ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ, уже дома, мы с Яном снова взялись за старое, и я даже не заметил, как это произошло. Хорошо, что сдержались на работе — мы оба очень старались не обсуждать нашу личную жизнь — но стоило переступить порог, как основная проблема сдетонировала.
И все по моей вине.
Мне хотелось большего, чем Ян когда-либо мог себе даже представить, и из-за того, что дал волю своему желанию, я все испортил. Печально то, что именно так всегда и происходило, я всегда хотел больше вместо того, чтобы радоваться тому, что уже имею. У моих друзей даже имелись разные теории о том, почему я так напираю, когда человек, который мне небезразличен — а в данном случае которого я отчаянно и безумно люблю — не готов. По большей части все склонялись к тому, что поскольку я был приемным ребенком, которого передавали из рук в руки до совершеннолетия, то видя свое счастливое будущее, я пер напролом как бык. В случае Яна, и только в его случае, я мог бы согласиться с их точкой зрения. В прошлом же это был своеобразный тест, благодаря которому я старался понять, насколько серьезно настроен человек рядом со мной, хотел посмотреть, останется ли он, если я захочу серьезных отношений слишком быстро. Но с Яном все сводилось к тому, что он будет рядом со мной всю оставшуюся жизнь. Я и представить себе не мог, что может быть иначе.
В свою защиту скажу: я думал, Яну хотелось, чтобы мы были больше, чем просто напарниками как на работе, так и вне ее. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление, потому что все на это указывало. Но существовала одна веская причина, причем достаточно хреновая, и моей ошибкой было то, что я все как следует не перепроверил.
— Дело не в том, что я не хочу того же, что и ты, — вздохнул Ян, сидя за столом и обрывая этикетку с пустой бутылки «Гэмблхед», которую я покупал для него. — Я просто не понимаю, почему все должно быть именно так.
— Ты не понимаешь, почему я хочу «долго и счастливо, пока смерть не разлучит нас»?
— Нет, это я понимаю. Просто не вижу острой необходимости в кольце и клочке бумаги.
Вероятно, это было глупо, но я ничего не мог поделать со своими чувствами и желаниями, точно так же, как и Ян не мог ничего поделать с тем, что не испытывал того же. И именно это меня и убивало.
По его словам, проблема заключалась не в том, что он не хочет узаконить отношения, а в том, что не понимает, почему этого так сильно хочу я.
— Забудь, что я спрашивал, — огрызнулся я, убирая со стола после ужина.
— Как я могу забыть? — раздраженно ответил он, следуя за мной на кухню. — Тебе что-то приспичило, ты спросил, я ответил «нет», и теперь мы в заднице.
— Значит, все дело во мне, — парировал я, оборачиваясь к нему.
— Ну да, и ты это знаешь.
— Хочешь сказать, глупо просить о том, чего я хочу?
— Нет, но все пошло не так, как планировалось, и теперь ты говоришь просто забыть, но как ты себе это представляешь? Нельзя просто стереть все, притворившись, будто ничего не произошло. Ты чего-то хочешь и вываливаешь это, так что теперь нам придется разобраться с этим.
Я скрестил руки на груди.
— Почему ты не хочешь вступить со мной в брак?
Ян тяжело вздохнул.
— Ты знаешь почему.
— Объясни еще раз.
— Потому что это ограничит тебя и усложнит мою жизнь.
— В каком смысле?
— Ты никогда не получишь повышения, — сказал он с раздражением в голосе.
— Я не согласен.
— Ты просто идиот.
— Ладно, я просто идиот. Мне все равно.
— Ну а мне нет! Может, ребятам из моей команды и плевать на это, но так будет далеко не со всеми. Ты фактически просишь меня завершить военную карьеру только ради того, чтобы у тебя был этот гребаный клочок бумаги!
— Это не просто клочок бумаги, — возразил я раздраженно. — Это гораздо важнее.
— Только не для меня, — холодно ответил он. — Это не изменит моих чувств, я не стану любить тебя ни больше, ни меньше. Это пустяк, но он лишит меня того, кем я являюсь, того, чем занимаюсь, и того, как далеко могу продвинуться.
Его слова опустошили меня и на мгновение отдались физической болью, будто удар в живот, потому что для меня это значило абсолютно противоположное. Я хотел всего этого, всегда хотел. Муж, дом, собака и, возможно, даже дети… правда, не был уверен насчет отцовства, не знал, хорошим ли отцом стану, но я отчаянно хотел иметь этот выбор.
Ян был доволен тем, как обстоят дела сейчас, тем, что мы живем вместе — напарники на работе, любовники дома. Он не двигался вперед, а окопался там, где был.
— Почему тебе недостаточно просто быть со мной? — хрипло спросил он, явно обиженный.
— Херня собачья, — огрызнулся я в ответ. — Это не имеет совершенно ничего общего с достаточно или недостаточно, как и с желанием поставить весь мир в известность, что ты со мной.
— Тогда какое это имеет значение?
— Потому что я хочу, чтобы армия вызвала меня, если, не дай бог, с тобой что-нибудь случится. Я хочу, чтобы именно мне врач дал рекомендации по твоему лечению. Хочу, чтобы ты носил кольцо. Хочу быть твоим мужем.
— И не имеет значения, чего хочу я?
— Конечно имеет. Просто мне нужно, чтобы ты доходчиво объяснил, почему не хочешь этого.
— Я уже говорил тебе, для меня это не вариант.
— Из-за чего же?
— Из-за моей работы, — гаркнул он.
Мы ходили вокруг да около уже несколько недель. Ему до смерти надоело говорить об этом. Но я все еще надеялся, что однажды утром он проснется с совершенно другим мнением на сей счет. Я ждал какого-то чуда.
— Ян…
— Ты хочешь влиять на то, кто я и чем занимаюсь только потому, что тебе вдруг приспичило поиграть в дом!
— Прости, что ты только что сказал? — ледяным тоном переспросил я.
— Ладно, — он тут же поднял руки. — Это было дерьмово, проехали.
— Что проехали? — потребовал я ответа.
— Почему я должен объясняться с тобой? Почему ты так резко начал на меня давить?
— Я…
— Почему так важно, чтобы мы вступили в брак?
— Потому что я люблю тебя.
Он быстро вошел в мое личное пространство, взял лицо в ладони, и посмотрел прямо в глаза. Как всегда, любовь и пыл желания смешались воедино, практически останавливая мое сердце. Я отчаянно желал его.
— Я тоже люблю тебя, Ми, но насчет брака в моем случае — не судьба.
— Будь я женщиной, все было бы по-другому.
Он опустил руки и прошествовал через всю кухню, но вместо того, чтобы уйти, развернулся.
— Зачем ты говоришь такое дерьмо?
— Но ведь это правда. Будь я женщиной, ты бы женился на мне. Ведь тогда не возникло бы никаких проблем.
— Но ты не женщина.
— Нет.
— Значит, вопрос глупый.
Мы с Яном долго молчали, затем я нарушил тишину:
— Нам нужно просто забыть о случившемся. Я устал ссориться из-за этого, и мне очень жаль, что я вообще поднял эту тему.
Ян пожал плечами.
— Но ты не можешь изменить своих чувств, и я тоже.
— И что тогда? — начал я, затаив дыхание, что делал очень часто рядом с ним в последнее время.
Все внутренности с невероятной регулярностью сжимало и скручивало в узлы из-за Яна Дойла. Но лучше, наконец, спросить напрямую и услышать его ответ, чтобы мы оба понимали, в каком положении находимся. Потому что гадать, представляя себе наихудший сценарий, бесполезно и непродуктивно. Это трусливо, и ходить на цыпочках вокруг слона в комнате никому не приносит пользы. Мое тело похолодело, а руки сжались в кулаки, когда я прохрипел свой следующий вопрос.
— Ты просто уйдешь?
— Уйду?
Быстрый вдох.
— Уйдешь, попросишь, чтобы тебя перевели… навсегда. Не знаю.
— Зачем мне делать это?
— Чтобы свалить от меня.
— И почему я должен этого хотеть?
Он казался искренне сбитым с толку, и я воспринял это как хороший знак.
— Чтобы дать нам обоим время во всем разобраться.
— На хер все это, — прорычал он. — Я не сбегаю и не оставляю тебя, чтобы ты мог придумать, как жить без меня. Это…
— Да я и не хочу жить без тебя в принципе, вот в чем все дело, мать твою!
— Ну, я никуда не уйду, так что, думаю, ты просто будешь несчастен до конца своих дней.
— Я вовсе не несчастен, — пробормотал я себе под нос.
— Лапшу мне не вешай.
— Слушай. Я тоже никуда не уйду, напарники так не поступают.
— Да откуда тебе знать? — взорвался он. — Ты же думаешь только о себе и о том, чего хочешь ты. О том, что нужно тебе для счастья.
— Ян…
Он покачал головой.
— Нельзя желать перемен и не думать о последствиях. Я знаю, на что способен, что могу дать, при этом все еще оставаясь собой. Я думал, ты спросишь, прежде чем начнешь выдвигать ультиматумы.
— Я никогда не угрожал тебе, — настаивал я.
— О, нет?
— Блядь, нет! Я всего лишь озвучил, чего хочу.
— Нет, не всего лишь. Какое уж тут всего лишь? — он скрестил руки на груди в воинственной стойке, готовый к бою. — Ты сделал мне предложение, с кольцом и все такое.
— А ты ответил «нет», — прохрипел я, снова испытав боль.
Я приготовил его любимое блюдо — бефстроганов, от которого Ян без ума, а потом прямо на кухне, как раз там, где сейчас стоял, опустился на одно колено и, достав простое широкое кольцо из платины, попросил его провести со мной остаток жизни. В тот момент от выражения его лица кровь в моих жилах застыла. Я увидел страх и боль, ни намека на счастье и ни капли радости.
— Потому что я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Но почему для этого мне обязательно нужно носить кольцо? Почему это дерьмо так важно?
— Если бы я был женщиной, это тоже воспринималось бы чушью собачьей?
Ответа не последовало.
— Вот видишь, — вздохнул я. — Брак ведь обычное дело для натуралов, верно?
По-прежнему тишина.
— Разве я не заслуживаю того, чтобы вступить в брак?
— Я просто не понимаю, зачем тебе это нужно.
— Потому что я люблю тебя.
— Люби меня, Ми, меня, а не листок бумаги, на котором написано, что ты должен это делать.
— Хорошо, — вздохнул я, сдаваясь, устав от всего этого. — Мне очень жаль, что я вообще заговорил на эту тему.
— Да, но ты это сделал.
— Ну и что? — пробормотал я, поворачиваясь к раковине, чтобы вымыть посуду. — Как я уже сказал, давай просто забудем о случившемся.
— Я уже ответил, что мы не можем… Ты не можешь выбросить это из головы, и я тоже. Мы оба облажались.