Холмс остановился и пожал руку высокому стройному брюнету средних лет, с прядью седых волос в густой иссиня-чёрной шевелюре.

— Я готов вас отвезти в отель, — тщательно подбирая английские слова, обратился он к Холмсу с заметным французским акцентом, — и если у вас будет желание, то вечером мы сможем совершить прогулку по старому Цюриху.

Холмс уже собирался идти к машине вслед за встретившим его представителем фирмы, но вдруг остановился.

— Извините, Ренье, одну минуту. Я сейчас.

Холмс, оставив в недоумении своего спутника, свернул к креслу, взял русскую газету и, сунув её в карман пиджака, направился к выходу. Вряд ли он смог бы объяснить Ренье, удивлённо наблюдавшему за действиями Холмса, для чего взял газету, языка которой не понимал. Но его спутник был человек деликатный, лишних вопросов не задавал, а повёз гостя из Лондона прямо в отель, где фирмой «Ernst amp; Young» для Холмса был забронирован номер. Вечер субботы и воскресенье Холмс провёл в цитадели «цюрихских гномов». Он бродил по узким улочкам старого Цюриха, размышляя о той власти, которую без армий и оружия приобрели мировые банкиры. И почему Швейцарии разрешена такая роскошь, как нейтралитет? И почему эта страна до сих пор не является членом ООН? Вопросы, вопросы…

Весь понедельник шли переговоры в Цюрихе, которые продолжались на другой день в Давосе. Да, размышлял Холмс, неплохое местечко присмотрели себе акулы мирового капитала. Этот небольшой курортный городок, в котором всего две улицы, стал настоящей Меккой крупнейших финансистов мира, а вернее тех, кто думает, что участвует в определении целей и методов мировой политики. На обратном пути в Цюрих, опекавший гостя Луи Ренье, неожиданно предложил Холмсу посетить Лихтенштейн, где, как он выразился, доживал свой век один известный русский эмигрант и меценат — граф Пфанфальц. Граф обитал где-то в окрестностях Вадуца — административного центра карликового государства, в которое закачиваются капиталы со всего мира лишь потому, что оно объявило свою территорию свободной от налогообложения. Минут десять они блуждали по узким улочкам городка, заполненного туристами со всего света, потом столько же — по горному серпантину, и скоро оказались у ворот «Аскании-Новы», — так называлась вилла графа. Хозяин оказался дома, что по его словам было большой редкостью. Несмотря на свой преклонный возраст, он много путешествовал, занимался скупкой раритетов русского прошлого и возвращением их России.

За чаем, которым граф угощал своих гостей, разговор зашел о недавних событиях в Америке. Все сошлись на том, что после 11 сентября мир стал другим, и нет ни одной страны, которой бы это событие как-то не коснулось. Холмс задал графу вопрос о России и её перспективах в свете американской трагедии. Тот некоторое время молчал, задумчиво разглядывая пейзаж за окном гостиной, затем поднялся и, извинившись, удалился в свой кабинет. Скоро он вернулся с пакетом плотной желтой бумаги. Каково же было удивление Холмса, когда граф разложил перед гостями те самые «пикники», которые два дня назад он обсуждал с Ватсоном. По тому, как отреагировал на картинки Ренье, Холмсу показалось, что тот их уже видел. Кроме знакомых «пикников» в желтом пакете оказалось ещё несколько документов.

Граф развернул перед Холмсом копии первой страницы газеты «Труд» № 107 (19554) от 9 мая 1985 года, 9-й страницы еженедельника «Аргументы и Факты» № 43 (836) за октябрь 1996 года и первой страницы газеты «Час пик» № 151 (880) от 14 октября 1997 года.

— Посмотрите, мистер Холмс, вы не находите ничего странного на этих снимках высшего руководства бывшего Советского Союза?

— Честно говоря, если бы не эта белая стрелка, направленная на пол головы Горбачева в «Аргументах и Фактах», я бы её в газете «Труд» даже не заметил. Но какое отношение эти снимки имеют к «пикникам» и тем более к трагедии «черного вторника»?

А вот смотрите, как выглядит полностью фотография на первой полосе газеты «Труд» от 9 мая 1985 года:

Граф откинулся на спинку кресла красного дерева с изящной резьбой и, восстанавливая в памяти картины былого, повёл свой необычный рассказ, наделавший впоследствии столько шума в меценатских кругах.

Пакет с «пикниками» и копиями других газет я обнаружил в своем почтовом ящике 17 августа 1998 года. Эту дату я хорошо запомнил, поскольку в тот день все телевизионные каналы шумели о финансовом кризисе, поразившем Россию. Рассматривая «пикники», я решил поначалу, что меня кто-то разыгрывает, поскольку никогда не считал себя специалистам по ребусам. Но те, кто положил пакет в почтовый ящик, видимо знали о моём увлечении картинами и потому естественно, первым делом я прочитал статью о реставрации «Данаи» Рембранта. Эта жемчужина из коллекции Эрмитажа была практически загублена неким маньяком 15 июня 1985 года, то есть 37 дней спустя после того, как в праздничном номере газеты «Труд» появился жутковатый снимок с половиной черепа генерального секретаря КПСС. Многие иностранные специалисты пришли тогда к выводу, что картина Рембрандта восстановлению не подлежит. Маньяк нанёс ей два ножевых удара и затем облил картину концентрированным раствором серной кислоты. Помню, узнав поначалу об акте терроризма против рембрандтовского шедевра, я даже слег — подскочило давление. И вот передо мной петербургская газета «Час пик» за 14 октября № 151 (880), из которой я узнаю, что в день Покрова [19] Пресвятой Богородицы открывается сенсационная выставка: «Даная — судьба шедевра Рембрандта». Картина была восстановлена, и я посчитал это явление мистически знаковым.

Вы, Холмс, спросили, какое отношение это знаковое явление имеет к фотографии в газете «Труд», «пикникам» и тем более к террористическим актам 9.11 — так на Западе обозначают месяц и число? Мне кажется, — имеет, но чтобы я смог объяснить вам эту мистическую связь, придётся в общих чертах напомнить легенду о Данае и её сыне Персее.

Даная была дочерью аргосского царя Акрисия, которому дельфийский оракул предсказал смерть от руки собственного внука. Акрисий, чтобы избежать этой судьбы, заточил свою девственную красавицу дочь в подземную бронзовую башню. Но к Данае воспылал страстью Зевс — властитель Олимпа. К Данае он проник в виде золотого дождя, после чего она и родила сына — будущего героя древнегреческой мифологии — Персея. Акрисий законопатил дочь и внука в бочку и — в море. Дальнейшее развитие сюжета этого мифа своеобразно интерпретировал наш великий Пушкин в «Сказке о царе Салтане, прекрасной царевне Лебеде и сыне её Гвидоне», устранив из него катастрофический конец. Мне кажется, что Пушкин таким образом пробовал свои силы в исправлении сценария воспроизводства катастроф, который свойственен всей так называемой «христианской» культуре. Как вы помните, миф о Персее и Данае заканчивается для Акрисия трагически. После долгих странствий и свершения многих подвигов Персей прибыл на Олимпийские игры в Аргосс и во время состязаний по метанию диска «снёс полбашни» (эти слова граф произнес по-русски, хотя рассказ вел на английском, и потому сразу поправился), извините, снёс пол головы своему деду.

— Как вы думаете, мистер Холмс, почему за год до выхода октябрьского номера газеты «Час пик» с сообщением о реставрации шедевра Рембрандта, в октябре 1996 года одна из самых читаемых сегодня в России газет — «Аргументы и Факты», вдруг снова напомнила о главном символе мифа о Данае?

— Мне трудно, граф, сказать что-то определённое по этому поводу, поэтому я бы с удовольствием выслушал вашу версию.

— Я полагаю, — продолжал граф свой рассказ, — подлинные истоки трагедии «черного вторника» не могут быть объяснены с позиций ущербного материалистического или не менее ущербного идеалистического сознания современного обывателя. Да, несомненно, был план террористической акции, были и террористы-камикадзе, но все они, в том числе и закулисные сценаристы, — всего лишь исполнители какой-то объемлющей матрицы-сценария, уходящей корнями в далёкое прошлое современной, а может и предшествующей, то есть допотопной, цивилизации, неясное отражение которой мы едва улавливаем в дошедших до нас мифах и легендах. Образно-символьная сторона этих мифов и легенд воплотились в материальных памятниках культуры, над которыми работали многие поколения великих скульпторов, художников, архитекторов, композиторов, а также поэтов, писателей и драматургов.