- Доброе утро, барон Шварц,- заулыбалась я глядя на него. Ну да, именно сегодня вступили в силу наши права, теперь я баронесса Шварц.

- Доброе!- муж обнял меня, зашептал на ухо, обдав меня запахом зубного порошка и мускусных духов- тебе очень идут платья.

Отпустил он меня так же быстро. Мы пошли завтракать.

На кухне пахло душистыми травами, летом. Приятная женщина, в белом переднике, лет пятидесяти на вид, поставила перед нами тарелку со свежими булочками, деревенский сыр, по маленькой тарелочке каши и ароматный горячий чай.

Кухня, как и все стены в доме была выкрашена белой краской. Приктично и удобно. Если где-то что-то поцарапалось, испачкалась или откололось, можно легко и быстро обновить. И, кроме того, замечательно подходит под любую мебель.

Кухарку все называли тетей Таней. Детей у нее не было, муж лет двадцать назад погиб. Конечно она, как и все другие домочадцы, была потрясена внезапной кончиной хозяина, но горя потерявшей любимого женщины не было.

От нее я узнала много нового о доме, она же предложила мне взять горничной ее внучатую племянницу. Тетя Таня обещала мне вечером организовать горячую ванну.

Точно в восемь утра мы с мужем и управляющим, господином Романом, сидели в кабинете и разговаривали с первым соискателем. Мы решили взять старому управляющему помощника. Работы предстоит много.

Откровенно говоря, не скажу, что тут так уж требуется моё присутствие. Роман задавал рабочие вопросы, что конкретно он умеет делать, мой муж достаточно настойчиво выспрашивал о прежнем месте работы. А как он задавал вопросы! Уже через пять минут мы услышали всё, как на духу. Как юный управляющий влюбился в прекрасную жену господина, за что и был с позором изгнан.

Мы обещали подумать и пригласили следующего претендента. И спустя пару минут слуга принес целую гору писем.

- Лиза, займись пожалуйста. Разберёшься сама?

Я кивнула и приступила к ответам, краем уха прислушиваясь к разговору. Пара десятков соболезнований, десяток счетов, предложения самых разных услуг. Оставалось всего несколько писем, когда я распечатала письмо из столицы от графини Штольц.

Какая знакомая фамилия, всё крутилась у меня в голове, но я так и не вспомнила, кто это. И вот, в руках у меня оказался дорогой лист бумаги с безупречно выведенными на ней буквами.

Дорогой Кирюшенька!

Словами передать не могу, как сочувствую тебе! Оказаться связанным с этой сумасшедшей и ее мерзкой семьей! В день твоей свадьбы я отправилась к этому барончику, чтобы лично выразить своё презрение! Так представь себе, его даже не оказалось дома! Гэворят ещё ночью куда-то уехал и вернётся только через неделю! Но я-то знаю, это всё ложь! Он просто меня боится.

Врача и священника в столице я нашла, как только сможешь сюда вырваться, я разведу тебя и отправим этот позор обратно к своиму трусливому отцу!

Будь разумным, как мы и договаривались.

Всегда любящая тебя тётушка.

С глубоким поклоном, писарь Аркашка.

Вот так. Всего одно письмо разбило мои зарождающиеся чувства, мою мечту о счастливой семейной жизни. Я почувствовала, будто почва уходит из-под ног. На глаза даже слёзы навернулись. Почему-то я почувствовала себя преданной. Я же к нему со всей душой! И он хорош! Зачем нежничает со мной? Игра на публику? Как же горько!

Я перечитала письмо ещё раз. А впрочем, чего я это вдруг так разнервничалась? Ну, отправят меня к папе. И что с того? Это же будет означать, что я свободна! Замуж до двадцати одного вышла? Вышла! Меня бросили? Бросили! Какой с меня спрос?

Во избежании неловкости, я сложила письмо обратно, аккуратно заклеила конверт, положила его предпоследним. Так подозрений меньше. Скажу устала. Там всего пять писем. Как-нибудь сам допишет. И вообще, больно нужно мне ему помогать. Сам разберётся. Я зла! И настроения никакого.

Спасла меня тетя Таня, тихонько постучавшись в дверь и попросив меня выйти на минутку.

Я только рада покинуть вмиг опостыливший кабинет. Девочку, Аню, за которой ещё утром послала кухарка, я приняла. В доме тоже оставаться не хотелось, я переоделась в штаны, села на верную лошадку и тихонько поехала куда глаза глядят.

Кривая вывела меня на небольшую и бедную деревушку. Пока же дорогу перегородили несколько тощих коров, пришлось остановиться.

- Привет,- я повернула голову на звук. Ко мне немного робко подходила девочка лет восьми, чуть дальше к этой самой девчушке спешила, наверное, ее мама. Я помахала в ответ рукой,- а ты наша новая хозяйка? А правда, что теперь ты будешь забирать у нас еду, чтобы покупать себе платья? И кутиться?

- Дженни! Замолчи сейчас же! Моя госпожа! Умоляю, простите, она совсем ребенок! И не понимает, что говорит!- женщина встала передо мной на колени прямо в грязь. Да что сегодня за день такой! Почему мне сегодня стыдно за чужие слова и поступки?

- Нет, не правда,- ответила я маленькой Дженни, спрыгнув с лошади,- и новый господин тоже. Не переживай,- малышка, получив ответ, отвлеклась на корову и я смогла обратиться к ее матери,- вставай. Я не сержусь. Но тебе следовало просить не за ребёнка, а за себя! Ведь это твои слова повторила Дженни.

- Простите, Госпожа! Я очень виновата. Эта зима выдалась особенно холодной и тяжёлой.

- Ага,- вдруг поддакнула девочка,- а ещё у нас папа сильно болеет. И вместо земли одна глина. А мама горшки делала- делала, но дядя за них только копейки дал. Потому, что он жадный. А мама потом опять плакала.

- Вот как? А горшки были красивые?

- Конечно, самые- самые красивые, их же мама делала! А я ей немножко помогала.

- А у мамы ещё есть горшки? Покажешь мне?

- Конечно! Пойдем к нам в гости! Я тебе один подарю. А хочешь, котят покажу? Они такие красивые! Только их трогать нельзя, потому, что они маленькие ещё.

- Я не буду трогать,- серьезно пообещала я.

Девочка взяла меня за руку и повела к себе в гости. Бедная женщина не знала, как ей себя вести. Была испугана и смущена. Теперь она тихонько шла позади нас, прихватив за узцы мою лошадь.

И хоть мне не было теперь никакого дела до этих земель, но людей мне жалко. И потому я решила посмотреть на эти самые горшки.

Уже вскоре мы подошли к маленькому, вросшему в землю, домишке. Внутри было явно холодно. Мне-то, с дороги, хорошо. Но вот мужчина, что нехорошо кашлял на печи, кутался в теплое одеяло. Тут бегали ещё двое детей. Мальчишки. За ними присматривала сухонькая старушка.

Горшки и правда были весьма достойными. Хорошей формы, аккуратные, из качественной глины. Тут можно смело их по три медяка каждый продавать! А значит, учитывая перевозку и прочие расходы, медяк за горшок можно платить.

- За сколько ты их продала?- наконец спросила я, поставив горшок обратно на полку.

- По медяку за каждый десяток.

- И как быстро ты их делаешь?

- По два горшка за один день, Госпожа,- с поклоном ответила мне женщина,- у меня снова два десятка скопилось. Скоро торговец приедет, заберёт.

- Значит так. Это вся твоя семья?- женщина кивнула,- хорошо. Начиная с сегодняшнего дня ваша семья освобождена от оброка. Но четыре раза в год вы должны по десять медяков управляющему отдавать. Я дам ему распоряжение. Но эта поблажка только в этом году. Потом по пятнадцать процентов с каждой продажи,- ах, ну да, с кем я про проценты,- это значит, двадцать продашь, стоимость трёх управляющему отдашь.

Далее, что касается горшков. Можешь их хоть сегодня в усадьбу мне привезти. По медяку за каждый заберу. Можешь нанять кого, в столицу отвезти. Я тебе туда записку передам, скажу кто по два медяка даст. Смотри мне, только, не хуже. Чтобы и толстые, как этот. И аккуратные.

Сначала мастерица растерялась. Шутка ли, по десять кровных отдавать! Потом подсчитала, поняла, опять упала на колени, запричтала про матушку-благодетельницу", мол, услышал Бог молитвы.

Услышать-то услышал, вот только не мои. Да хоть про себя я не забыла, процент же и в наш карман пойдет, то есть в батюшкин. Но лучше бы он мне мужа хорошего дал!