НА ОБРАТНОМ ПУТИ к моему дому мы остановились купить тыквенный пирог для меня и шоколадный крем для Яна, а потом еще одежду ему на утро.
В середине просмотра «Крепкого орешка» Ян заснул, и я накрыл его одеялом. После окончания фильма я ушел мыть посуду, а когда вернулся, напарник уже спал мертвым сном, вытянувшись на диване во весь рост и подложив под голову подушку.
Удивительно, каким беззащитным он выглядел во сне. Интересно, как Эмма могла выносить разлуку с Яном.
Захватив с собой его телефон, я отправился наверх. Мой дом был небольшим таунхаусом с лестницей, ведущей с первого этажа в лофт, где стояли моя кровать, тумбочка и винтажная промышленная лампа. Лампу я нашел в одном заброшенном здании, когда мне было пятнадцать лет, и с тех пор с ней не расставался. Даже переезжая из одного семейного приюта в другой, я умудрился не потерять ее, уверенный, что когда-нибудь у нас с этой лампой будет свой дом.
По другую сторону лестницы располагались ванная комната и большой гардероб. Больше ничего. Все остальное находилось на первом этаже. Классно то, что если лежать на краю кровати, можно увидеть внизу всю гостиную.
Таунхаус был крошечным, всего 750 квадратных футов20, но мне и не нужно много места. Он мой — моя собственность — от восстановленного деревянного пола в гостиной и пузатого большого холодильника «Филико» до полированного бетонного пола на кухне и лейки «Колер» с тропическим дождем в душе.
Я сделал дом своим убежищем.
Все акценты в интерьере были лично моими: черно-белые фотографии друзей и мест, где я побывал, красочные картины в рамах, висевшие на всех свободных стенах, и потрепанная деревянная стремянка в углу, на которой располагались цветы в горшках и несколько рам для картин. На кухне висел стеллаж, уставленный разноцветной керамической и стеклянной посудой. Ее собрали еще в колледже мои друзья, с которыми я вначале не ладил, но сейчас любил.
Мой дом был компактным. Жизнь в нем напоминала жизнь в бунгало, и мне нравилось это чувство. Вместо традиционного обеденного стола я выбрал стол для пикника, поэтому не приходилось беспокоиться о стульях, и кроме того, меня всегда потом удивляло, что многим людям нравится есть вместе, сидя на одной скамейке.
В моем доме было ощущение тепла, и вместе с тем, большого ухода за домом не требовалось. В отличии от спартанского жилища Яна с темным полом, серыми стенами и белой отделкой, перестроенного когда-то из складского помещения, мое было уютным. Ян это всегда говорил.
Вытянувшись на кровати, я нашел на телефоне Яна фотографии Эммы с Филом и начал удалять их одну за другой. Но тут телефон зазвонил. Высветился номер Эммы, и я ответил.
— Привет, — сказал я официальным тоном.
— Миро?
— Да.
— С тобой все хорошо? Я звонила ночь напролет, но Ян не брал трубку.
— Я в полном порядке.
— Я... Хорошо. А Ян с тобой, потому что...
— Он вырубился. У него была тяжелая ночь.
— Ничего не перепутал? Это же ты спрыгнул с моего балкона.
— Эмма, он знает, что ты спишь с Филом.
— Прости, что?
— Я сейчас удаляю с его телефона все доказательства. Ему они не принесут ничего хорошего.
Долгая пауза.
— Я никогда его не замечала, — наконец сказала Эмма.
— Ну, он вообще-то обучен быть незаметным, так что это нормально.
— Понятно.
Я мягко кашлянул.
— Ты что-то хотела ему передать?
— Да. Нет. — Эмма вздохнула. — Не знаю. Мне не следовало оставлять сообщение на голосовой почте.
— Он дал мне его прослушать.
— Кто бы сомневался. Если бы ты утверждал обратное, я бы подумала, что ты врешь.
— Что, прости?
— Да ладно, Миро, он же тебе все рассказывает. Ты его вторая половинка.
— Я бы так не...
— И вообще, раз уж заговорили начистоту, он был почти невыносим, когда тебя не было рядом.
— Не понимаю, о чем ты?
— О чем? Ты серьезно? — Эмма резко рассмеялась. — Миро, когда ты рядом, он говорит. Он смеется, он откликается и реагирует.
— Я...
— А когда тебя нет, он закрывается. Винни и Вэл даже не подозревали, что Ян может улыбаться или смеяться, пока ты не встретил нас в боулинге.
— И что, поэтому ты решила оставить его при себе, но заиметь на стороне Фила? — спросил я, стараясь, чтобы слова не звучали как обвинение.
— Между мной и Яном никогда не было чего-то особенного.
Если мне когда-нибудь посчастливится заполучить Яна Дойла в свою постель, то я всеми способами дам ему понять: он — единственный и желанный. И он уже никуда не сможет уйти, потому что я его не отпущу.
— И кстати, Миро, он никудышный любовник. Предупреди любую, кто надумает к нему приблизиться, — заявила Эмма сердито. Ее голос сочился презрением. — Он эгоист до мозга костей.
Я не обратил внимание на выпад.
— У тебя дома есть что-то из его вещей, или у него из твоих?
— Ты должен был меня предупредить, что работа у него всегда на первом месте, что он уйдет среди ночи на задание, даже не потрудившись позвонить, и исчезнет на целый месяц.
— Я задал тебе вопрос.
— А потом появится снова и сразу захочет заняться сексом.
Очень похоже на Яна.
— Эмма?
— Нет! У меня дома нет его вещей. Как и моих у него. Он чуть ли не обыскивал всю свою квартиру, чтобы я ничего не забыла перед уходом. — Эмма была вне себя от ярости, голос дрожал от обиды. — В его доме нет ничего, что принадлежало бы не ему. Он никогда этого не допустит.
Это была неправда.
Я уже потерял счет футболкам, которые Ян у меня забрал. Он присвоил толстовку с капюшоном и логотипом Чикагского университета, и красный кашемировый шарф, и, похоже, ботинки, о которых я совсем забыл. Но я никогда о подобном не задумывался. Мы обменивались вещами. Так делают напарники. У меня же был его спортивный свитер из Вест-Пойнта и кашемировое полупальто, которое я одолжил восемь месяцев назад, но так и не вернул.
Еще Ян оставил у меня военную полевую куртку, когда в прошлый раз возвращался домой под утро. Помню, как в час ночи в дверь постучали, тогда еще пришлось извиняться перед парнем, прижимавшим меня к дивану, — кажется, его звали Вейн. Открыв, я обнаружил на пороге избитого и еле стоявшего на ногах напарника, всего в кровоподтеках.
— Ох черт, — охнул я тогда, не зная, как прикоснуться, чтобы не сделать Яну больно.
— У меня сотрясение, — объявил он. — Тебе придется за мной присмотреть.
Я протянул к нему руки:
— Конечно.
Шатаясь, Ян шагнул вперед, рухнул на меня всем весом, положил голову на плечо и крепко обнял.
— Это же эмблема воздушно-десантных войск, — выдавил из себя парень, с которым я теперь вряд ли потрахаюсь. — Вот черт.
Я знал только, что мой напарник был спецназовцем. И никогда не углублялся — не мое дело.
— Ты можешь идти, — сказал я быстро, довольный, что ко мне прислонился желанный мужчина, который практически спал стоя на ногах и согревал дыханием мою шею. Заниматься сексом с тем, кого знал всего каких-то пару часов, уже расхотелось.
— Да пофиг... пошел ты.
Громко хлопнула входная дверь, отчего Ян дернулся и вцепился в меня сильнее.
— Все в порядке. Давай поднимемся наверх. Ты можешь лечь на мою кровать.
— Нет, — простонал он, — диван. Я мечтал о диване.
У меня был мягкий двухместный диван, обтянутый микрофиброй. Ничего даже отдаленно интересного, но Ян направился в его сторону, снимая на ходу кепку, куртку, пояс, потом плюхнулся на мягкое сиденье, снял развязанные тяжелые берцы, стянул штаны и следом носки. Взяв одну из многочисленных подушек, разбросанных по дивану, Ян подложил ее под голову, глубоко вздохнул и замер. Я несколько мгновений любовался длинным мускулистым телом, вытянувшимся передо мной, а затем накрыл напарника толстым вязаным покрывалом.
Подобрав разбросанную одежду, я засунул ее в стиральную машинку и сел читать. Где-то минут через двадцать Ян проснулся, поерзал, положил подушку мне на колени и улегся снова.
— Ты должен за мной присматривать, — пробормотал он, а потом снова уснул.
В тот момент мне стало интересно, почему Ян пришел не к Эмме, а ко мне домой, но не настолько, чтобы задать ему вопрос или позвонить Эмме и сказать, чтобы она приехала забрать своего парня. Я хотел, чтобы Ян был рядом, в целости и сохранности.
— Миро?
— Прости, — быстро ответил я, смутившись, что отвлекся. Голос Эммы вернул к реальности.
— И ты меня прости, что все так закончилось.
— Все в порядке. Дело прошлое. — Я надеялся, что это было правдой. — Пока, Эмма.
— До свидания, Миро. Вообще-то в знакомстве с Яном Дойлом ты был лучшей частью.
Это печалило. Я продолжал об этом думать, когда поднял глаза и увидел на верхней ступеньке лестницы Яна.
— Легок на помине...
Он хмыкнул.
— Что ты делаешь?
— Удаляю из твоего телефона фотографии, — сообщил я ему.
— Все нашел?
— Да.
— Вот и хорошо. — Ян тихо зевнул. — Разумно.
— Будто ты знаешь, что значит «разумно», — проворчал я.
— Слушай, я забыл захватить сменную одежду. Мне нужна пижама, шорты или что-нибудь.
— Посмотри в гардеробе, — сказал я, кладя телефон на тумбочку у кровати. — В верхнем ящике. Выбирай.
Ян был без футболки, так что пока он шел мимо, мне открылся прекрасный вид на хорошо выделявшиеся кубики пресса, мускулистую грудь и косые мышцы живота, выступавшие над потертыми джинсами.
Еще были видны несметные по количеству шрамы: от ножей, пуль и — мой любимый — от кнута. Это Яна высек один продажный военачальник местного разлива в какой-то выгребной яме мира. Когда напарник рассказал мне об этих уликах, оставленных на его коже, я пришел в ужас. Но Ян был Яном и только пожал плечами. Я постарался не думать о жути, с которой ему пришлось столкнуться до нашей встречи и совместной работы. Могу только сказать, что те, кто должны были прикрывать Яну спину, плохо его защищали или же... наоборот, оказались настоящими мастерами своего дела, а шрамы от кнута — всего лишь небольшой отголосок того, что могло бы случиться. Но Ян об этом не рассказывал. О случае с кнутом я узнал только потому, что как-то ночью напарник был в стельку пьян и сознался.