ДОКУМЕНТАЛЬНОСТЬ в искусстве (от лат. documentum — свидетельство) — понятие, характеризующее новое эстетическое качество, присущее худож. культуре XX в., к-рое сложилось под влиянием технических средств передачи информации (фотография, печать, радио, кинематограф, телевидение), способных представить действительность в непретворенном виде, но не тождественно ей. Предоставленная техническими средствами возможность запечатлеть жизнь   непосредственно   актуализировала значение документа в культуре и породила не только самостоятельную ветвь документального кино в противоположность игровому, не только документацию того или иного явления или факта жизни, но и оказала влияние на иск-во (появление документальной драмы, документальной прозы). Д. стала одним из устойчивых образных мотивов в худож. культуре XX в. Технические средства позволили достигнуть в иск-ве нового уровня приближения к жизни. Вместе с тем совр. Д. в и. столько же обязана совпадению изображения с реальностью, сколько и несовпадению, различию, связанному каждый раз с несовершенством техники. Так, даже прямая телепередача, обладающая на сегодня максимумом Д., ограничена законами перспективы, двухмерностью, рамками кадра, выбором натуры и т. п. Совершенствование техники вносило и вносит поправки в смысл понятия «Д.», но для XX в. в целом оно обладает некрой общей эмпирической определенностью. При употреблении этого понятия применительно к иск-ву имеется в виду степень не столько тождественности изображения действительности, сколько ощущения достоверности, доверия, возникающего у зрителя в процессе восприятия. При этом знаком Д. становится подчас как раз неполнота, отступление от тождества. Так, совр. кинозрителю черно-белый кадр кажется более документальным, чем цветной. Возникнув первоначально в рамках фотографии, верстки газетной полосы, черно-белого плоского изображения на экране, Д. со временем абстрагировалась от них, став самостоятельным эстетическим качеством. Она приобрела не только ико-нический, но и знаковый смысл, применимый в любом др. (в т. ч. нетехническом) виде иск-ва и вступающий во взаимодействие с др. худож. средствами. Д. стала средством обновления театра, оказала влияние на изобразительное искусство, проникла в худож. литру и даже в музыку («конкретная музыка»). Будучи огромным шагом вперед по пути достижения жизнеподобия в иск-ве, Д. одновременно была и его ограничением, переходом от целостности классического реализма к неполноте, фрагментарности документализма. Воплотившиеся в документализме новая степень приближения к действительности, с одной стороны, и частичность, фрагментарность изображения — с др., характерны как для установок отдельных крупных художников XX в., так и для целых течений (дадаизм, сюрреализм). Фрагментарность документального изображения преодолевается с помощью др. важного элемента иск-ва XX в.— монтажа. Д. изображения чаще всего влечет за собой именно монтажную структуру построения худож. произв. В частичности документализма, в опоре его на внешнее заложена также возможность дедокументализации документа. Ставя документальное изображение в иной контекст с помощью монтажа или выделяя побочные мотивы, не связанные с его осн. смыслом, художник может создать совершенно новый образ. Эффект дедокументализации, в частности, широко применяется в фотоискусстве и игровом кино, использующем эстетические возможности хроники, в т. ч. путем деформации кадра. Эмпирическое понятие Д. будет, по-видимому, меняться в процессе дальнейшего совершенствования техники средств массовой коммуникации (Искусство и массовая коммуникация).

ДОСТОЕВСКИЙ Федор Михайлович (1821—81) — рус. писатель, мыслитель, публицист. Эстетические взгляды Д. формировались в 40-е гг. под воздействием реалистической эстетики Белинского, его мировоззрения в целом. Усвоенные Д. в этот период понимание иск-ва и лит-ры как «выражения жизни народа», «зеркала общества» и критерий верности иск-ва правде жизни («действительность превыше всего») сохранились и в дальнейшем в его концепции отношения иск-ва к действительности. Однако реальное содержание этих установок менялось в процессе духовной эволюции Д., пережитого им на каторге и в ссылке «перерождения убеждений» и выработки нового религиозно-философского мировоззрения на основе возвращения, к христианской вере. До начала 60-х гг. практическая эстетика Д.,выраженная худож. творчеством, и его теоретические эстетические воззрения развивались в осн. в русле принципов т. наз. натуральной школы с ее обостренным интересом к социально-критическому изображению жизни и приоритетом общественно-гуманистической функции иск-ва в защите «униженных и оскорбленных» от социального зла, восстановления «погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств». Вместе с тем Д., испытавший в юности влияние романтического иск-ва (Романтизм) с его тяготением к философским обобщениям, к идеалу прекрасного как осн. эстетической реальности, формирующей духовный мир человека, настороженно относился к акцентированию принципа «полезности» иск-ва в решении непосредственно практических задач общественного развития. Эта позиция и получила развитие после возвращения Д. в Петербург, где он принял участие в идеологической борьбе 60-х гг., выдвинув в статье «Гн.-бов и вопрос об искусстве» (1861), посвященной Добролюбову, эстетическую программу, примиряющую и синтезирующую две крайние позиции — т. наз. «утилитаристов» (представителей рус. революционно-демократической эстетики) и защитников принципа «искусства для искусства». Соглашаясь с тезисом «утилитаристов» об общественной полезности иск-ва, он расширяет, однако, само понятие полезности, применяя его ко всей сфере человеческой духовности. Художественность, напр., к-рую «утилитаристы» относили к второстепенным элементам иск-ва, Д. считал «в высочайшей степени полезной», поскольку ее недостаток снижает нравственно-воспитательную действенность иск-ва. Еще более важен в иск-ве «образ красоты». Выражая «органическую жизнь» иск-ва, красота обеспечивает ему самостоятельное значение, поскольку в этом своем «органическом» содержании оно суть «такая же потребность для человека, как есть и пить». «Красота полезна, потому что она красота, потому что в человечестве — всегдашняя потребность красоты и высшего идеала ее». Подлинное иск-во, по Д., всегда современно, к каким бы предметам оно ни обращалось, и любое ограничение в этом отношении было бы насилием над его природой. По мере становления религиозно-философского мировоззрения Д. категории красоты, идеала прекрасного становятся ведущими как в его философской антропологии, так и в историософии. В контексте выдвигаемой им идеи духовно-религиозного преображения мира (близкой к идее «богочелове-чества» Соловьева) эги категории принимают на себя функции осн. жизнеформирующих начал в духовном развитии человечества («мир красотой спасется»). Т. обр., исходным для Д. по-прежнему является (в духе традиций идеалистической философии и эстетики гегелевского типа) внутреннее онтологическое единство истины, добра и красоты. Последняя выступает как образно-чувственный лик, символ истины и добра. Истоки красоты Д. связывает с человеческой свободой как первоосновой личности и в этом смысле неотъемлемой стороной «истины», способной сообщать действиям человека достоинство красоты. На этом зиждится и мнимая «красота зла» — красота, к-рую, по логике мысли Д., зло как бы крадет у человеческой свободы (переносит ее на себя), выдавая за свое собственное онтологическое достояние. Отсюда известные формулы Д., что человек способен «гореть» одновременно и «идеалом мадонны», и «идеалом содомским», что «красота — это страшная и ужасная вещь», где «берега сходятся», «все противоречия вместе живут», где «дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Эти философско-эстетические интуиции Д., открывшие феномен «искушения» человека красотой свободы, оказали (правда, в крайне разноречивом их толковании) большое влияние на развитие философско-эстетической мысли XX в. (напр., у Б. Пастернака: «...корень красоты— отвага»). Фундаментальное влияние на развитие мировой худож. культуры и ее «практическую» эстетику оказал созданный Д. (одновременно с Толстым) новый тип экзистенциально-философского, бытийно-психологиче-ского худож. реализма.  В отличие от реализма социально-психологического (критического реализма), он кладет в основу худож. изображения человека не принцип его социально-психологической типичности, а его жизнеориенти-рующую «идею», духовно-мировоззренческую ориентацию, являющуюся продуктом его духовного самоопределения. Наиболее развернуто эстетические воззрения Д. выражены (помимо указанной работы) в статьях: «Предисловие к публикации: «Три рассказа Эдгара По» (1861), «Ответ «Русскому вестнику» (1861), «Выставка в Академии художеств за 1860—61 год» (1861), «Рассказы Н. В. Успенского» (1861), «Предисловие к публикации перевода романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» (1862), а также в речи о Пушкине (1880) и в «Дневнике писателя» (1873— 81).