<tab>Однако на пятом уроке мне эти СМС никак не давали покоя. На перемене решил позвонить по этому номеру. Трубку взяли, но на той стороне молчание, даже дыхания не слышно… Точно разыгрывают. Поэтому я и бровью не повёл, с энтузиазмом начал урок в одиннадцатом классе. А когда несчастные «гении» типа выразительно читали кульминацию купринского «Гранатового браслета» (решил, что пусть хотя бы в классе услышат живое слово), я листал журнал и заглянул в список класса со всеми сведениями о учениках. И, конечно, нашёл Юхновича Марека Богдановича… год рождения, адрес, мама, её место работы… О, так её бизнес — это парикмахерская! Их адрес и теле… Чёрт! Это мне СМС Марек присылал? Ненормальный аутист! Не мог ясно написать? Или хотя бы помычать в трубку, как маленький медведь! Короче, простите меня, Александр Иванович Куприн, надо бежать! Отпустил довольных и, как оказалось, невинных старшеклассников восвояси и устремился к Юхновичам.
<tab>На небольшой площадке с машинами, не нашедшими место во дворе, увидел грязную девятку с московскими номерами. Значит, этот урод не на вызове. Марек увидел меня в окно и открыл дверь раньше, чем я позвонил. Ни «здрасьте», ни «спасибо, что пришли». На лице, как всегда, непроницаемость, смотрит куда-то за плечо.
<tab>— Марек, это ты мне писал СМС-сообщения? Хоть бы подписал, что это ты! У меня же не забит твой номер! Ну, или гукнул бы что-нибудь в трубку, когда я звонил! Что случилось?
<tab>Мальчишка молча развернулся и пошёл к себе в комнату. Я за ним. На столе раскрыта тетрадь, рядом закрытый учебник алгебры: сегодня «не мой» день. Марек пододвинул мне тетрадь. На одной странице красивым почерком выражения с отрицательными степенями, длиннющие дроби с игреками и иксами, их обнимают аккуратные большие скобки, крыши корней, под которыми прячутся от беспощадного сокращения цифры с идеальным наклоном шеек. Меня поразила сама красота числовой симфонии, но вот учительницу, видимо, математическая мелодия не впечатлила. На странице то тут, то там зелёным цветом исправления, знаки вопроса, подчёркивания. И как некролог внизу: «3». И приписка: «Не узнаю тебя сегодня! Переделай задания 8.28 — 8.31».
<tab>А на другой странице уже без зелёных поправок:
<i><tab> «11.03 — ушёл с сумкой.
<tab>11.28 — вернулся без сумки.
<tab>11.30 — пьёт кофе, ходит по диагонали комнаты.
<tab>11.45 — пошёл в соседний подъезд, к женщине-хозяйке?
<tab>11.50 — зелёная штора стала дёргаться.
<tab>12.08 — вышел из подъезда с женщиной, разговаривают на крыльце, машут руками, особенно женщина.
<tab>12.13 — вернулся, вытащил коробку и стал туда складывать какие-то вещи.
<tab>12.34 — вынес Еву на диван. Что-то ей говорит. Она закрыла лицо руками.
<tab>12.40 — он пошёл на кухню, не видно, что делает. Ева подняла руки и машет перекрёстно, что-то говорит, наверное, громко, так как широко открывает рот. Что-то изображает. Видно плохо.
<tab>12.45 — он вернулся, она сидит, слушает и смотрит, как он ходит туда-сюда.
<tab>12.49 — ему позвонили, он пошёл с телефоном в кухню. Она опять машет, потом показывает, как будто крутит руль. Показывает что-то ещё.
<tab>12.50 — у меня зарядился фотоаппарат.
<tab>12.52 — он унёс её на кухню, снимать нечего.
<tab>13.18 — он перенёс её в комнату со шторами.
<tab>13.25 — он оделся и пошёл куда-то, но без сумки с инструментами.
<tab>14.15 — он вернулся с пакетом из магазина. Пакет поставил на диван.
<tab>14.20 — он выкладывает из шкафа на диван вещи.
<tab> Дано: коробки, руль, туда-сюда, женщина в соседнем подъезде расстроена, вещи из шкафа.
<tab>Вывод: уезжают».</i>
<tab>Нифига себе хронометраж! Я взял бинокль и осторожно выглянул из-за шторы. В противоположном окне я увидел, как мужчина стоит около шкафа, в руках что-то держит. Потом он перешёл в спальню к Еве. Вынес оттуда большой мешок. Исчез на кухне.
<tab> Неслучайно Марек начал записывать его передвижения по минутам: фотоаппарат разрядился, а как ещё передать суету и даже панику? Сейчас я это видел, обычно Тимофей медлительный, уверенный, сильный, самодостаточный. Однако сегодня он дёргается, двигается быстро, порывисто. Божена права: мой вчерашний метод вспугнул Тимофея. Она вообще предположила, что «наш муж» что-то знает об истории Райнеров, поэтому растерялся и не послал меня подальше по телефону. Естественно, я высказался за менее фантастическое объяснение: он просто скрывается от полиции.
<tab>Божена вчера много чего говорила. И когда отпаивала меня и своего малахольного сына мерзкими лекарствами, и когда вновь провожала меня. Она сказала, что её очень удивляют наши с Мареком отношения и то, что он вдруг заинтересовался жизнью вне своей комнаты.
<tab>— …обычно его раздражает всё, что вмешивается во внутренний мир. Даже когда мы ссорились с его отцом и тот поднял на меня руку, Марек даже не заплакал. А тут… Я много думала обо всей этой истории. Из того, что вы рассказываете, из его сочинений не следует на самом деле никакого криминала. Даже фотографии… да — эта девушка несчастна, да — она не любит Тимофея, да — был факт, как он её ударил. Но! Любовь — это непозволительная роскошь в мире инвалидов, неспособность и одиночество никого не смогут осчастливить, а то, что он ударил… Может, он сорвался? И обидное её слово стало той каплей, что переполнила чашу терпения…
<tab>— А как же крики этой девушки? Соседка говорила, что она постоянно кричит, когда его нет!
<tab>— Но ведь он всё объяснил!
<tab>— В том-то и дело, что он!
<tab>— Не торопитесь, Михаил. Чужая жизнь — потёмки. Вы же знаете. Вы литературу преподаёте!
<tab>— Как раз литература и учит ориентироваться в этих потёмках, — улыбнулся я. — Писатели препарируют героя, вскрывают его сущность и иголочками — к картонке, как экземпляр на всеобщее обозрение, ахание и глубокомысленное осуждение.
<tab>— Вы знаете, — пропустила она мою аллегорию, — возможно, Марек видел что-то более страшное. Просто он не может нам это рассказать. В любом случае нужно поговорить с этой Евой…
<tab>И вот сегодня я вновь рядом с Мареком, как приговорённый, следую его чутью, занимаюсь тем, что ещё месяц назад казалось мне постыдным и отвратительным — подсматриваю. Надо развязывать этот узел. Если Тимофей и Ева сейчас уедут (что само по себе выглядит крайне подозрительным, учитывая вчерашний разговор), то я буду изнывать от болезненных упрёков совести. Вдруг должен был помочь и не помог? Я не смогу простить себя… хотя бы за то, что не взглянул Еве в глаза. Нужно что-то предпринять. Прямо сейчас. Мне вдруг стало ясно, что сегодня тот день в моей жизни, который может искупить все эти жуткие сны и незрячие ночи, хоть что-то определить в моей жизни. Нужно увидеть Еву. Я смогу разглядеть в её глазах безумие, если его породила болезнь, я смогу различить отчаяние, если оно исходит от близости к ней этого неприятного мне человека. Который не курит. Люди, которые не курят, всегда вызывали у меня подозрение.
<tab>Надо только увидеть её глаза. И сразу будет понятно, напрасны ли подозрения. Но вряд ли Тимофей пустит меня на порог. С какой стати? «Здрасте, я хочу посмотреть Еве в глаза»?
<tab>Решение вдруг вплывает в сознании в виде комического образа донны Розы из достопамятной советской комедии.
<tab>— Марек! Проведи меня в комнату своей мамы! Я решил, что нужно пробраться-таки в эту злополучную квартиру и поговорить с Евой.
<tab>Марек, как и следовало ожидать, не шелохнулся, и я отправился в третью комнату в одиночестве. Безусловно, чувствовал себя возомнившим бог весть что статистом великих комбинаторов. В комнате у Божены темно и душно. Я решительно распахнул шторы, запуская любопытное старческое солнце. Не прибрано. На трюмо в беспорядке флаконы, тубы и бутылочки непостижимой косметики. Одеяло горбится звериным комом, створки шкафа-купе открыты, с одной из полок свисают женские колготки. Неудивительно, что Марек сюда ни ногой. Я отогнал вредные мысли о собственном неблагородстве, вспомнил о Еве и решительно стал перебирать вешалки на штанге, отбраковывая то из одежды хозяйки этого будуара, что мне ни по каким статьям не подходило.