- Промажем, я тебе говорю!
Наш разговор слушают радист и стрелок, и поэтом) уходить мне сейчас на второй круг никак нельзя.
Назаров молчит.
Делаю четвертый разворот, выхожу на посадочную полосу с длинной линией электрических огней.
И вдруг - что это? На земле вспыхивает яркий свет прожектора, и сильный луч освещает бетонку. Отчетливо виден каждый шов меж плит и следы пригоревшей резины.
Я разочарован и вместе с тем обрадован. У нас в ГВФ ночные посадки совершаются по зажженным фонарям «летучая мышь». Земли не -видно, и лишь световая точка служит ориентиром. А тут светло, как днем.
Садимся точно у «Т». Заруливаем на взлетную полосу. Назаров молчит. Уснул он там, что ли?
- Еще полетим, товарищ командир?
- А хочешь?
- Еще бы, конечно!
- Знаешь, - после некоторого раздумья признается он.- Возить тебя нечего, а вылезать не хочется. Что я там буду торчать «а старте. Я вздремну тут пока, а ты полетай. Идет?
И он действительно вынул ручку, защелкнул педали и, растянувшись во весь рост на полу кабины, закрыл лицо воротником комбинезона.
И я подумал: «Вот и выходит, что койка моя - счастливая».
Боевое крещение
Утром в столовой я встретился с майором Назаровым.
- Садись со мной, - сказал он. И я снова почувствовал на себе его оценивающий взгляд. Он прихлебнул из стакана горячего кофе и, обжегшись, поставил его на стол.- Хорошо летаешь… Я так еще никогда не рассчитывал. И даже не знал, что так можно. Здорово получается!
Я покраснел, почувствовав его моральное превосходство. Не каждый смог бы так вот запросто сказать такие слова другому, да еще молодому летчику, а ведь он замещал заболевшего командира эскадрильи.
- Товарищ командир, - начал я.- Мне хотелось бы закрепить начатое…
Назаров посмотрел на меня искоса:
- Хочешь слетать на боевое задание?
- Хочу, - признался я.- Но только не слетать, а летать.
Он рассмеялся, словно я сказал какую-то несуразицу. Допив кофе, поднялся.
- Ладно, поговорю с командиром полка, а ты постарайся никуда не отлучаться. Он тебя вызовет.
Это был для меня день мучений. Уже перевалило за полдень, а меня не зовут. И майора Назарова не видать. Что такое? Как расценить это молчание?
И - наконец распахивается дверь. Я - в который раз! - поднимаю голову и слышу, как дежурный произносит мою фамилию. Вскакиваю, как на пружинах.
- Куда?
- К командиру полка.
Все, кто были в общежитии, проводили меня взглядами до самых дверей. Кто-то крикнул вслед:
- Ни пуха тебе, ни пера!
Я вздрогнул от радости: ведь это уже почти признание… Вышел. Потом опомнился, открыл дверь, просунул голову:
- К черту!
Зал наполнился хохотом.
Постучавшись и получив разрешение войти, я сразу же заметил, с каким трудом присутствующие в кабинете стирают улыбки с лиц.
Кроме командира полка, здесь было четверо: начальник штаба, комиссар, заместитель по летной части и майор Назаров.
«Ясно, говорили об мне», - подумал я и, смущаясь, доложил, что летчик такой-то прибыл.
- Садись.- Командир полка пододвинул мне стул.
Я сел, не смея поднять глаз. Чувствовал, что все здесь присутствующие относятся ко мне доброжелательно, но почему они смеются? Что смешного в моих поступках? Ну, правда, я подбивал ребят пойти всем вместе и потребовать, чтобы дали самолеты. И пока я тренировался, они ходили в штаб. Так что же тут такого?
- Та-ак, - сказал командир, прикрывая ладонью улыбку.- Значит, выражаем недовольство? Делегацию подсылаем? Хорошо-о.
Я смутился совсем. Пропало дело. Сейчас мне дадут такой самолет…
- Да, конечно, а что же…- пробормотал я.- Столько времени болтаемся. Ребята воюют, а мы…
- Ну разумеется, - уже серьезно сказал командир.- Летать хотят все, но, к сожалению, это невозможно. Ты, наверное, знаешь, что у нас не хватает самолетов.
- Знаю, мне говорили.
- Вот-вот. И еще у нас нет штурманов. Я удивленно поднял глаза:
- Штурманов? Товарищ командир,» а я могу и без штурмана.
Начальник штаба, и комиссар, и майор Зинченко, и Назаров разом прыснули от смеха. У командира полка перехватило дыхание.
- Что? Что ты сказал? - Он заразительно расхохотался.
Глядя на него, засмеялся и я. Но, откровенно говоря, мне было непонятно, чем я их рассмешил. И что тут такого смешного- летать без штурмана? Всю жизнь летал - и ничего! В любую погоду…
- Нет, брат, - все еще смеясь, сказал командир.- У нас без штурманов ни на шаг. Он приведет тебя к цели, сбросит бомбы…
- А сбросить и я могу. Аварийно. В моей кабине рычаг есть.
Командир переглянулся с комиссаром. «Ну что? - говорил его взгляд.- Видал ты такого фрукта?»
Комиссар кашлянул в кулак.
- Да не мучай ты его, Алексей Иванович! Ну дай ты ему слетать. Кстати, и случай есть. Командир вдруг стал серьезным.
- Ты думаешь?
- А что же - оправится. И погода как раз подходящая. Дай ему только штурмана получше.
Командир на несколько секунд задумался. И сейчас же в кабинете все неуловимо изменилось. Если только что ощущалась неофициальная, дружественная, почти семейная обстановка, то сейчас от нее не осталось и следа. Чуть скрипнули стулья, шаркнули по полу ноги, и позы всех сидящих из расслабленных и вольных приняли положение готовности.
- Хорошо, - сказал командир и посмотрел на Назарова. Тот встал.
- Я вас слушаю!
- Дайте ему штурмана Киндюшова. Стрелка и радиста - по вашему усмотрению. Самолет - «девятка». Вылет…- командир посмотрел на часы, - в семнадцать тридцать. Все. Выполняйте!
- Есть!
Назаров откозырял, четко повернулся и вышел. Вслед за ними поднялись и вышли все остальные. И только тут до меня дошел смысл происходящего - мне предстоит боевой вылет! Это было все, что удержалось в моем сознании, остальное прошло мимо.
Я вскочил со стула, досадуя, что не догадался этого сделать раньше.
- Товарищ командир, разрешите идти.
- Нет, погоди. - Командир полка встал и, подойдя к висевшей на стене карте, ткнул в нее пальцем.
- Вот здесь, в тридцати минутах полета от линии фронта, стоят сейчас эшелоны противника. Два - с солдатами, один - с боеприпасами. Их надо разбомбить. Понял?
«Интересно, - подумал я, - как же мы их ночью-то искать будем? И что, они будут нас ждать?» А вслух сказал:
- Понял.
Командир будто прочел мои мысли,
- Они не уйдут, потому что, во-первых, партизаны взорвали перед ними путь, ну и, во-вторых, потому что… ты ведь с вылетом не задержишься? Тебе вылетать… - он посмотрел на часы, - через сорок пять минут. Сейчас твой штурман -получит задание и - в путь!
Я с недоумением посмотрел за окно. Стоял день. Светило солнце. Голубело весеннее небо.
- Да-да, к-конечно, -пробормотал я, чувствуя неприятный холодок на спине. - Я вылечу вовремя. Разрешите идти?
- Идите. -
Я козырнул и вышел. Ноги у меня слегка заплетались. Я ничего не понимал. Полк был ночным, и вдруг… такая неожиданность! Посылают днем… Без сопровождения. Но ведь это же… Чуть только сунемся к линии фронта, и - пожалуйста!-истребители тут как тут. У них пушки, а у нас… пулеметы.
Все остальное я проделал как /во сне. Оделся, спустился, сел в машину, где меня ожидал экипаж.
Техник доложил о готовности материальной части. Заправка такая-то, бомбовая загрузка такая-то. Я выслушал его, дал экипажу команду: «Занять места!» -и полез по приставной лесенке на крыло.
Надел парашют, сел в пилотское кресло. Окинул взглядом приборную доску, которую летчики называют «иконостасом», пощупал рукоятки уборки шасси и управления моторами.
Самолет дышал теплом двигателей. Пахло маслом, чуть-чуть бензином, чуть-чуть аэролаком. И эти запахи, и рукоятки, и приборы - все было таким знакомым, близким и родным, что страхи мои рассеялись.
Штурман Киндюшов занял свое место. Обернулся ко мне, подмигнул. Пора, запускать моторы. Я уже приготовился подать команду, как вдруг чуть слышный шепот в наушниках привлек мое внимание.