У каждого научного исследования есть своя конкретная цель. Ею может быть поиск средства, которое бы спасло человечество от рака и СПИДа. Или помогло добраться до далеких планет и неизведанных миров. Одни ученые тратят всю жизнь на то, чтобы создать химическое вещество, способное дать дешевые топливо и одежду. Другие сутками не покидают кафедр и лабораторий ради получения "эликсира молодости" или, напротив, срываются со своих мест, чтобы разгадать тайну египетских пирамид или ушедшей под воду Атлантиды. Есть и общая цель у всех исследований — открытие. Такая же задача стоит и перед авторами книг, пишущих о науке, ее проблемах и людях.

Но какое, казалось бы, новое слово можно сказать о том, что уже давно перестало быть откровением? А вот какое. В мире издана масса историографической литературы, море справочников и энциклопедических изданий. Но содержащаяся в них информация об известных ученых, изобретателях и их достижениях подается, как правило, без внутренней связи одного с другим. Она либо о человеке, либо о его открытии или выдающейся конструкторской разработке. А ведь творец и творение неразделимы. И чем масштабнее личность, тем больше у нее шансов сделать нечто масштабное в науке и технике. И наоборот. Но всегда ли и всеми этот шанс использовался в полной мере? Почему, скажем, талантливейший Т.Юнг постоянно уступал приоритеты гораздо менее одаренным коллегам? Почему напористым Т.А.Эдисону и А.Беллу, не имеющим солидного теоретического образования, удалось то, что было не под силу крупным специалистам их профиля? Почему мы знаем как выдающегося астронома древности Клавдия Птолемея, а не жившего до него Гиппарха? И, наконец, почему все творческие натуры в изображении биографов оказываются похожими друг на друга, как однояйцевые близнецы: одни ошеломляющие победы, одни взлеты и никаких падений, никаких несовершенств. Да так ли это на самом деле?

Гениальная простота открытий в большинстве случаев уравновешивалась необыкновенной сложностью характеров исследователей, которые, следуя по усеянному терниями и волчцами пути к познанию фундаментальных законов природы, нередко оступались и ослепленные брезжущей впереди славой, совершали довольно низкие и не достойные их таланта поступки. Ими могли быть предательство учеником учителя или учителем ученика, намеренное ниспровержение результатов труда единомышленника или научного соперника, трусливое отступление перед мощью консервативных сил и реакционно настроенных властей. При этом кто-то, раскаявшись в собственном падении, сам

на себя накладывал епитимью, устраняясь от общения со своим ученым кругом и ища погибели на жертвенных кострах, а кто-то с бычьим упрямством продолжал попирать нравственные и этические нормы, стремясь во что бы то ни стало войти в историю науки в качестве "единственного и неповторимого".

Как выясняется, многие всемирно известные мыслители в погоне за единоличным признанием в ряде случаев даже не брезговали кражей идей или блестяще завершенных экспериментальных проектов. По мере развития научно-технической мысли, все больше нацеленной на чисто практические нужды, менялось и существо этих краж, приобретавших черты патентного грабежа и экономического шпионажа, когда соблазняли уже не столько пьедесталы, сколько баснословные барыши.

На протяжении истории исследовательский поиск принимал самые неожиданные повороты. Прорыв к новому в науке сопровождался то грандиозными полемическими "войнами", включаясь в которые, ученые, не оставляли камня на камне от прогрессивных теорий, а иногда и побивали камнями друг друга, то остроумными интеллектуальными состязаниями, когда научная неприязнь переносилась на объекты исследований или "противник" получал какое-нибудь едкое прозвище. При этом комическое в науке тесно соседствовало с трагическим, борьба за приоритеты оборачивалась как водевилем, так и целой драмой человеческих судеб.

Ее исход во многом зависел и от позиции историков науки. Портреты одних видных деятелей они только и знали что обновлять да покрывать лаком, а другие из-за потрескавшихся рам и поблекших красок безжалостно выбрасывали на свалку истории. Туда же отправлялись и многие бесценные научные достижения. Но может ли нас устроить положение, когда за приукрашенной историей какого-либо эпохального открытия или изобретения ничего, кроме "торричеллиевой пустоты", не стоит или, что еще хуже, стоит обман, не менее грандиозный, чем само открытие? Должны ли мы соглашаться с тем, чтобы тенью "великих" постоянно заслонялись истинные светила науки? Следует ли продолжать перепечатывать из устаревших изданий не соответствующие действительности исторические справки, когда подмена в них подлинных событий ложными уже установлена с полной очевидностью?

В основу книги, которая многими может быть воспринята как "скандальная", положены достоверные и проверенные факты. Они почерпнуты из редких архивных источников, современной периодики, личных встреч и бесед с ведущими специалистами отечественных и зарубежных научных центров. Принятая в научной литературе классическая схема изложения в издании намеренно не соблюдена: часть материала подана с использованием художественных приемов, много авторских отступлений. Такая вольность позволит легко "переварить" обилие серьезнейшей информации и разобраться в поднятых проблемах, не оставаясь к ним равнодушными. Взяв эту необычную книгу в руки, читатель сделается свидетелем зарождения в великих умах блестящих открытий и ошеломляющих научных афер. И в том — ее "изюминка".

В добрый путь!

Сергей Бернатосян

Шел 140-й год по новому летосчислению. Александрия уже утратила к этому времени былую славу мирового научного центра и перестала быть знаменитым "мусейоном" — местом, где под покровительством божественных муз успешно процветали самые разнообразные искусства и поощрялись всяческие знания. Но в природе ее ничего не изменилось: днем все также нещадно палило солнце, а к вечеру сгущалась тьма, и с моря тянуло освежающей блаженной прохладой.

В один из таких вечеров Клавдий Птолемей завершил наконец свою титаническую работу над трактатом "Magiste", куда вошла практически вся информация об астрономических исследованиях с античных времен. Разбросанная по разным источникам, до него она так никем и не была обобщена. Теперь оставалось в последний раз взглянуть на пергамент с новой картой звездного неба, сделать необходимые уточнения и поразмышлять о будущем, достойном избранных.

Ведь по существу только он смог решить глобальную проблему, которую мудрый Платон полагал неподвластной человеческому разуму, а Цицерон считал труднодоступной для науки. Именно он, Птолемей, впервые представил математически выверенные и стройные доказательства того, что Земля является центром необъятной и загадочной Вселенной, заставляя обращаться вокруг себя Луну, Венеру, Марс, Меркурий, Юпитер и даже само Солнце, так сильно утомлявшее его с самого утра до наступления сумерек.

Сумерек Кумира…

В том, что после обнародования геоцентрической системы мироздания и астрономических таблиц, позволяющих прогнозировать расположение планет с точностью до десяти угловых минут, он станет всеобщим кумиром, Птолемей нисколько не сомневался. Недаром и назвал манускрипт из 13 книг "Величайшим", как гласил буквальный перевод древнегреческого слова "Magiste", украсившего объемистую рукопись.