© Публикуемые материалы являются достоянием Русской культуры, по какой причине никто не обладает в отношении них персональными авторскими правами. В случае присвоения себе в установленном законом порядке авторских прав юридическим или физическим лицом, совершивший это столкнется с воздаянием за воровство, выражающемся в неприятной “мистике”, выходящей за пределы юриспруденции. Тем не менее, каждый желающий имеет полное право, исходя из свойственного ему понимания общественной пользы, копировать и тиражировать, в том числе с коммерческими целями, настоящие материалы в полном объеме или фрагментарно всеми доступными ему средствами. Использующий настоящие материалы в своей деятельности, при фрагментарном их цитировании, либо же при ссылках на них, принимает на себя персональную ответственность, и в случае порождения им смыслового контекста, извращающего смысл настоящих материалов, как целостности, он имеет шансы столкнуться с “мистическим”, внеюридическим воздаянием.

1991 год был временем, когда большинство проявляло интерес к текущей борьбе разных политических сил в обществе и в КПСС за придание реформам той или иной направленности. Поэтому та часть общества, которая считала себя небезучастной к дальнейшим судьбам Родины, регулярно смотрела телевизор, покупала и выписывала множество газет, в которых одни агитировали за одно, другие — за прямо противоположное. Во множестве публикаций авторов, почувствовавших свою неподконтрольность ЦК и КГБ, встречались и глубокие размышления, но хватало и всякого вздора, проистекавшего из начавшейся коммерциализации прессы, издатели которой стремились поднять тиражи — и доходы — путём привлечения внимания ко всякой вычурности и разнородной «экзотике». Таково было то время.

Вечером, в пятницу 28 июня 1991 года, по завершении рабочей недели группа товарищей ехала на дачу, дабы отдохнуть на природе и вне городской суеты обменяться мнениями о происходящих событиях и их направленности. Заодно вместе со всяким чисто дачным скарбом прихватили с собой и не прочитанные за неделю газеты. Среди них оказался ленинградский еженедельник «Час пик» от 24 июня 1991 года № 25 (70). В нём внимание привлекла страница, заполненная картинками «Исторического пикника им. Артемиды».

Проскользнула мысль: «Что бы это значило: неужто больше нечем газетные полосы заполнить?» Но дел, которые в те времена представлялись более важными, было полно, и от вопроса «что бы это значило?» — отмахнулись: «Потом разберёмся?»

Потом настало 13 августа, и кто-то принёс выпуск всё того же еженедельника «Час пик» от 5 августа № 31 (76), в котором целый разворот был заполнен картинками и текстами под общим заголовком «Оборонный пикник». Опять встал вопрос: «Если „пикники“ в „ЧП“ входят в систему, то, что это за „система“, и что она в них выражает?» Потом, 19 августа 1991 года «грянул путч», и о «ЧП» с его «пикниками» на некоторое время забыли. О них напомнил, уже после беловежского сговора, журнал «Молодая гвардия», поместивший картинки «Исторического пикника» в номере 1-2 за 1992 г., но с комментариями под общим заголовком: «Масоны о путче знали всё заранее».

После этого о «пикниках» и тому подобных казалось бы бессмысленных (бессмысленных, если рассматривать прямой смысл, а не символически-иносказательный) публикациях уже помнили всегда. И обменивались мнениями о них с разными людьми: как в России, так и за её рубежами. Причем вопрос «что бы это значило?» в отношении подобных явлений в СМИ собеседники часто поднимали сами по своей инициативе.

Тем временем появился третий «Пост исторический пикник», и снова — в еженедельнике «Час пик» от 17 августа 1992 года № 33 (130), словно нарочно накануне годовщины путча.

Разговоры на тему «странных» рисунков и текстов продолжались. И, в конце концов, Виктор Владимирович Пчеловод (это у него такая фамилия, а по профессии он кровельщик — проще говоря, ставит «крыши» и правит «крыши», которые съехали или изначально были поставлены неправильно) в свободное от основной работы время, устав от нескончаемого устного обсуждения одних и тех же картинок и казалось бы бессмысленных текстов, решил материалы общей устной дискуссии изложить письменно. Что у него получилось — судить читателю.

Редакторы к оригинальному тексту Виктора Владимировича, выражающему итоги коллективных наблюдений, размышлений и творчества, добавили пояснения в сносках некоторых обстоятельств и терминов.

16 декабря 2001 года.

Вторая редакция отличается от первой, изданной в конце декабря 2001 г., исправлением замеченных опечаток и ошибок; внесением в текст освещения вопросов об обратимости векторов целей и векторов ошибки управления в разных концепциях управления и о соответствующем переходе отрицательных обратных связей в положительные и наоборот, которые остались в умолчаниях в первой редакции. Добавлены новые сноски.

1 июня 2002 года.

В то сырое сентябрьское утро мой добрый приятель и сосед-квартирант Шерлок Ромеро Холмс был особенно неразговорчив. Мы едва перекинулись парой фраз во время завтрака, накрытого госпожой Гудзон с её обычной чопорной пунктуальностью ровно в 8.45. За последние несколько лет мы оба привыкли завтракать поздно — загруженность работой частенько заставляла нас засиживаться далеко за полночь, а отвратительный лондонский климат и загазованность городских улиц начала третьего тысячелетия никак не располагали к ранним моционам и пикникам. Боюсь показаться брюзгливым, но за последнее столетие Лондон, как, впрочем, и почти все остальные столицы мира, резко изменился к худшему.

После завтрака, вот уже добрых полчаса Холмс молчаливо изучал целую кипу газет, попыхивая своей любимой трубкой из вишневого дерева. Я же быстро пролистал утренний выпуск «Дэйли телеграф», поверхностно скользя глазами по привычно броским, сразу отбивающим охоту к чтению заголовкам, и лишь на несколько мгновений задержался в секции головоломок, кроссвордов и шахматных задач. Чтение газет давно уже стало для меня занятием совершенно пустым и докучливым, не более, чем традиционным утренним ритуалом, только по недоразумению унаследованным нами от наших идеалистических предков, когда-то наивно поверивших в его исключительную полезность. Тем удивительнее было сосредоточенное внимание, с которым Холмс изучал лежавшие перед ним газеты. Наконец, он откинулся на спинку кресла и, пуская из трубки кольца голубоватого дыма, погрузился в то состояние отрешенной задумчивости и полузабытья, которое всегда сопутствовало у него неимоверной, почти сократовской, концентрации мысли. Мне очень не хотелось прерывать его, но в конце концов любопытство взяло верх и я не сдержался.

— Нашли что-нибудь интересное в сегодняшней прессе, дорогой Холмс?

— Все зависит от читателя, дружище Ватсон, — загадочно ответил он, искоса посмотрев на меня, и тут же снова погрузился в раздумья.

Признаться, мне не терпелось узнать мнение Холмса об одном, всем хорошо известном событии, но я не решался спросить его о нём напрямую. Я был уверен, что его выдающийся аналитический ум не мог пройти мимо загадки, вот уже вторую неделю будоражившей внимание всех обитателей нашей планеты. Но мне так же хорошо было известно, что Холмс не любил распространяться на темы, выходящие за пределы его компетенции, или рассказывать о еще не раскрытых им преступлениях.