— Да уж. — Дэйн начал закрывать горящими дровами второй колесный обод.

— Я вам доверяю. Завтра приходит груженый вагон, и мне понадобится телега.

— Конечно.

День прошел быстро — полный двухкофейниковый день. Солнце уже садилось, когда Дэйн закончил подковывать последнюю из пяти лошадей. Это хороший знак, решил он, что сегодня было именно пять лошадей. С колесами он закончил чуть позже полудня, и Бенджамин Тернер остался доволен.

Дэйн потянулся все телом и признался себе, что устал. Очень устал. Он вымылся, воспользовавшись умывальной раковиной в небольшой кладовке, где хранились инструменты, запас железа и дров, пакет с кофе и точильный круг. Вода приятно холодила лицо и грудь. Бросив взгляд на пустую кофейную чашку, кузнец понял, что прикончил весь напиток.

Его взгляд отправился блуждать по улице в сторону магазина Мэри Трессиан. Огни в нем погасли, значит, девушки там уже не было. Да он бы все равно туда не пошел — или пошел бы? Дэйн тряхнул головой и заговорил сам с собой.

— Пойдем-ка, поужинаем, Иерихо. И нам еще нужно отнести что-нибудь ковбою. Интересно, есть в ресторане что-нибудь особенное сегодня?

Он оглядел свою поношенную одежду и пожал плечами. Часть его надеялась увидеть в ресторане Мэри Трессиан; другая часть страшилась этого.

Как и ожидалось, арестованный Холлистер Уокер вел себя довольно тихо — и хорошо, хотя и неохотно, выполнил работу, заделав дыры от своих пуль. Все они были замазаны и готовы к покраске. Даже в желтом свете газовых рожков видно было, что стены ровные.

— Вижу, вы хорошо поработали, — сказал Дэйн, войдя в салун, который в этот час был оживлен, и найдя глазами веснушчатого ковбоя с квадратным лицом, тихонько сидевшего на стуле возле стены.

Не дожидаясь ответа, Дэйн позвал владельца салуна, который в этот момент наливал виски посетителям, заполнившим барную стойку.

— Как тебе это, Оливер?

— По-моему, хорошая работа, — сказал Нэттер, пытаясь перекричать оживленный шум, царивший в салуне. — Вообще-то он закончил еще до полудня. Я просто не хотел, чтобы он красил стены, пока тут столько народу. — Он наполнил очередную рюмку и добавил: — Краска в корыте на заднем дворе.

— Хорошо, — сказал Дэйн и подошел Уокеру, медленно поднимавшемуся со стула.

— Куда дели мою телегу? — хмуро спросил ковбой.

— Она в конюшне. Получите ее, когда выйдете на свободу, — сказал Дэйн. — Вам придется заплатить за ее простой.

— Что? Я не собирался…

— Туда мы обычно отводим лошадей и телеги, оставленные в городе без присмотра. Как ваша. — Дэйн склонил голову набок.

— Я хочу вернуться на ранчо. — Выражением лица Уокер напоминал школьника, выпрашивающего пирожное.

— Конечно, вернетесь. — Дэйн сунул руку в карман своего длинного пальто, чтобы удостовериться, что револьвер на месте. — А пока вы пойдете в тюрьму.

— Черт!

— Я принесу вам ужин… после того, как поем сам.

— Видимо, мне и за него придется платить. — Ковбой пожал плечами и повернулся к двери.

— Нет. За это платит город.

Их путь в сарай за гостиницей проходил в молчании — никто из мужчин не был в настроении разговаривать. Дэйн отпер сарай и распахнул скрипучую дверь.

— Там есть койка и два одеяла.

— Черт! — Уокер поглубже натянул шляпу и вошел внутрь. Затем остановился: — А что если мне приспичит выйти ночью?

— Не приспичит, — Дэйн улыбнулся. — Когда я принесу вам ужин, мы можем прогуляться в уборную. — Он указал на небольшую постройку метрах в пятидесяти от сарая.

— А как насчет фонаря?

— Фонаря нет.

— Черт.

Дэйн закрыл дверь сарая и снова запер ее. Он покачал головой, когда из сарая донеслось очередное вялое «Черт!» и напомнил себе: на днях нужно сказать мэру, что городу нужна тюрьма получше. С этой мыслью он вошел в оживленный ресторан и обнаружил, что его худшие опасения оправдались.

За угловым столиком сидела Мэри Трессиан.

С ней был шериф Тьюрин Стоктон. Хотя он сидел спиной к входу, Дэйн понял, что они беседуют. Увидев Дэйна, девушка попыталась поймать его взгляд. Свет газовых рожков нежно гладил ее лицо и танцевал на каштановых волосах, скрученных в тугой узел. В ее голубых глазах блестел интерес, вызванный приходом Дэйна.

Кузнец огляделся по сторонам, словно в поисках свободного столика, чувствуя, как лицо медленно заливается краской. Все в нем требовало повернуться и бежать прочь, но Дэйн заставил себя остаться. Он не нуждается в ее жалости. Вот что, должно быть, означало сегодняшнее предложение Мэри — жалость!

Усевшись за единственный свободный столик у дверей, он дождался, пока к нему неспешно подойдет лысый официант, не выказавший интереса к тому, что Дэйн выберет на ужин. Дэйн попросил кофе и бифштекс. Порцию среднего размера. И какой-нибудь гарнир. Он передумал спрашивать о сегодняшнем фирменном блюде. Официант кивнул и удалился, даже не сделав пометки по поводу заказа.

Дэйн почувствовал себя глупо. Все посетители ресторана были не одни — и почему он не пошел домой вместо того, чтобы торчать тут? Мог бы прочесть одну из двух книг, которые недавно приобрел в магазине Мэри — издание стихотворений Теннисона в кожаном переплете и «Античное общество» Льюиса Моргана. Он любил читать, это помогало коротать вечера. Обычно он засыпал, прочитав несколько страниц.

Как только принесли кофе, кузнец сделал большой глоток, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону девушки. Однако не удержался и глянул поверх поднесенной к губам чашки. Мэри смотрела на него.

Она улыбнулась.

Дэйн непроизвольно улыбнулся в ответ. Как глупо, сказал он себе. Она наверняка улыбается тому, что говорит ей Стоктон. Он попытался переключить внимание на свой кофе.

За столиком, стоявшим в самом дальнем углу ресторана, сидел Ксавьер Энтони; с ним были Эдвард Линдсэй, владелец гостиницы, Гарольд Рингли, городской банкир, и лесопромышленник Джеральд Мак-Кормик. Все, кроме Энтони, были членами городского совета. Закончив ужинать, они прогулочным шагом направились к дверям, на ходу приветствуя многочисленных знакомых; точно так же они поздоровались с Дэйном и вышли. Энтони, задержавшийся, чтобы взять свою трость, подошел к Стоктону и что-то прошептал ему на ухо. Красивый, хотя и несколько худощавый, с вьющимися темными волосами и карими глазами, обрамленными длинными ресницами, Энтони был объектом восхищения множества женщин — и некоторых мужчин Торсмилла.

Племянник влиятельного владельца ранчо стремительно обернулся, чтобы увидеть Дэйна, затем отвернулся. Лицо Мэри стало напряженным, и Дэйн догадался, что Энтони рассказал Стоктону об аресте ковбоя Кросса этим утром. Закончив беседу, Энтони похлопал Стоктона по плечу и попытался привлечь внимание Мэри. Но она продолжала сидеть, опустив взгляд в тарелку, и портной удалился, по дороге остановившись у какого-то столика, чтобы поболтать.

Дэйн пожал плечами. Он не надеялся, что арест останется в секрете. В Торсмилле вообще не было секретов. Став инспектором, он узнал — не интересуясь специально — что миссис Мак-Кормик состоит в любовной связи с Ксавьером Энтони. Впрочем, это было известно большей части города — кроме самого Джеральда Мак-Кормика. Он также знал, что банкир Гарольд Рингли подумывает о продаже своего дела и возвращении на восток, где собирается преподавать в колледже. А Рудольф Кросс интересуется покупкой банка. Дэйн знал, что масоны поговаривают о строительстве храма на главной улице города. Еще он слышал, что рассматривается вопрос о пуске второго дилижанса в неделю до Уэйко и что решение выделить деньги для строительства школы, вместо того чтобы вложить их в открытие магазина старого Коллигера, скоро воплотится в жизнь.

Дэйн поднял глаза и увидел, что Энтони подходит к его столику. Он заставил себя улыбнуться.

— Как вы себя чувствуете сегодня вечером, Ксавьер?

— В добром здравии, инспектор, — произнес Энтони, опуская руку в карман. Он постоял секунду, ожидая от Дэйна еще какого-нибудь замечания. Когда его не последовало, Ксавьер Энтони надел шляпу и тихо проговорил: — Будьте осторожны, инспектор. Людям Кросса не понравилось то, что вы сделали сегодня. — Он покачал головой. — Разумеется, я считаю, что это было правильно.