятнышки, и там, где соболиха перепрыгивала через колодник, приходилось опускаться на колени, чтобы найти отпечаток ее лапок.

Под могучей обомшелой лиственницей Вася остановился. Дальше преследовать Вешку было невозможно. Приходилось устраиваться на ночевку, ожидать рассвета.

Мальчик сошел с лыж и, притоптав ногами снег, оглянулся вокруг. Со всех сторон надвигалась темнота. Тайга стала казаться еще более густой и непроходимой. Мохнатые пихты и ели приняли самые причудливые формы…

В это время где-то высоко пронесся ветер. С шумом качнулись вершины деревьев, с веток посыпались наземь комья снега. Невдалеке послышался скрип надломленного ствола.

Ветер затих так же внезапно, как и начался, но в потревоженной тайге долго еще раздавался сдержанный рокот и жалобно поскрипывало больное дерево.

А потом пошел снег. Маленькие, легкие снежинки посыпались на землю разом, будто из развязанного мешка. Сталкиваясь и цепляясь друг за друга, они наполнили воздух белой мутью, со слабым шорохом просеивались меж веток, покрывали пышным пухом все, что встречалось им на пути. В этой пухлой пелене стали постепенно тонуть и следы Вешки и только что проложенная лыжня.

Вася понял, что случилось самое страшное: теперь он не сможет ни преследовать Вешку, ни возвратиться в совхоз. Снегопад отрезал ему все пути…

Мальчиком овладел страх. Поспешно став на лыжи, он бросился в ту сторону, где, по его мнению, был расположен звероводческий совхоз.

Невидимые в темноте колючие ветки больно хлестали по лицу, одежду рвал цепкий сушняк, лыжи чуть не на каждом шагу упирались в бурелом, но Вася, не обращая ни на что внимания, мчался вперед. И чем быстрее он бежал, тем более жуткой казалась ему эта угрюмая, выжидающе затихшая тайга.

Вдруг лыжи скользнули в сторону, и Вася, потеряв равновесие, упал. Он кувырком скатился в какую-то яму, до крови расцарапав щеку о торчащую корягу.

Отплевываясь от набившегося в рот снега, мальчик с трудом поднялся на ноги и выбрался на косогор. Там он долго ползал на коленях, разыскивая растерянные лыжи и шапку. И когда все было найдено, Вася прислонился спиной к толстому кедру и, усмехаясь, громко сказал:

— Тоже… соболятник!

Он представил себе, как смеялись бы над его растерянностью в совхозе. И одного этого было достаточно, чтобы мальчик забыл о своем недавнем страхе. В самом деле, ведь ничего особенного с ним пока не случилось. Завалило снегом лыжню? Невелика беда! Утром он разыщет направление. Не надо только терять голову. Яша Таранов преследовал Вешку восемь дней — и все-таки поймал ее!