- От вас, дорогие женщины, тоже многое зависит. Фронт сейчас через каждого человека проходит... Линия фронта в наше время находится в каждой шахте, в каждом цехе, на каждом колхозном поле. А как же иначе? Недодаст шахтер угля - стали на домне меньше выплавят, недополучит стали рабочий в цехе - снарядов меньше выпустит, но если вы хлеба недодадите - совсем плохо получается. От голодного человека хорошей работы не жди: ни от шахтера, ни от рабочего цеха, и тем более, от солдата на фронте. Видите, как тесно связан наш народ, одно звено в этой связи недоработало и вся цепь огромной машины начинает буксовать.
Председатель обвел притихших женщин взглядом и произнес: "А кому это выгодно? Конечно, Гитлеру!"
Женщины молчали, обдумывая сказанное председателем.
- Тут особых разъяснений не требуется, одним словом, повысить темпы прополки, этим самым вы поднимите урожайность свеклы. А это значит, увеличится выпуск сахара.
Он достал кисет, свернул цигарку, прикурил, оценивающим взглядом окинул женщин и спросил: "Так как же? Повысим темп прополки?"
- Хорошие годы до войны по тридцать соток за день подсолнуха выпаливали, а вот свеклы не приходилось,- ответила за всех женщин Мария Козлова. - Культура для нас новая, трудоемкая.
- Осилим ли...
- С таким настроением, конечно не осилите, - не согласился председатель. - Надо настроиться, взять обязательства между собой, вызвать на соревнование другое звено, бригаду.
- Да как-то страшновато, - замялась Мария.
- На фронте тоже страшно, а идут в атаку. - А вы попробуйте! Я верю, у вас получится...
- А вдруг осрамимся,- засомневалась Солоха.
- Вот будет смеху, на весь колхоз, а то и район.
- Никакого смеха я в этом не вижу, - повысил голос председатель. - Смеяться будем после войны, а сейчас надо трудиться от зари до зари и перекрывать все нормы, установленные еще до войны, в мирное время. А сейчас идет жестокая война и работать надо по-военному. Другого пути у нас нет. Или немцы нас, или мы немцев.
- Как молодежь,- обратился он к девушкам, сидевшим чуть поодаль - Справимся?
- А мы что, как все...,- неуверенно ответила за всех Дуся.
- Я предлагаю вот что, - спокойным голосом начал председатель. Завтра же установит твердое задание на день каждому. И чтобы не уходить с поля, пока задание не выполнено. Иначе свекла зарастет сорняком. Вы сами знаете, что земля обработана на очень низком агрономическом уровне, и чуть задержимся с прополкой - сорняки погубят свеклу. Это во-первых. А во-вторых, я думаю, Кущеева, - обратился он к Дусе, - вам с девушками надо включиться в соревнование. Ну, скажем, для начала, со своими подругами. А потом и с другим звеном.
- Я подумаю..., - сказала Дуся, посмотрев на своих подруг.
- А что тут думать? - Дело молодое, за подол юбки дети не держат, да и завтрак мать приготовит. Не то, что у Ивановны. Надо накормить, обстирать и присмотреть. А вам что, проснулась, умылась и в поле...
- Везет же Хавронье, - позавидовала одна из женщин, когда отъехал от них председатель.
- На фронт не взяли, мотается, как бугай по селу. Морда красная, хоть спичку поджигай.
- У него же бельмо на глазу, - заступилась за него Фрося, маленькая, сбитая телом, женщина.
- Причем тут бельмо! - злилась молодайка. Что он, бельмом ласкает жену?
- Нашла кому завидовать,- вмешалась в их разговор Маруся Хулдобина, проводившая мужа на фронт и ожидавшая письма от него с нетерпением. - Я такой жизни, как у Хаврошки, не завидую, - сказала она.
- Лучше одной жить: знаешь, что муж на фронте выполняет свой священный долг перед Родиной, перед людьми. Если и приласкает где молодку, так за глазами. А этот на виду бегает, как кобель по чужим бабам. Каково жене?
- Женщин кому-то надо ублажать, - снова отозвалась Фрося, - Все работа и работа... Ха-ха-ха.
Так, переговариваясь между собой женщины медленно двигались в ряд по полю с тяпками в руках, то нагибаясь, чтобы прорвать чересчур загущенный рядок нежных ростков свеклы, то вновь разгибаясь, чтобы быстрее, несколько раз шагнув, догнать своих подруг, ушедших вперед.
И так они попеременно, то нагибаясь и задерживаясь на некоторое время на одном месте, то вырываясь вперед, двигались по свекловичному полю.
На их пути оказалось то место, где ранней весной вместе с коровами взорвалась на мине Рая Солокина.
Женщины, не сговариваясь, остановились и, опершись на ручки тяпок, молча смотрели на то жуткое место, где не так давно разыгралась кровавая трагедия. Сохранилась еще впадина: след от воронки взорвавшейся мины.
Они стояли в торжественно-скорбном молчании, будто у только вырытой могилы. Чем-то жутким противоестественным, до ужаса ненужным и гибельным дохнуло от земли с того места, где погибла так нелепо молодая девушка. Свидетелям той трагедии снова предстала перед глазами та страшная картина во всей своей жути и никчемности.
Женщины призадумались, а Полина, прижавшись к плечу Дуси, вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками, уронив тяпку, которая звонко брякнулась о землю.
От металлического звука женщины невольно отпрянули назад, а Мотя, ойкнув, присела инстинктивно, совсем по-детски отвернулась и, вобрав голову в плечи, закрыла лицо руками, как будто ее поза могла спасти от внезапного взрыва. Но взрыва не произошло, и женщины оправляясь от внезапно нахлынувшего на них страха, стали двигать руками, головой, к ним возвратилось ясное сознание. Они тут же стали обсуждать ту, как будто вчера происшедшую, кровавую трагедию и перебивая друг друга, хотели высказать сполна, что накопилось у них на сердце.
- Ой, бабоньки, не дай Бог такое еще раз увидеть, - говорила Мария Козлова. - Прибежала я, первая... Смотрю, и вижу коровы в одном месте, Рая, бедная, в другом... Кругом земля кровью забрызгана, страсть...
- А я успела за тобой, как взглянула - и обмерла, - доказывала Фрося, поворачиваясь то к одной женщине, то к другой. Ноженьки пристали к земле, как их кто приклеил... А Рая лежит с кишками на животе. У - ух ..! Вспоминать жутко...
- Да, жаль девушку, - с сожалением произнесла Солоха. Рано ушла с грешной нашей жизни. Забрал ее Бог к себе на небеса, в рай...
Одна Дуся, впершись глазами в место, где лежала когда-то Рая, стояла молча о чем-то думая. Женщины, посмотрев на Дусю, постепенно умолкли, вспомнив, что Раю, у ее первой могилы надо почтить молчанием и, устыдившись, окончательно стихли.
В наступившей тишине явственно слышались степные звуки, которые раньше как-то не замечались.
Внезапно наскочил ветерок, закружил в своем воздуховороте земляную пыль, обрывки сухой, прошлогодней травы, выхватил из земли еще слабые, не укрепившиеся ростки свеклы; зашелестела, громче обычного листва деревьев в лесочке и внезапно, как и начал, стих, так и не преодолев полосу деревьев, заплутался в ней.
Где-то, совсем недалеко, прогудел натяжно громко большой шмель и, найдя ранний цветок, впился в него своим хоботком, а вдалеке, как и в тот день, неистово куковала кукушка, как бы жалуясь притихшим женщинам на свою несчастную, бездетную судьбу.
Женщины, помолчав несколько минут, вначале вполголоса, а затем как обычно, заговорили между собой и принялись за прополку своих рядков. И только Дуся, Полина и Мотя остались стоять молча. Они думали о Рае, так рано ушедшей по нелепой случайности от них, о своей, никому неизвестной судьбе и еще о многом.
- Подруги! - только и сказала Маруся про девчат, продолжая не разгибаясь рыхлить тяпкой землю по междурядью.
Дуся открыла глаза, приподнялась на постели. На стенных ходиках было только без четверти четыре. Она босиком вышла в переднюю. Мать возилась у печки.
- Доброе утро, мама!
- Доброе, дочка. Ты что рано поднялась? Ещё бы поспала... Я ещё завтрак не приготовила.
- Сегодня девчонки решили раньше в поле выйти, председатель просил. Она скрылась за дверью. Во дворе ее охватила свежесть утра. Она посмотрела на двор, светлое небо. В кроне высокого ясеня попискивали синицы. Взгляд упал на куст сирени. Нежно-сереневые еще не полностью раскрывшиеся лепестки казались нежными, ласковыми, и в ее душе осталось, неожиданное и приятное чувство.