На этой высокой ноте пресс-конференция была закончена. Слово опять взяла судья. Она поблагодарила Андреева за разъяснение нового законодательства, и он направился к выходу. Часть журналистов побежала за ним.

Судья постучала молоточком по столу, призывая к порядку.

Заседание суда продолжается! — провозгласила она. — Теперь, когда уважаемый Сергей Васильевич Андреев нам так подробно все объяснил, у присутствующих не может возникнуть какого-то недопонимания по поводу нюансов происходящего. Во время пресс-конференции заседала комиссия присяжных. Они вынесли свое решение.

В зале установилась тишина.

— Согласны ли господа присяжные засвидетельствовать, что все процедурные формальности были соблюдены? — спросила судья, обращаясь к председателю комиссии присяжных.

— Да, ваша честь, — кивнул тот.

— Согласны ли господа присяжные засвидетельствовать, что суммы, указанные в ходе процесса, внесены обеими сторонами и решение было вынесено в соответствии с действующим судебным законодательством?

— Да, ваша честь.

— В таком случае прошу поставить свои подписи в протоколе заседания.

Присяжные поднялись и по очереди прошли к судейскому столу, где расписались в каком-то документе.

— Прошу занять свои места, — объявила судья.

Присяжные сели.

— Теперь я попрошу присяжных огласить вердикт по сути слушаемого дела. Виновен ли Боровский Борис Анатольевич в совершении покушения на Борисова Андрея Егоровича с целью убийства?

— Виновен, виновен, виновен… — друг за другом произнесли семеро присяжных.

— Единогласно, — резюмировала судья. — Суд выносит решение в пользу истца. — Она стукнула молоточком по столу, как бы ставя громкую точку в протоколе прошедшего заседания. — Суд постановляет по сумме пунктов обвинения приговорить Боровского Бориса Анатольевича к шестидесяти пяти годам тюремного заключения в колонии строгого режима.

В зале воцарилась тишина. Было слышно, как напряженно жужжат лампы под потолком и кто-то шуршит бумагой. Политическое шоу превращалось в трагедию для человека, которому предстояло провести остаток жизни в четырех стенах камеры. Это было равносильно смертной казни. По крайней мере, по словам Андреева. Кто-то кашлянул. Раздался звук, как будто всхлипнула женщина.

— Вы имеете что-нибудь сказать? — обратилась судья к поднявшемуся защитнику Боровского.

Сеймов заговорил так, как будто только что обнаружил в дебрях законодательства неизвестный ранее пункт.

— Ваша честь, в соответствии с новым Уголовным кодексом, часть вторая статья пятьсот восемнадцатая пункт «д», осужденный имеет право быть освобожденным под залог для отбытия наказания условно.

— Вы правы. Но только в том случае, если в день заседания до двадцати четырех часов будет внесено не менее тридцати процентов от суммы залога, назначенного судом. Вы готовы внести требуемую сумму?

Это был тот момент, когда спешка стоила очень дорого в буквальном смысле. И адвокат знал это.

— Это зависит от размера требуемой суммы.

Эти слова ввели судью в замешательство.

— Суд удаляется на совещание. Объявляется перерыв.

Было почти шесть часов вечера. Присутствующие порядком устали. Шоу, которое должно было продемонстрировать не только эффективность и справедливость, но и скорость новой процедуры, явно затягивалось. Судья торопится закончить сегодня, значит, окончание развязки близко — это понимали почти все присутствующие в зале. Адвокат понимал, что проходящее совещание является формальностью. Возможно, кому-то из судей захотелось в туалет. Или еще что-то. Все варианты развития событий на суде должны были быть просчитаны. Но внутреннее напряжение не проходило. Если они договорились, что Боровский будет оправдан, то он должен был быть оправдан без всяких проволочек. Зачем устраивать эту инсценировку?

Открылась дверь кабинета, где заседали судьи. Секретарь обратился к залу с традиционной просьбой встать. Судья стукнула молоточком, хотя в этом и не было необходимости. Все и так обратились в слух.

— Денис Алексеевич, попрошу вас зайти в мой кабинет, — сказала судья уже не в микрофон. Она встала, и Денис прошел за ней. В кабинете она подошла к своему столу, видимо, чувствуя себя увереннее рядом с ним, и, опершись на него рукой, сказала:

— Денис Алексеевич, я искренне благодарю вас за ту линию, которой вы сегодня придерживались. Во время первого и столь важного процесса нам не нужны были ни громкие разоблачения, ни обвинения, ни скандалы, ни отсрочки. Вы поступили, как и обещали. Я тоже пошла вам навстречу. Я же понимаю.

— Да что вы, Антонина Семеновна, это вам спасибо. Не знаю уж, как и благодарить вас. — Денис сунул руку во внутренний карман.

— Какие могут быть благодарности, я только честно исполняла свой долг, — сухо улыбнулась Антонина Семеновна, открывая на столе свою сумочку.

— Вы, кстати, спрашивали как-то документы, помните? — С этими словами Денис вытащил из кармана конверт и опустил его в сумочку. — Я их принес.

— Спасибо.

— Это вам спасибо. На ход дела они не повлияли. Может быть, отметим завершение первого нового процесса, рождение, так сказать, нового судопроизводства.

— Давайте завтра. Я очень устала.

— Что ж, завтра, так завтра. Всяческих удач вам, Антонина Семеновна, на обновленном судейском поприще.

У кабинета судьи Сеймова ждал Ведерников.

— Не хотите ли отметить новую эру адвокатуры, сударь? — хитро сощурившись, спросил он Дениса.

— Отчего же не отметить? Давай. А где?

— Я предложил бы «Каторгу». Выпьем за вашу победу.

— И за вашу.

— И за начало нашего общего конца, — подытожил Ведерников.

— Не понял.

— Пора переквалифицироваться в судьи… либо в финансисты. Подождешь меня здесь или на улице? Я на секунду, — сказал старый адвокат и шагнул к кабинету судьи.

XXXVIII. Выборы

В зале небольшого ресторанчика под названием «Новый Давос» посетителей было немного. Потолок и стены из темного мореного дуба скрадывали освещение и придавали камерность обстановке. Когда открывалась дверь, раздавались звуки пианино и скрипки, исполнявшие что-то знакомое из классики, впрочем, разобрать было трудно, так как, когда двери открывались в следующий раз, звучала уже другая мелодия.

— Если на кого-то и делать ставку, то только на Иванова, — убежденно произнес Сергей, допивая остатки пива в бокале.

— А ты сам на кого поставил? — поинтересовался пожилой полный мужчина, сидевший рядом за столиком.

— На Иванова. Восемнадцать тысяч.

— Рублей?

— Рублей.

— А смысл? — продолжал допытываться мужчина.

— Думаю, выиграю тысяч десять — двенадцать. В принципе он потянет больше чем на пятьдесят процентов, но с учетом того, что все ставят на него, а значит, и голосовать будут за него, этот процент значительно увеличится. Думаю, не меньше семидесяти пяти. Восемнадцать тысяч — не та сумма, которая что-то значит.

— Хозяин — барин.

— Лев Семенович, а вы на кого поставили? — поинтересовался Сергей.

— Я в такие игры не играю, Сережа. У меня другой бизнес. Хотя, если бы играл, я бы еще подумал и, может быть, поставил бы на Гетмана, например. — Антонович хитро сощурился.

— Вы шутите.

— Отнюдь. Девяносто девять процентов поставят на Иванова. Если не все сто. Выигрыш — ноль. Уж лучше надеяться на невозможное.

— Другими словами, вы советуете…

— Я ничего не советую. Советую думать.

У подъезда своего дома президент вышел из машины и подал руку супруге.

— Даже до избирательного участка приходится ехать на машине. — Президент виновато улыбнулся начальнику охраны.

— Безопасность требует, — не изменившись в лице, ответил начальник охраны. — На дачу не поедете?

— Мы поедем на дачу, Валя? — спросил Александр Васильевич жену.

— Да, мне тоже что-то захотелось погулять.

На стекле подъездной двери был приклеен трехцветный плакат ко дню выборов, который еще не успели отодрать.