- Вот это мы с тобой заговорились! - поднимаясь с земли, поправляя косынку на голове и отряхивая юбку, сказала Полина.
- А мы думаем, не уснули ли наши девчата, - молвила соседка. - Так непохоже, думаю, шевелятся.
- Да нет, Ивановна, уснуть не уснули, но подремать под теплым солнышком не мешало бы, - ответила ей Полина, потягиваясь так, что даже косточки захрустели.
- Да что ж, дело молодое, в другие времена вам бы только с постели подниматься в это время, а вы уже работаете, считай, пять часов. Вы намного раньше нас приехали сюда. Я думала, раньше всех встану сегодня, а нет, вы меня опередили.
- Да вам же, тетя Иваниха, надо завтрак сварить, по дому управиться, детей накормить, а мы что, поднялись, умылись, кружку молока выпили и в поле, а дома мать управится, а у вас ведь некому, - говорила Полина, жалеючи уже немолодую женщину.
Раиса, слушая разговор Полины с Ивановной, подошла к коровам и, взявши за поводок, прикрикнула: "Но, милые, пошли... Отдохнули немного и хватит!"
Полина видя, что коровы не хотят трогаться с места, подстегнула их тихонько хворостинкой сзади, и они не спеша вразвалочку пошли, потянув за собой борону.
А в небе продолжали, как бы соревнуясь между собой, звонко пели жаворонки. Недалеко от них за барским садом усердно куковала кукушка. Пахло сухой землей.
Вдали, на лошади, запряженной в линейку, показался бригадир. Полина с Раисой объехали круг и как раз оказались у дороги, когда к ним подъехал бригадир.
- Как, девчат, настроение? - поздоровавшись спросил бригадир, не слезая с линейки.
- Настроение нормальное! - бойко ответила Полина. - Но еще лучше было бы, если б поспать минут триста.
- Это можно, - отозвался он, улыбаясь не разжимая губ.
- А как это, подскажите?
- Очень просто. Поработаете с часик, а там перерыв, и спите себе на здоровье до пяти часов вечера. Ух, и выспитесь! Я заранее уже вам завидую.
- А-а, поняла! Так и скажу матери, что Иван Петрович, как бригадир, приказал проспать весь перерыв и не касаться ни до чего, что б там не случилось. Хоть хата пусть горит.
- Нет, Полин, такого я не говорил. Напраслину ты на меня наговариваешь. Мать проклянет меня, не только как бригадира, но и как соседа.
- А зачем тогда советуешь?
- А чего Раиса не в настроении? - не отвечая Полине, спросил Иван Петрович.
- Это тебе, Иван Петрович, показалось, - ответила с ухмылкой Раиса. - Устала я, не до веселья. Взгляни и прикинь сколько я километров на загоне прошла. Да не так просто, а коров за собой тянула.
- Сочувствую, Рай, но пока помочь ничем не могу. Вот разобьют фашистов тогда все силы бросят на восстановление разрушенной промышленности, сельского хозяйства, смотри, и нам что-то перепадет. Та же лошадка, которая сейчас в армии, тот же трактор. Тогда ваши коровы не потребуются для боронования, их заменят трактора. А пока хлеб для фронта надо выращивать на той тягловой силе и людских ресурсах, которые у нас есть. Родина за ваш героический труд, за бескорыстную помощь фронту вас никогда не забудет.
- Ты лучше б нам сказал, когда все это будет? Ноженьки уж не ходят и мозоли на руках, мы ведь молодые.
- Что?
- Трактора, машины...
- Обязательно будут. Только маленько потерпите. Там он МТС создают, трактора собирают.
- Где создают?
- В Богословке.
- Это хорошая весть, Иван Петрович, - сказала Полина. - Может, отменят на коровах пахать.
- Все может. Как разобьют фашистов под Курском, сразу пришлют нам технику, потому что фронту нужен хлеб и другие продукты питания.
Они жили по соседству с Иваном Петровичем, знали его с раннего детства, а поэтому не церемонясь обращались с ним на "ты".
Ивану Петровичу нравилась Раиса. Была она высокая и статная. Не было в ней такой крупной кости, как у большинства сельских девчат. Вот, к примеру, ее подруги Дуся, Мотя, Полина и другие девчата, они красивы силой своего тела. У них полные крепкие руки и ноги, широки в плечах, с полной грудью.
А Раиса по-настоящему женственна: с тонкой длинной шеей, тонкими руками и небольшими, еле выступающими из-под кофточки, грудями. Лицо ее было смуглое, гладкое, брови расходились серпом от переносицы черного цвета, нос прямой, аккуратненький. Рот средней величины с полными яркими губами. Волосы темного цвета, расчесаны на пробор и заплетены в две косы, свисающие до поясницы. Глаза карие, насмешливо выглядывающие из-под лохматых ресниц. Один недостаток, замечали у нее сверстники - так это насмешливость.
- Эта в отца, - говорили на деревне.
Такой недостаток не отпугивал деревенских парней, но она выбрала лишь одного Михаила. Собирались они осенью сыграть свадьбу, но не суждено - началась война. Михаила призвали в армию, и свадьбу пришлось отложить до лучших времен.
Иван Петрович знал, что она дружила с Михаилом, знал, что намечалась свадьба, знал и то, что он старше Раи на четырнадцать лет, но считал эту причину не очень большой помехой.
Идет жестокая война, и Михаил свободно может погибнуть, и не только Михаил, погибнет много ребят, и тогда ей выбирать особенно не придется. А серьезная помеха это то, что он женат, хотя с женой по-человечески давно не живет. Если бы не старая, немощная мать, ушёл бы он от всего: дома, пасеки и нажитого хозяйства.
- А Раиса... ? - часто задавал он себе вопрос и сам себе отвечал: "Надо набраться терпения и ждать." И он ждал, никому о своем сокровенном не говорил, даже сам себе боялся признаться.
- Я, девчат, понимаю, что вы изрядно устали, но отпустить так рано одних не могу, - посочувствовал бригадир и в его голосе звучала душевность.
- Хорошо, Иван Петрович, мы понимаем, будем боронить, как и все, - сказала Раиса.
- А почему, как все, а если лучше, - предложила Полина, перебив подругу. - Мы же молодые! Нельзя же нас сравнивать с Ивановной или еще с кем - либо.
- Вот-вот, правильно, Полина, - поддержал ее Иван Петрович. - Не ровнять же вас к пожилым женщинам. Вы же краса нашего колхоза и пример должны показывать во всем.
В его голосе сейчас чувствовались начальствующие нотки, хотя в начальниках он никогда не ходил, а до войны был простым сельским мужиком. На войну ушли все молодые, грамотные мужчины и волей судьбы ему пришлось командовать людьми, в большинстве своем, женщинами. Он иногда позволял себе важничать перед людьми своей бригады, и особенно, перед молодыми женщинами.
- Заболтался я с вами, девчата, - спохватился он и, дернув вожжой, поехал дальше.
- И откуда он взялся! - посетовала Рая, недовольная задержкой. - Люди по другому кругу уже идут, а мы на месте топчемся. То слишком долго отдыхали, то бригадир задержал: так сегодня и нормы не выполним.
- Как будто не видишь, как он на тебя засматривается, что кот на сметану, - съязвила Полина, расхохотавшись.
Да брось ты глупости говорить!
- Ой, девонька, смотри! Они, женатые, скорые. Мишка далеко, а он рядом, приманит чем-нибудь.
- На язык-то ты, Полин, востра, вот бы еще на дело...
- А что? Я с любыми делами справляюсь, в чем ты меня обвиняешь? Ну-ка скажи!
- Ты вот что, Полина, ты... забудь про то, что только говорила. Мне это не нравится. Поняла?
- Тю на тебя. Что с тобой? Я ведь без всякой мысли. Так, пошутила. Смотрю, он на тебя глаза пялит и сказала.
- Мало, что на меня кто глаза пялит, так я при чем. Поехали, а то и круга не обойдем, как люди распрягать начнут.
- Ладно, Рай, ты на меня не сердись, я пошутила. Конечно, до Миши ему далековато, ну а так мужик из себя видный, хотя и староват. А вот жену выбрал себе никудышную: во-первых, стара для него, а во-вторых, курит, как мужичага, и пальцы, ты видела у нее пальцы какие желтые от табака. А у него морда - кирпича просит. Он сейчас в самом соку, только успевай баб ему подставляй . . .
- Полин, и как тебе не стыдно?
- А кого мне тут стыдиться, тебя что ли?