Стрелок ухмыльнулся, признавая правоту этого замечания. Никто лучше него не управлялся с ручным огнестрельным оружием. А если и был кто-то, он не стал бы торчать в этом захолустном городишке.

— Ну, давай посмотрим на ситуацию, — Мэтсон взял с кровати пистолет и небрежно покрутил его в правой руке. — Я никогда не убегал от боя. Смерть мне не грозит — тебе со мной не тягаться… даже с этим ружьем. И ты это знаешь. Ты не успеешь поднять свой Смит-энд-Вессон, как я уже остановлю тебя. Навсегда.

— Я и не рассчитывал, что ты убежишь, Мэтсон, — сказал Дэйн. — Я не прошу тебя об этом. Пусть это будет твоим решением — уехать. Это не побег. Это выбор.

— Зачем мне это делать?

— Может быть, потому что я попросил по-хорошему, — ровным голосом ответил Дэйн. — Может быть, потому, что твоя сделка с Кроссом уже не выглядит такой хорошей.

Высказывание Дэйна не понравилось стрелку, и это было видно по его напряженному лицу. Из-под маски безразличия наружу рвался гнев.

Слегка двинув плечами, чтобы облегчить ощущение тяжелого груза, Дэйн продолжил объяснять Мэтсону, что его пребывание в городе вызовет только проблемы. Может погибнуть много людей. И сам стрелок в том числе. Все только выиграют, если проблемы прекратятся, даже не начавшись. Никто не узнает, что они вообще встречались. Все будет выглядеть просто как будто Мэтсон решил уехать. Да так оно и будет на самом деле. Позже Мэтсон может дать Кроссу телеграмму. Или оставить записку.

— А как насчет этого дурачка клерка? — глаза Мэтсона превратились в узкие щелки. Он махнул револьвером в сторону лестницы, ведущей вниз.

— Я скажу ему, что мы с тобой старые друзья. Еще с войны. Попрошу его никому не рассказывать о нашей встрече, скажу, что ты просто проезжал мимо. Заехал в Торсмилл, чтобы повидаться со мной. Да он и так не скажет. Слишком напуган. Его вырвало три раза, по дороге сюда и обратно.

— Я никогда отказываюсь от контракта.

Дэйн непроизвольно крякнул — и тут же пожалел об этом. Со стороны могло показаться, что он сомневается в утверждении стрелка. А еще в глубине души у него возникло ощущение, что он никогда не чувствовал себя живее, чем сейчас.

— Тут уж тебе решать, не мне. Но здесь, в этом городе, я инспектор — и я настаиваю, чтобы ты уехал. — Дэйн почувствовал, как пот с его руки стекает на рукоятку револьвера.

Мэтсон опустил взгляд на ружье инспектора. Он подошел к нему, поднял левой рукой, перегнул пополам и осмотрел его внимательно, словно ювелир, изучающий драгоценное кольцо. Затем снова положил оружие на пол. Правая рука, сжимавшая пистолет, была опущена.

— Хорошее оружие, — заметил стрелок, делая шаг в сторону Дэйна. — Толковая мысль — разрядить его прежде, чем толкнуть в комнату.

Теперь Мэтсон и Дэйн оказались на расстоянии нескольких футов друг от друга. Мэтсон в ночной рубашке стоял рядом со своим новым знакомым.

— Слишком много просьб за одну короткую встречу, — сказал Мэтсон. — Не думаю, что Кроссу понравится мой отъезд. Насколько я знаю, он довольно хладнокровный ублюдок? Мне будет трудно найти работу в следующий раз, если он начнет рассказывать о моем отказе направо и налево.

— Кросс не сможет сказать ничего, не рискуя быть арестованным за покушение на убийство, — сказал Дэйн. — Он, возможно, подлец, но у него на плечах голова, а не кочан капусты.

Не ответив, стрелок повернулся и подошел к единственному окну в комнате. Левой рукой он раздвинул тускло-красные занавески и выглянул на улицу. Рассвет только начинался, но на улице уже было три человека. Их приветствовала чья-то собака. Вдалеке Мэтсон увидел приближающихся всадников. Узнав их, он покрутил револьвер в правой руке.

— Знаешь, если бы кто-то слушал нашу беседу, он наверное подумал бы, что ты просто испугался. — Стрелок не отвернулся от окна, только крутанул пистолет в другую сторону.

Говорить с этим человеком все равно что гладить дикого кота, неожиданно подумал Дэйн. Никогда не знаешь, когда он соберется укусить твою руку, независимо от того, насколько дружелюбным животное кажется в данный момент.

— Только дурак не испугался бы на моем месте, — признал Дэйн. — О твоих способностях ходят легенды. Хотя в городе наверняка найдутся люди, которые скажут тебе, что я дурак. — Он склонил голову набок. — Кто еще стал бы целый день колотить по раскаленному железу?

Мэтсон рассмеялся над остроумным ответом и перехватил пистолет двумя руками, по-прежнему глядя в окно.

— У тебя есть мужество, Дэйн. Немногие решились бы на такой поступок. Этот другой инспектор — портной — наверное, пожелтел от страха, когда к нему пришли с жалобами на меня. То, что ты пытаешься сделать, имеет смысл, но оно требует большого мужества. Я мог убить тебя, когда ты вошел в эту дверь.

— Ты мог попытаться.

Мэтсон повернулся в Дэйну, глаза его сверкали. Револьвер был направлен в живот кузнецу.

Дэйн не двинулся с места. Все в нем застыло.

Напряжение в комнате нарушил раздавшийся в коридоре шум. Через несколько секунд звуки удалились. Мэтсон постоял еще секунду, чтобы убедиться, что в коридоре тихо. До сих пор ему не приходило в голову, что Дэйн может быть не один. Он пристально посмотрел на инспектора, затем на дверь. Убедившись, что звуки не имели к ним отношения, стрелок усмехнулся и сделал шаг назад.

— Вот эта записка от Рудольфа Кросса — это контракт, Дэйн. — Стрелок махнул рукой в сторону тумбочки, на которой лежал револьвер. — Мне заплатят пятьсот долларов за твою смерть. Еще пятьсот — за убийство этого скотовода, как его там? Да, Эдвардса. И столько же за то, что я уберу вашего мэра — и этого старого судью. Плюс дорожные расходы. Это куча денег.

— Тебе нравится Теннисон, я вижу, — неожиданно ответил Дэйн. По лбу его побежали ручейки пота.

— Не меняй тему, — рявкнул стрелок.

— Я не меняю. Теннисон много писал о борьбе и смерти. И о жизни. Мне нравятся его произведения. По крайней мере те, которые я читал. — Дэйн посмотрел на стрелка.

— Имеешь в виду… «И сказал Эрл Дорм: „Если он жив, зачем тогда ты оплакиваешь его? Ты ведешь себя как ребенок. А если он мертв, я сочту тебя дураком; твои причитания не могут оживить его…“» — Закончив цитату, он швырнул револьвер на кровать и подошел к шкафу с одеждой. Потом начал рыться в вещах, стоя спиной к Дэйну.

— Очень красиво. Как называется это произведение?

— «Энид». Поэма о рыцарях, — ответил Мэтсон. Протянув руку к висевшему в шкафу пальто, он продолжил цитировать:

— «Он забыл свои обещания, забыл сокола и охоту, забыл копье и рыцарский турнир, забыл свою славу и имя, забыл свое княжество и его заботы — и эта забывчивость была ей ненавистна…» — Он замолчал, но не отвернулся от шкафа.

— Здорово, Грэйстоук. Хотел бы я с такой же легкостью цитировать стихи. Все что я знаю — это несколько слов из пары церковных песнопений, которые я выучил в детстве. — Дэйн потер заднюю часть шеи и выгнул спину, чтобы облегчить дикую боль в позвоночнике.

— Ты отличный парень, кузнец. Мы с тобой могли бы стать хорошими друзьями, сложись все иначе. Ты суеверный? — Мэтсон пошуршал чем-то в кармане висящего пальто.

Секунду Дэйн медлил с ответом.

— Да, вроде того, — наконец сказал он. — Мне нравится число пять.

— Ты делал что-нибудь пять раз сегодня утром?

Не успел Дэйн ответить, как стрелок резко повернулся к нему, сжимая в руке пистолет, спрятанный в кармане пальто; его черный ствол полыхнул оранжевым пламенем.

Первые две пули ударили Дэйна в живот, отбросив его к стене; третья попала прямо в сердце. Пули разорвали его пальто, затем рикошетировали, так и не добравшись от намеченной цели.

Пошатнувшись, Дэйн выстрелил. Три раза. Мэтсон пронзительно вскрикнул — его крик был больше похож на вопль пантеры, чем на человеческий голос — и отлетел назад, рухнув в шкаф с одеждой. Выпущенная им четвертая пуля пробила левую руку Дэйна; силой удара у кузнеца выбило из руки пистолет. Пятая пуля ударила в стену за его спиной.