И вот что получается: жизнь возможна только посредством смерти. Жизнь дана многим, чтобы нести смерть, рождая жизнь и освобождая место для жизни.

Мы отнимаем жизнь у другого, чтобы дать ее себе.

Поэтому закон жизни, данный этому миру свыше, звучит так: убий. Он звучит так: укради. Он звучит так: обмани, если не можешь достичь своей цели по-другому. Возжелай, потому что это нужно тебе. И тогда жизнь будет дарована тебе. Чтобы помочь своим, убей чужих.

Сильнейший должен проявлять не милосердие к слабейшему, сильнейший должен проявлять жестокость к нему. Он должен убить слабейшего. Если ты не сильнейший, то будь умнее, будь хитрее. Хитрый и умный победит глупого. Чтобы жить, будь сильным, хитрым и умным.

Что такое закон жизни? Это закон, благодаря которому распределяются ограниченные ресурсы мироздания между живыми. И распределяются весьма рациональным и справедливым образом.

Что такое экономика? Это наука о распределении ограниченных ресурсов между потребителями этих ресурсов.

Экономика — это часть жизни. На нее распространяются общие законы жизни. Но, как мы видим из классического определения экономики, эти законы действуют там напрямую, в чистом виде. Это — ее непосредственные законы. Здесь идет борьба, окончание которой не предвидится. Это борьба — не на жизнь, а на смерть. Ради жизни.

— Это — последняя проповедь, — сказал Фимин и выключил магнитофон.

— Это что? Научно-популярная лекция? — Судя по выражению лица Александра Яковлевича, он остался чем-то недоволен.

— А мне нравится. Может, некоторое наукообразие и нужно убрать, но в принципе — очень даже впечатляет, — произнес Антонович. — И знаете, какая мне идея сейчас в голову пришла? — Он обвел взглядом присутствующих.

Все повернули к нему головы.

— А что, если показать в этом фильме какие-то… ну, сюжеты. Во время разговора о динозаврах — динозавров, об эволюции — еще что-нибудь… и так далее. — Он опять обвел всех взглядом, будто ожидая аплодисментов.

— Как «В мире животных»? — спросил Шустер.

Чтобы сгладить неловкость, Фимин поторопился высказаться:

— Дело в том, что это — исходник, видеозапись выступления. Сама проповедь может монтироваться и перемонтироваться. Кстати, вы высказали действительно интересную идею. Я уже об этом думал. Но эти кадры — в любом случае необходимы. По крайней мере — для истории.

— А вы что думаете? — обратился Александр Яковлевич к Илье.

— О чем?

— Ну обо всем этом. О том, что вы говорите. О законах жизни. Или о высшем разуме, сверхорганизме, как вы говорите, который руководит всем и вся.

Илья молча посмотрел на Шустера, молча обвел комнату взглядом. Он держал паузу до тех пор, пока все не обратили взгляды к нему, и только тогда размеренно произнес:

— Великий мыслитель прошлого Адам Смит говорил о «невидимой руке рынка». Я делаю ее видимой для вас. Эта рука — рука высшего существа, того организма, о котором я говорю.

Если его руки невидимы, то плоды их действий очевидны. Если голос его неслышим, то я передаю вам его слова. Я — его рупор.

Этот организм постоянно эволюционирует, он разрастается, принимает новые формы, вовлекает в себя новую живую и неживую материю. Его нынешнюю форму я показываю вам. Эта форма — Золотой Телец.

Деньги — это кровь Золотого Тельца. Деньги — это нервы Золотого Тельца. Деньги — это суть Золотого Тельца. И люди — есть клетки Золотого Тельца.

Деньги — суть люди. Значит, люди — суть деньги. Не только их труд, но и они сами обратимы в деньги. И скоро придет час, когда вы убедитесь в этом.

— Браво! — Шустер захлопал в ладоши и к нему присоединились присутствующие. — Я надеюсь, — он посмотрел в сторону Анатолия, — это уже записано?

XXIX. Четвертый визит психотерапевта (октябрь)

У входа в контору стоял черный «мерседес». Аркадий подошел к приоткрытому окну:

— Вы за мной?

— А вы врач-психотерапевт? — безразлично спросил мужчина в машине.

Аркадий ответил утвердительно и занял место на заднем сиденье. Второе место сзади было занято парнем лет тридцати. Бритая ежиком голова не выдавала в нем человека интеллектуального труда.

Машина и на этот раз ехала по направлению из центра. Темнело, на улице уже зажглись фонари, встречные машины включали фары. Они долго стояли в пробках.

Уже совсем стемнело, когда они пересекли наконец Кольцевую автодорогу и через несколько минут, свернув с шоссе, подъехали к шлагбауму. К ним подошел неизбежный охранник, сличил номера с записью в журнале, который вынес с собой, посмотрел документы водителя, сличил их с лицом за рулем, потом подал в затемненное окно знак открыть проезд.

Аркадию казалось, что он знает это место, хотя может и ошибаться — слишком темно. Когда они подъехали к дому, он вспомнил. Точно. Здесь он уже был и лечил какую-то женщину. Чью-то жену. Как же ее звали? Если он не вспомнит, получится неловко.

Сопровождающий Аркадия вышел, связался с кем-то по телефону и открыл дверцу машины. Они поднялись на крыльцо. В этот момент из входной двери на крыльцо вышел молодой парень, судя по всему — охранник. Глядя сквозь них, он осмотрел площадку перед домом, потом сосредоточил взгляд на Аркадии.

— Проходите, — сказал парень.

— Я подожду в машине, — буркнул сопровождающий и направился обратно.

Аркадий вошел в дом.

— Вот здесь остановимся, — сказал охранник. — Пальто можно повесить сюда. Попрошу вас выложить из карманов все металлические предметы.

Аркадий не первый раз за день проделал знакомую процедуру. Его обыскали, но на этот раз сразу вернули все вещи. Открылась еще одна дверь, и на пороге показался невысокий человек лет пятидесяти. В черных вьющихся волосах видна была седина. На интеллигентном волевом лице с крупным носом, который, за неимением других сравнений, принято называть греческим, играла добродушная улыбка. Он был в спортивном костюме и кроссовках. Его лицо было хорошо знакомо Аркадию.

— Добрый вечер, — ответил Аркадий на приветствие хозяина.

— Мы, кажется, знакомы, — сказал хозяин.

— Да. То-то я смотрю — где я вас видел? Начинаю вспоминать — по телевизору скорее всего.

— Меня зовут Александр Яковлевич. А вы…

— Аркадий Михайлович. Можно просто Аркадий.

— …кажется, лечили мою жену.

— Совершенно верно, — он прекрасно это помнил, но не считал нужным говорить об этом первым.

— Ну и как она?

— Это, вероятно, вам виднее.

— Она давно уже не обращалась к нам.

— Проходите.

Они прошли в столовую.

— Вы, вероятно, еще не ужинали? — спросил Александр Яковлевич.

От ужина Аркадий отказался, но с удовольствием выпил чаю с бутербродами, приготовленными матерью хозяина — старой, но живой еврейкой, которая все интересовалась, «как сейчас живут врачи». Аркадий ответил, что врачи живут плохо, хотя кто как. Все зависит от клиентов.

— Мама, человек устал, а ты напрягаешь его разговорами. Ему еще работать, — сказал ей хозяин дома.

Старушка сокрушенно вздохнула, будто жалуясь гостю, что не дает ей сын даже поговорить с умными людьми, и удалилась.

— Может, погуляем по лесу? — предложил Александр Яковлевич. — Тишина, свежий воздух…

— Честно говоря, уже поздновато…

— А мы там и поговорим. Ничто так не расслабляет, как спящая природа.

— Да вы поэт.

— …и поэт истинный, — усмехнулся Шустер. — Как говорит один мой старый друг: жизнь — игра. Но стоит ли проводить всю жизнь в казино, даже если это казино — твое? Это особенно хорошо понятно на природе. Пойдемте, небось не каждый вечер гуляете по лесу. Да и времени много я у вас не займу. Просто хочу посоветоваться. Нет-нет-нет, не подумайте — плачу как за сеанс.

— Что ж, пойдемте. Воля клиента — закон.

— А в России, как говорится, раз перестали нарушать закон, значит, он уже устарел…

Они оделись и вышли из дома. На улице было темно, свежо и тихо. Аркадий, стараясь не смотреть на черную машину, обошел ее и следом за Александром Яковлевичем пошел по недавно вычищенной от листьев дорожке. Редкие листья все же иногда шуршали под ногами, дорожка вела в противоположную от въезда сторону, но никаких заборов они больше не встретили.