Гарри не знал, что ему делать. Часть его хотела остаться здесь, подальше от взглядов и перешёптываний. Прошлый год был кошмаром, а тогда лишь полшколы думало, что он не в своем уме. Гарри даже думать не хотел, каким будет этот год. Все захотят узнать, что случилось у Волдеморта, почему он сбежал и действительно ли он «Избранный». Теперь Малфой и ему подобные, чьи родители теперь сидели в Азкабане, будут чаще делать его своей мишенью. Он не был бы защищён и от министерства с репортерами. Причин не возвращаться в Хогвартс было много, но были ли они важнее причин вернуться туда?

Глубоко вздохнув от всех этих расстройств, Гарри вышел из кухни и по памяти направился обратно в спальню. Каждая из причин остаться была личной. Он не хотел встречаться с людьми, которые обожествляли его, презирали или же чего-то от него хотели. С фанатами он ещё мог справиться, если его друзья тоже не примкнут к ним. Хулиганство слизеринцев тоже не было для него в новинку. Пресса и так никогда не оставляла его в покое, а после слушания на прошлое Рождество и министерство, похоже, не имело с этим проблем.

С другой же стороны, возвращение в Хогвартс поможет другим. Сириус сможет сосредоточиться на делах Ордена и помощи Ремусу. Ремус наконец сможет побеспокоиться о себе. Он не бросит своих друзей и учителей, которые и так уже много для него сделали. Больше всего Гарри не хотелось бросать Хогвартс. У него не было объяснения этому, он просто чувствовал глубокую потребность снова оказаться в школе. Это было не осознанное желание, просто чувство.

Войдя в свою комнату, Гарри обошёл кровать и повалился в удобное кресло рядом с окном. До рассвета была ещё пара часов, хотя из-за тумана, который, казалось, никогда не рассеивался, точно сказать было нельзя. Он уже видел этот туман, когда работал в больнице, но не обращал на него внимания. На улице он бывал всего пару раз, да и тогда был слишком измотан, чтобы что-то замечать. Он просто помнил, что доктор Роландс пару раз жаловался на этот счёт.

Уставившись в туман, Гарри устроился поудобнее и просто дал своему сознанию уплыть. Хотел бы он видеть звезды... особенно те, что были названы в честь его родителей, потому что в данный момент Гарри не знал, что ему делать. Ему нужно было выбрать между тем, чего хотел Сириус, и тем, что было нужно всем остальным... что было нужно ему. С точки зрения логики, тут и думать не о чем было, но сделав правильный выбор, он причинит боль тому, кто уже и так много пережил.

Гарри медленно вздохнул, закрывая глаза и откидывая голову на подголовник кресла. Постоянный страх принять неверное решение просто сводил с ума. От этого решения зависело столько всего, что он уже с трудом это выносил. Насколько проще было, когда он жил сам по себе. Работай себе, не высовывайся и не давай себя убить. Хотел ли он вернуться в то время? Совсем нет, хотя он и скучал по доктору Роландсу, Джей-Джею и детям, которым рассказывал сказки. Чувствовал ли доктор Роландс, что его предали, ведь мальчик, которого он взял к себе в дом, просто взял и сбежал? Нашёл ли Джей-Джей другого напарника для своих коридорных игр? Ненавидели ли его дети за то, что он покинул их, не попрощавшись?

Откуда-то издалека до его слуха донеслись голоса, медленно разогнав туман в его голове. Волны беспокойства и неуверенности коснулись его. Чья-то рука опустилась ему на плечо и слегка его сжала. Гарри нехотя приоткрыл глаза и повернул голову, сквозь съехавшие набок очки увидев лица Гермионы, Рона и Джинни. Поняв, что, должно быть, уснул в кресле, Гарри выпрямился и посмотрел на друзей из нормального положения, потирая затёкшую шею.

— Добрутро, — пробормотал он, поправляя очки и пытаясь размять мышцы шеи. — Сколько времени?

— Ещё рано, — ответил Рон, плюхаясь на кровать Гарри. — Почему ты спал в кресле? У тебя ведь не было кошмаров, да?

Гарри покачал головой. Он совсем не хотел обсуждать с друзьями то, что узнал вчера от Дамблдора, пока у него не будет больше времени, чтобы разобраться с этим. К тому же Джинни тоже была тут. Она не знала о его способностях эмпата и пророчестве, и Гарри не был уверен, что хочет посвящать её во всё это.

— Просто куча мыслей в голове, — ответил он, вставая и поворачивая верхнюю часть тела в разные стороны. — А вы, насколько вы тут останетесь?

Джинни пожала плечами, садясь рядом с Роном.

— Мама не говорила, — сказала она. — Она, похоже, больше стремилась избавиться от нас. Возможно, она собралась наконец уделить Флегме толику своего внимания. Хотела бы я поглядеть на это.

Гарри, медленно качая головой, подошёл к шкафу и вытащил чистый комплект одежды.

— Не понимаю, почему ты так возненавидела Флер, Джинни, — тихо сказал он. — Может, она немного и...

— Эгоистична, раздражающа, невнимательна? — предположила Джинни.

— ...не привыкла к такой семье, как ваша, — терпеливо закончил Гарри, заслужив колкий взгляд от Джинни. — Послушай, я просто помню, что когда впервые встретил вас, я напугался. До тех пор я никогда не видел семьи, подобной вашей. Вы не только были братьями и сестрами, но еще и друзьями. Вы делились друг с другом секретами, заступались друг за друга и, если нужно, готовы были пожертвовать собой. И у всего этого есть только один недостаток: человеку со стороны очень трудно не чувствовать себя посторонним.

— Но ты не посторонний, Гарри, — тут же воскликнул Рон. — Ты один из нас. Мы талдычим тебе это уже несколько лет.

— Рон прав, — добавила Джинни. — Ты совсем не такой, как Флегма. Ты не пытаешься навязать нам своё мнение и не заставляешь чувствовать себя так, словно нам по три года!

Гарри в ответ лишь пожал плечами. Он не мог ничего сказать по этому поводу, ведь никогда не видел, чтобы Флер себя так вела, и не разговаривал с ней, когда Уизли не было рядом. Он знал лишь, что Флер была хорошим человеком и очень любила Билла Уизли. А еще он знал, что Джинни и миссис Уизли нужно было удостовериться в этом лично.

— Что ж, пойду-ка я умоюсь, — тихо сказал он. — Я ненадолго.

Вид у Рона с Джинни был такой, словно они собрались разразиться протестами, и Гарри поспешил улизнуть в ванную. Он не был уверен, что поступил правильно, выступив в защиту Флер, даже не поговорив с ней. Могло быть и так, что Флер всё же не чувствовала себя чужой. Возможно, она была именно такой, какой описывала ее Джинни, но в глубине души Гарри не верил в это. Он не хотел верить в это. С чего бы той, кто так любит своего жениха, не хотеть всеми силами ужиться с семьёй, частью которой она станет после замужества? Но ведь мои родители тоже не ладили с тётей Петуньей и дядей Верноном.

Гарри глубоко задумался, автоматически умываясь и переодеваясь. Чем вообще он может тут помочь? Его это никоим образом не затрагивает, с чего же он так переживает? Потому что Джинни постоянно поднимает этот вопрос. Гермиона с Роном редко обсуждали свою жизнь в Норе, так как их главной заботой были эмпатия Гарри и здоровье Ремуса. Джинни, с другой стороны, требовалось дать выход своему раздражению, чего она не могла себе позволить в Норе.

Возвращаясь в комнату, Гарри обратился к привычной успокаивающей технике и выкинул мысли о Флер из головы. Эта тема не принесёт ему ничего, кроме головной боли. Джинни имела право на личное мнение и точка. Он зашёл в комнату, убрал пижаму на место и, повернувшись к друзьям, увидел, что они все ещё сидят на кровати и смотрят на него.

— Что-то не так? — спросил Гарри, поднимая бровь.

— Ты ведь не чувствуешь себя посторонним, Гарри? — с мольбой спросил Рон. — Гермиона сказала, что чувствовала себя так же, когда впервые попала в Нору.

Гарри взглянул на девушку, которая сочувственно на него смотрела. Взглянул и расстроено потёр глаза под стёклами очков. Он никогда не предполагал, что будет обсуждать это.

— Больше нет, — честно ответил он. — Рон, я знаю твою семью и считаю её дополнением к своей собственной. Я лишь пытаюсь сказать, что, учитывая с кем я рос, семья, подобная твоей, немного подавляет. Это не плохо. Большинство людей хотели бы иметь такую семью.