О сокрушении Родриго и его беспутного папаши герцог Форса мог говорить часами, Дженнардо оставалось молча слушать – отец выделил на кампанию пять тысяч флоринов и обещал прислать еще. После испанских приключений Дженнардо мог бы содержать наемников на собственные средства, точнее, он так думал, но оказалось, что на родине жизнь куда дороже. «Ты должен рассуждать не как солдат удачи, но как будущий правитель, сынок. Мне наплевать на вопли твоего братца, до сих пор тоскующего по ляжкам Луизы Реджио, и на поруганную честь Камиллы… кстати, ее духовник шепнул мне по секрету, что под Красным Быком сестрица отнюдь не страдала… Так вот: папа хочет прибрать к рукам всю Италию, чтобы затем обеспечить уделы своим детям. Родриго же – загребущие руки Его Святейшества. Мы должны отрубить жадные длани по локоть, еще лучше – по плечи! Пред кардиналом Лаццарским ты дашь клятву преследовать Реджио без пощады, помянув про брата и тетку, и останешься там до победы. А когда ты вернешься, твой брат будет уже в монастыре или в могиле, и мы обсудим мое завещание». Невысокий, плотный герцог Форса, задрав подбородок, заглядывал сыну в лицо. Для отца данное слово – всего лишь пустой звук, и ему не объяснишь, что может быть иначе. Что ж, времена пылких объяснений и клятв до гроба давно прошли. Годы назад глупый мальчишка, свято веривший в свою и чужую честь, начал бы спорить. В свои двадцать шесть Дженнардо Форса твердо верил только в один девиз: промолчи и сделай по-своему! Капитан не собирался зря губить своих солдат, и, если перевес в военной силе будет слишком велик или кардинал Лаццарский начнет вилять, как это водится, мерченары бросят город на произвол судьбы. Наемник продает свою кровь за деньги и не ввязывается в безнадежные дела. Тем паче Дженнардо не собирался выгадывать на смерти собственного брата, хоть и презирал Джованни от всей оставшейся души. Младшему сыну герцога Форса была не нужна герцогская цепь, ему вообще ничего не нужно. Таких трудов стоило обуздать собственные страсти, и Дженнардо не желал будить демонов. Вот только говорить отцу этого не следовало, и потому капитан лишь поцеловал перстень на морщинистой крепкой руке.

Знать Лаццаро двинулась к причастию – строго по рангу, и не приведи Бог служкам перепутать! Дженнардо занимал в этом строю шестое место, после кардиналов Риари и ди Марко, Гвидо Орсини и синьоров разгромленных Камерино и Урбино. Переступая через так и не поднятый платок, капитан гадал: нажил ли себе врага в лице отвергнутой Оливии Орсини? Пышка состроила гримаску и сделала знак служанке убрать ненужный дар, губы Оливии шевелились, но разобрать хотя бы слово было невозможно, ибо хор грянул «Тебя, Господи, хвалим». Дженнардо мог бы поклясться, что слышит кастрата даже среди прекрасных голосов прочих, и постарался представить себе это божество. Наверняка стройный, даже хрупкий юноша, с узкими плечами и по-женски широкими бедрами… В вышине звенели витражи, воздух дрожал от жара сотен свечей, ласково улыбалась Мария Лаццарская, суля победы и благословение, а капитан наемников с усталым отвращением думал: таким, как он, нет места под небесами.

****

На каменных ступенях собора собралось столько народа, что знатным прихожанам приходилось пробивать себе дорогу, отмахиваясь от просителей и назойливых побирушек. Прелатов хватали за мантии, хорошеньких женщин – за подолы юбок, и все вопили едва ль не громче колоколов. Весеннее солнце после полумрака собора резало глаза, и капитан ниже опустил поля шляпы. Ветерок пах вишней и лимонами, а в фонтане на площади уже плескались детишки из семинарии, упущенные разморенной стражей. Все привычно и знакомо, вот только Лаццарское сидение подходит к концу. Родриго Реджио никогда не менял намерения по собственной воле, и, значит, разгром неизбежен. Кровь Христова, они торчат в Лаццаро уже третий год! Ну да, на Пятидесятницу пойдет третий… Опустошив Романью, Красный Бык заявился на Лаццарскую равнину, и тут Дженнардо повезло – так считал он сам, и его мнение разделяли сержанты, – но прочие полагали тогдашнюю победу почти чудом. Мерченарам Форсы удалось разбить передовые отряды Родриго, прежде чем тот сам прибыл в войска, а потом Быка задержали французы. Дженнардо на совете вылил ушат холодной воды на буйные головы кардиналов и Орсини, предсказав, что Реджио пробудет в плену недолго. Так и случилось: Родриго просидел во французской крепости меньше года и теперь вновь принялся за старое. В плену великий юбочник зря время не терял, успев подыскать себе жену-наваррку, принесшую ему в приданное солдат и деньги для войны.

Сержанты мерченаров, придерживая рапиры у бедра, уже спешили к своему командиру, но рука в красной перчатке легла на локоть, и капитан был вынужден остановиться. Молодая строгость под красно-белым капюшоном, взгляд, в котором бушевали снежные бури Пиренеев, и ледяная, отточенная на сборищах курии вежливость. Только кардинал Валентино ди Марко мог завести беседу на ступенях лестницы с таким презрением к людской суете, словно находился в тиши и благолепии своего дворца.

– Синьор Форса! – окликнувший, как подозревал Дженнардо, намеренно остановился двумя ступенями выше, чтобы выиграть в росте, прелат казался болезненно чувствительным к уколам самолюбия. Темно-серые глаза смотрели сверху вниз, крупный рот сжался в линию. Забавно, что кардинал мнит себя знатнее родом. Форса выбрались наверх с помощью клинков, но с ди Марко дело обстояло хуже: еще дедушка Валентино держал меняльную лавку во Флоренции, и однажды ему расколотили деревянный стол с криками «банко ротто!». – Не думаете ли вы, что Его Высокопреосвященство кардинал Лаццарский отслужил мессу с большим достоинством?

Дженнардо вздохнул про себя: игры церковников надоели ему хуже, чем тесные сапоги в походе, но, если он хочет дождаться здесь победы или хотя бы окончательного расчета, придется выдержать роль до конца. Вдобавок его забавляли пикировки, никому, кроме них с Валентино, не заметные – будто порочная тайна. Если сейчас окинуть долгим взглядом красную сутану, последовательно задержавшись там, где у носящих штаны находится гульфик, потом уставиться на губы, ухмыльнуться медленно и развратно, то кардинал начнет злиться. Наверняка прелат считает, что неотесанный мерченар намекает на нарушение отцом церкви священных обетов, а Валентино изо всех сил соблюдал приличия – официальной любовницы у него не имелось. Во всяком случае, за два года сидения в Лаццаро капитан таковой не заметил. Ловкий ход – в Италии так устали от пороков Реджио, что с охотой кинутся в объятия более сдержанного кандидата на престол Святого Петра.

– О, разумеется, месса была божественной. – Ну, так и есть: под похотливым взглядом кардинал передернулся, красивые губы сжались еще плотнее. – Ваше Высокопреосвященство, не знаком ли вам новый солист церковного хора? Под звуки его голоса я перенесся в рай… и где только находят таких ангелов?

– В семинарии Святого Адриана, – принужденно улыбнулся кардинал, – во всяком случае, последний раз этот кастрат пел там. Не правда ли, такие вещи всегда заметны по тембру голоса? Неподражаемые верхние ноты… Мальчик – просто чудо и иногда соглашается выступить на частных, домашних… богослужениях. Не хотите ли пригласить его в церковь Сан-Джорджо? Наши доблестные воины должны приобщиться к благодати.

Значит, все-таки кастрат! Дженнардо пожалел, что сан кардинала не позволяет читать мысли. Отличное начало дня – увидеть, как взбесится Валентино, узнав, чего на самом деле хочет синьор Форса. Положить тебя поперек ложа, надменный ублюдок, задрать бабские юбки и вдуть как следует… привести кастрата в церковь Сан-Джорджо, поглядеть на смущение мальчишки при виде такой толпы вояк… капитан мечтательно зажмурился. Дьявола проще сдерживать, если питать его крохами, иначе он возьмет сам – и гораздо больше. Чего добивается от него прелат? Валентино никогда не скажет прямо.