Вскоре Линда закончила работу. Сэмми Мак-Гаффин, заново перебинтованный, лежал тихо, закрыв глаза. В обмороке или вот-вот заснет, подумал Оверстрит. И то и другое было бы благом для измученного юноши.

Оверстрит остановился перед девушкой, сминая в руках шляпу.

— Что скажете, мисс?

— Он выживет, — ответила она, ополаскивая руки в гончарной миске, — если вы дадите ему отдохнуть несколько дней. Тогда у него будет шанс выздороветь.

Лейтенант покачал головой.

— Боюсь, мы не сможем… Нам нельзя задерживаться здесь надолго, нужно двигаться на юг.

Глаза их встретились. Он знал, как выглядит, и понимал, что она о нем думает, видя в ее глазах плохо завуалированную неприязнь.

— Если вы не хотите убить его, — сказала Линда, — вам придется оставить его здесь.

Оверстрит недоверчиво уставился на нее.

— Вы позволите солдату-техасцу остаться здесь, и будете лечить его?

— Мы будем помогать любому раненому человеку, которому нужен уход. Даже техасцу.

Оверстрит задумался. По глазам девушки он понял, что это действительно так и что отец поддерживает ее. Тем труднее было осуществить то, что он собирался сделать.

— Я не могу выразить вам свою благодарность, мисс. Именно поэтому я ненавижу то, что мне придется сделать. Мы специально искали ваш дом.

Обветренные губы Шафтера, все это время молча стоявшего поодаль, моментально сжались в тонкую линию. Затем он кивнул и сказал, как говорят мексиканцы:

— Моя лошадь — ваша лошадь, лейтенант.

Оверстрит поймал пылающий взгляд девушки. Ее лицо вспыхнуло гневом, руки были крепко сжаты на груди.

— Мистер Шафтер, — сказал лейтенант, — пожалуйста, попросите всех ваших людей выйти во внутренний двор.

Шафтер шагнул к двери и на испанском обратился к двум работникам-мексиканцам. Они разделились и вскоре вернулись вместе с двумя другими мужчинами и тремя женщинами.

— Два человека уехали на лошадях, — сказал Шафтер. — Они вернутся к полудню.

Оверстрит обратился к своим людям:

— Обыщите каждую комнату и каждое здание. Вы знаете, что искать. Принесите сюда все оружие, какое найдете. Но больше ничего не трогайте. Слышите меня? Больше ничего не трогайте!

Когда солдаты ушли, Оверстрит повернулся к пылавшей гневом девушке.

— Надеюсь на ваше понимание, мисс Шафтер. На войне приходится делать множество вещей, которые ненавидишь. Это одна их тех вещей, которые я ненавижу больше всего. Она ставит в неловкое положение меня и оскорбляет вас. Но вы находитесь по одну сторону, а мы по другую. Мы не можем рисковать.

Его слова ничуть не уменьшили ее негодования. Тогда лейтенант попытался выбросить это из головы — в конце концов она сторонница Севера. Однако в глубине души он испытывал сожаление.

Солдаты постепенно возвращались по одному и по двое. С собой они принесли около дюжины разнообразного оружия. Оверстрит с тревогой всматривался в лицо каждого, кто приближался к нему. И, даже не задавая вопросов, знал, что оружие и боеприпасы не найдены.

Наконец вернулись все кроме одного. Отсутствующим солдатом был Хатчет. За дверью слева Оверстрит услышал грохот. Он припомнил, что Хатчет ушел в правую дверь.

Щеки Линды Шафтер вспыхнули.

— Он в моей комнате, — громко сказала она. — Я не позволю ему рыться в моих вещах!

Развернувшись так стремительно, что юбка взметнулась и обвилась вокруг ее ног, девушка быстро шагнула вперед и толкнула дверь. Лейтенант услышал, как она охнула и вскрикнула со злостью:

— Положите на место! Это мое!

За дверью что-то упало, а затем девушка закричала от боли.

В два прыжка Оверстрит пересек гостиную и ворвался в комнату. Поднимаясь с пола, Линда намеревалась снова броситься на Хатчета. С ее губ слетали полные злобы испанские слова. Она схватила коробку, которую Хатчет держал перед собой.

Тот с силой оттолкнул девушку.

— Отвали от меня, девка, или я пришибу тебя!

— Прекрати, Хатчет! — рявкнул Оверстрит звенящим голосом. — Что бы ни было у тебя в руках, верни это девушке.

Хатчет обернулся к лейтенанту, растянув рот в ухмылке.

— Ты можешь приказывать нам на поле боя, Оверстрит, но здесь — не поле боя. Все, что найду, я оставлю себе.

Краем глаза лейтенант увидел, как молодая женщина потянулась к висевшей на стене соломенной шляпке. В следующую секунду в руках ее оказался револьвер. Это был старинный кавалерийский седельный пистолет; таким Оверстрит часто баловался в детстве. И кому бы в голову могло прийти заглянуть в шляпку, висящую на вбитом в стену гвозде?

— Техасский воришка, — сквозь зубы сказала девушка Хатчету, — положи эту коробку на место.

У Хатчета отвисла его упрямая заросшая бородой челюсть.

— У тебя не хватит духу выстрелить. А я сломаю тебе руку! — Он кинулся к девушке.

— Говорю тебе, стой, Хатчет! — снова произнес Оверстрит. — Это приказ.

Он шагнул к солдату. Девушка развернула пистолет, чтобы держать под прицелом и Оверстрита.

— Вы обещали нам, лейтенант. Я пристрелю вас с такой же легкостью, как и любого из ваших воров-ренегатов.

Оверстрит остановился. Хатчет тоже. Лейтенант с трудом сглотнул — одно нервное движение ее пальца могло убить любого из них наповал, как пушечное ядро янки. И огонь в глазах девушки говорил, что она это сделает.

Линда не видела, как к ней сзади подошел Уиллер. Словно кнут пастуха, его рука метнулась вперед и выхватила из ее пальцев пистолет. Девушка развернулась и в отчаянии замолотила по его большой груди своими маленькими кулачками. Затем она упала на пол и разразилась рыданиями. Уиллер глядел на нее сверху вниз с растерянностью и жалостью, на лице его было написано явное желание убежать прочь.

Оверстрит выхватил из рук Хатчета коробку, поставил ее на стол и открыл. Внутри лежало ожерелье из белого жемчуга, брошь, судя по всему, золотая, и пара сверкающих камнями колец.

— Они принадлежали моей матери, — тихо сказала девушка.

Оверстрит вручил ей ее коробку и положил руку на плечо, намереваясь успокоить. Но от этого прикосновения у него забурлила кровь, и ему пришлось убрать руку.

— Приношу свои извинения, мисс. Мы можем быть кем угодно, но мы не воры.

Выйдя из комнаты, он дал выход своему гневу.

— Как еще заставить тебя понять, что мы воюем с солдатами Севера, а не с мирными жителями, Хатчет? Ты пытаешься разграбить каждое поселение, через которое мы проходим. Я почти жалею, что ты лишился сержантских нашивок до того, как тебя послали ко мне. Я бы самолично хотел сорвать их с твоих рукавов!

Затем лейтенант обратился к Уиллеру:

— Хатчет находится под арестом. Обезоружь его. Найди подходящее место, которое может охранять один человек, и посади туда его и Боудена.

Позже Оверстрит встретился с Шафтером и его дочерью в тенистом портале внутреннего дворика.

— Я хотел бы компенсировать проблемы, которые мы вам доставили.

Глаза Линды Шафтер все еще метали искры.

— А я хотела бы одного: чтобы вы поскорее убрались отсюда!

Лейтенанта передернуло.

— Я тоже. Но сначала мы должны найти оружие и боеприпасы армии Союза, которые вы здесь прячете.

Шафтер выпрямился и схватился здоровой рукой за парализованную. Девушка быстро перевела дух. Затем старый разведчик опустил руку и сказал ровным голосом:

— Кто-то ввел вас в заблуждение, лейтенант. Мы ничего не знаем ни о каком оружии.

Оверстрит покачал головой.

— Я не собираюсь причинить вам вред теперь, после всего, что вы для нас сделали. Но вы знаете, и я знаю, что где-то здесь, на ранчо, спрятаны десять фургонов оружия и боеприпасов. Мы намерены найти их во что бы то ни стало.

Шафтер сложил на груди здоровую руку.

— Даже если здесь было бы оружие, лейтенант, мы не отдали бы его вам.

— Если бы вы отдали, сэр, — грустно улыбнулся лейтенант, — я перестал бы вас уважать. Но мы найдем его сами.

Оверстрит вернулся в гостиную и огляделся. Он знал, что солдаты обыскали каждое здание. Судя по всему, тайник спрятан где-то за пределами ранчо. Он крутнулся на пятках и почувствовал, как индейский ковер под его ногами вдавился в грязь. Внезапная догадка осенила его. Лейтенант шагнул назад, отогнул угол ковра, а затем скатал весь ковер в рулон. И не увидел ничего, кроме грязного пола.