— Следи за ветром, — напутствовал я Дика. — Я не думаю, что ветер снова поменяется, но если это произойдет, тебе придется быстро перекинуть паруса обратно.

Когда я спустился вниз, Дахлер уже ушел в свою каюту. Под его дверью виднелась полоска света. Джилл и Уилсон пили чай, сдобренный ромом. Девушка налила кружку чая и для меня.

— Рома? — спросила она и долила напиток в кружку, не дожидаясь моего ответа.

Ее лицо было очень бледным, а глаза лихорадочно блестели.

Я взял из ее рук кружку и приподнял ее в приветствии.

— Ваше здоровье! — произнес я, наблюдая за ней поверх ободка кружки.

Как только Уилсон вышел из каюты, она произнесла срывающимся и неестественно высоким голосом:

— Вы собираетесь заключить сделку с мистером Йоргенсеном, Билл?

— Что вы имеете в виду? — вместо ответа поинтересовался я.

— Так мне сказал мистер Дахлер, — ответила она. — Он сказал, что вы с Йоргенсеном объединяетесь против Джорджа Фарнелла.

— Против Джорджа Фарнелла… — Я уже ничего не понимал. — Джордж Фарнелл умер, — напомнил я ей.

Она кивнула.

— Я так и сказала мистеру Дахлеру. Но он только добавил: «Не потеряй Гансерта — вот и все».

— Он попросил вас поговорить со мной?

— Не то чтобы попросил, но… — Она заколебалась. Затем она шагнула ко мне и взяла меня за локоть. — Билл, мне страшно. Не знаю почему. На яхте сегодня что-то происходит. Все на взводе. Все задают вопросы.

— Кто задает вам вопросы? — спросил я.

— Утром это был Йоргенсен. А днем Кертис. Вы чуть ли не единственный, кто ни о чем меня не спрашивает. — Неожиданно она засмеялась. — Вместо этого я расспрашиваю вас. Так как насчет Йоргенсена?

— Я приму решение, когда доберусь до Норвегии, — ответил ей я. — А сейчас вам лучше лечь и поспать.

Она кивнула и одним глотком допила чай. Я подождал, пока у нее в каюте не вспыхнет свет, после чего выключил освещение в кают-компании и направился к себе.

Я мертвецки устал и уснул не раздеваясь, едва лег на койку. Яхту качало на волнах, как колыбель, и я осознавал это даже во сне, что усиливало ощущение полного комфорта и спокойствия. Мне снилось что-то мягкое, темно-пурпурное и бархатное, а еще раскачивающиеся на ветру верхушки деревьев. Потом покачивание изменилось. Оно замедлилось и стало более тяжелым. Яхта сотрясалась с каждым натиском волн. Она кренилась все сильнее и ужаснее. При каждом крене я цеплялся за одеяла и за край койки. Внезапно я проснулся и понял, что должен подняться на палубу. Я ощущал это даже внизу, у себя в каюте. Ветер вдавливал яхту в море. На ней было слишком много парусов. Я сунул ноги в морские ботинки. Море приподнимало яхту и снова ее опускало, и я ощущал ее нежелание подниматься на гребень очередной волны.

Я открыл дверь своей каюты. В кают-компании горел свет. У трапа я остановился и прислушался. Из-за спины доносились громкие голоса людей, которые по очереди кричали друг на друга. Я обернулся и заглянул в щелку приотворенной двери. Йоргенсен и Дахлер стояли напротив друг друга, разделенные обеденным столом.

— Sa det er det De tenker a gjore, hva? — угрожающе низким голосом произнес Йоргенсен.

Судно качнуло, и он схватился за опору. У него за спиной распахнулась дверь каюты Джилл. Она была полностью одета. Видимо, ее разбудила их ссора.

— De far ikke anledning, — по-прежнему по-норвежски продолжал Йоргенсен. — Sa fort vi kommer til Bergen skal jeg fa Dem arrestert.

— Арестовать его?! — воскликнула Джилл. — Почему вы хотите, чтобы его арестовали? Что он сделал?

— Во время войны продавал врагу секреты, — ответил ей Йоргенсен.

— Я вам не верю, — запальчиво воскликнула она.

Я распахнул дверь кают-компании.

— Мистер Йоргенсен, попрошу вас подняться на палубу, — окликнул я норвежца. — Необходимо убавить парусов.

Я не стал дожидаться его ответа, быстро взбежав по трапу. Оказавшись наверху, я увидел, что ночь превратилась в бушующую и завывающую водную бездну. Хватаясь за поручни, я добрался до сгрудившейся в рубке горстки людей. Было ясно, что еще немного — и штормовой ветер окончательно превратится в бурю. Я ощущал, как с каждой секундой его вес все сильнее налегал на яхту и всех, кто на ней находился.

— Дик! Пора опускать паруса. Этот кливер явно лишний.

— Я как раз собирался это сделать, — отозвался он.

Дрогнувший голос выдал его тревогу. Он понимал, что должен был сделать это раньше. На палубе появился Йоргенсен, а вслед за ним и Джилл. Поднялся по трапу и Дахлер. Я мысленно выругался. Калеке на палубе было точно не место. Но беспокоиться о нем у меня не было времени. Сам будет виноват, если его смоет за борт, решил я. Кертис стоял у штурвала.

— Держите ее на фордевинде, — приказал я ему. — Дик, бери Картера и бегом на бушприт. Йоргенсен, вы со мной.

Мы начали пробираться вперед. Волны и ветер неистово раскачивали судно. Дик и Картер уже были на бушприте. Джилл возилась с креплением кливера. Мы начали поспешно опускать паруса, но их было слишком много, и я чувствовал, как ветер относит нас в море.

В свете закрепленного на мачте прожектора мы начали опускать топсель. Но его заклинило, и ветер швырнул его на гафель грота. Полотнище паруса запуталось. Мы бросились его высвобождать, но тут я ощутил, что ветер сменил направление.

— Кертис, — крикнул я, — лево руля, или нас развернет! Ветер меняется.

Но он уже заметил опасность и повернул штурвал.

— Не волнуйся о курсе! — крикнул я. — Главное — держи по ветру.

— Хорошо! — крикнул он в ответ.

В этом и заключается главная опасность движения в фордевинд, особенно ночью. Грота-гик сильно поднят, и если ветер неожиданно меняет направление или вы незаметно для себя сбиваетесь с курса, то неожиданный порыв ветра способен резко развернуть яхту, буквально вырвав мачту из гнезда. Допустить этого, разумеется, нельзя.

Мы снова попытались поднять топсель. Но его заклинило намертво, и, чтобы справиться с ним, нам был необходим дополнительный вес.

— Кертис! — позвал я. — Передайте штурвал Джилл. И идите к нам.

Он тоже налег на фал, после чего нам удалось высвободить парус, разорвав при этом полотно. Раздался треск, и парус резко пошел вниз.

— Держите его! — завопил я.

На нас уже обрушилось хлопающее и развевающееся на ветру полотнище. Мы пытались его собрать, но оно хлестало нас по рукам и лицам. В это мгновение я скорее ощутил, чем заметил разворот яхты. Я высвободился из-под паруса как раз вовремя, чтобы увидеть, как ветер надувает заднюю шкаторину грота. Громадина паруса выгнулась в противоположную сторону. Грота-гик начал разворачиваться.

— Осторожно! — заорал я. — Йоргенсен! Ложитесь! Скорее!

Он обернулся, глядя на правый борт.

— Пригнитесь! — снова крикнул я. — Все!

Йоргенсен поднял руку, защищаясь от удара, но тут же был сбит с ног, растянувшись во весь рост на крышке люка, на которой стоял. Я почувствовал, что яхта выровнялась, схватил полотнище в охапку и растянулся на палубе. Уже в следующее мгновение грота-гик качнулся в противоположную сторону, вырвав из моих рук парус. Я ощутил, как надо мной пронеслась вся его огромная масса, и услышал отчаянный крик Джилл. Яхта снова резко накренилась, и гик с плеском погрузился в волны, обдав нас фонтаном брызг. Раздался треск, потрясший весь корпус яхты до самого основания, и я услышал грохот посуды в камбузе под нами. Левый бакштаг вырвало из фальшборта, и он с громким лязгом вонзился в паутину снастей.

Йоргенсен поднялся. Его лицо побелело и изменилось до неузнаваемости. Я стащил топсель с Дика, Кертиса и Картера. К счастью, пострадал только Кертис. Похоже, его зацепило по плечу. Я предоставил Дику заниматься раненым и бросился на корму. Но Йоргенсен оказался проворнее. У штурвала стоял Дахлер. Его лицо застыло, превратившись в бледную маску. Йоргенсен схватил его за воротник куртки и попытался оторвать от штурвала.

На мгновение мне показалось: еще немного — и он швырнет калеку за борт. Я громко закричал. Йоргенсен размахнулся и изо всех сил ударил Дахлера кулаком в лицо. Дахлер перестал упираться. Все его мышцы обмякли, и он повис на штурвале.