— Да, от стыда. Нет, не из-за зависти; я ни о чем не жалею. Я плачу из-за твоего эгоизма… Так ты хочешь знать правду? Я скажу тебе… Я надеялась, что ты никогда не узнаешь, какие отношения связывали меня с твоим мужем, но твоя бессердечность избавляет меня от всяких угрызений совести.

— Я прекрасно понимаю, что он пришел в наш дом ради тебя.

— У тебя даже голос дрожит… Так знай же! В то время, когда вы познакомились, он уже несколько лет был моим любовником! Если бы в твоих упреках была хоть капля правды! Надо же было такое придумать, будто я мечтала выдать тебя за него замуж! Да я возненавидела тебя, Мари-Анж, с того самого момента, как поняла, что он тебя любит. Я сделала вид, что одобрила ваше решение вступить в брак, только потому, что боялась потерять Поля. А что касается жемчужных украшений… Так он сам же мне их подарил! В тот вечер, когда вы собрались в театр, я не могла смириться с мыслью, что ты наденешь их, чтобы обольстить Поля. А сейчас ты говоришь мне, что решила стать его женой, только лишь потому что захотела отомстить мне за мою жадность. Эти безделушки слишком много значили для меня. Врунья! Ты все равно бы вышла за него замуж!

— И ты позволила мне в восемнадцать лет выйти замуж за человека, который был твоим любовником? Ты, наверное, считаешь, что поступила как любящая мать, которая, пожертвовала своим счастьем ради счастья дочери?!

— Прекрати разговаривать со мной в таком тоне. Мне казалось, что ты его любишь. Поэтому, видя, что он уходит от меня, я хотела, чтобы хоть ты была счастлива. Я стала беспокоиться лишь о том, что ваша свадьба может не состояться.

— Как ты можешь говорить такое? Поль обожал меня, и пока мы были вместе, я старалась сделать для него все, чтобы он был счастлив. Боже Всемогущий! Да мне в голову не могло прийти, что у меня пятидесятилетняя соперница, которая к тому же является моей матерью!

— Прекрасно. Теперь я не буду больше тебе надоедать. Если ты захочешь меня увидеть, приезжай. До скорой встречи.

Моя мать и Поль! Как же это могло случиться? Нет, не может быть, чтобы она его любила! Если бы я могла заплакать… Бедная мама! Мне тяжело думать о ней, как о незнакомой женщине! Обозлившись и растерявшись, я не могла представить, что ты страдаешь из-за любви; я должна была бы обнять тебя и сказать, что все это теперь в прошлом. Поль умер, а причиной ревности стало твое болезненное самолюбие! Помнишь, мама, как однажды за мое хорошее поведение, когда я была маленькая, ты, собираясь на свидание, разрешила мне остаться в своей комнате. Как же ты была красива! Я боялась признаться в своем восхищении и страстно желала быть похожей на тебя. Надев вечернее платье, ты наклонилась и коснулась губами моей щеки, и показалось, что меня целует сказочная принцесса. Ты весело засмеялась, когда я прижалась лицом к мягкому меху твоего манто, и пообещала, что у меня будет такое же, когда я стану взрослой. И я тебе верила. Ложась спать, я думала о том, как ты сейчас танцуешь, и жалела, что детям нельзя попасть на ваш вечер. Но я никогда не представляла тебя в объятиях мужчины. Ты принадлежала только мне, и я тебя очень уважала, абсолютно не думая о том, что ты можешь любить кого-нибудь, кроме меня.

Меня в четырнадцать лет твои знакомые считали восхитительной! Обо мне говорили, что я скромная девушка, умеющая хорошо держать себя в обществе. Твоя система воспитания творила чудеса. Однажды ты обвинила меня в скрытности — какое заблуждение! Я не испытывала подобных чувств. Под предлогом избавить меня от опрометчивых поступков ты постоянно контролировала и подавляла малейшие порывы детской души. Я продолжала восхищаться тобой, но не могла любить по-прежнему. Ты была так далека от меня, мама! Как же я могла понять твои страдания в период предсвадебных приготовлений?

Но Поль! Как же он смог утаить от меня свои отношения с тобой? Может, из-за любви? Или он догадывался о моем равнодушии к нему? Тогда зачем же он женился на мне?

А все-таки, Поль, наша свадьба дает мне все основания думать, что ты любил меня! От всей этой торжественной церемонии у меня осталось лишь воспоминание о сильной усталости. Потом я помню еще собранные чемоданы и твою машину. Я спала почти всю дорогу. Ты был, наверное, немного удивлен моим спокойствием перед предстоявшей нам первой брачной ночью. Или, может, был настолько уверен в моей любви, что считал такое поведение вполне естественным? Приехав в Геннеквиль, ты поцелуем разбудил меня, чтобы я могла полюбоваться нашим домом. «Яблоневый сад» оказался большим каменным строением, затерявшимся в глубине фруктового сада, и стены выглядели белыми в ярком свете автомобильных фар. Шел мелкий дождь. Ты еще пошутил тогда, что по обычаю после свадьбы жену полагается вносить в дом на руках. Нам не нужны свидетели нашего счастья, заявил ты, здесь никто не помешает.

О Господи, для чего мне теперь все эти незначительные детали, которые я так стараюсь восстановить в своей памяти? Но все же, наверное, та первая ночь стала и первым камнем в стене, которую я сама воздвигла между нами?

Ах, Поль, как ты смеялся, когда я призналась тебе, что страшно проголодалась! Вероятно, мое признание произвело на тебя сильное впечатление, потому что ты часто потом вспоминал об этом. После того как я, совершенно на заботясь о приличии, с жадностью почти опустошила холодильник, ты повел меня в спальню. Извини, дорогой, за то, что я не поняла, что твоя искусственная непринужденность была свидетельством твоей деликатности. Ужасно устав после этого длинного дня, я стала медленно раздеваться в твоем присутствии, и привычка, сохранившаяся со времен моей учебы в колледже, заставила меня аккуратно повесить все вещи на спинку кресла. Обернувшись, я увидела твое лицо. Ты не поверишь, если я скажу, что до этого взгляда мне в голову не приходило серьезно задумываться об этой неизбежности супружеской жизни.

Запоздалая застенчивость заставила меня юркнуть в постель. Нет, я не испугалась, скорее, удивилась твоему замешательству, ведь ты еще был одет. Расстегнутая рубашка дала мне возможность разглядеть твою крепкую фигуру. Сидя на краю постели, ты, казалось, находился в затруднительном положении. Дрогнувшей рукой ты нежно коснулся моего лица, а я с любопытством взглянула тебе в глаза. Тогда ты медленно провел ладонью по моей шее, и ласковые пальцы застыли на обнаженной груди. Видимо, от смущения мой взгляд изменился, и ты начал ласково успокаивать меня такими фразами, какими, наверное, пользуются конюхи для приручения молодых кобылиц. Я закрыла глаза, чтобы ты больше не мог видеть моего волнения, а ты, несомненно, расценил это как выражение безграничного наслаждения, так как движения трепетных рук стали более дерзкими.

Внезапно мне показалось, что я одна, но это была лишь вынужденная заминка, чтобы ты мог раздеться, а для меня она стала мгновениями душевного покоя. Вскоре я ощутила тебя рядом. Меня окутало тепло, и в эту минуту я почувствовала непреодолимое влечение, которое заставило страстно прижаться к тебе, а ты, скорее всего, воспринял это как признак безграничной любви… Потерянной девственности, к моему удивлению, ты не заметил. Но и я не пережила ничего подобного тому, что было с Жозефом. Утомившись, я скоро уснула.

На следующий день я проснулась раньше тебя. Я боялась твоего плохого настроения, и наши отношения прошлой ночью показались мне оскорбительными. Твой самодовольный вид вызывал у меня смех, а твоя детская наивность придала мне уверенность в своем превосходстве.

Но сегодняшний разговор с матерью открыл мне глаза. Может быть, именно в этом самом доме она проводила с тобой время на протяжении всей вашей связи? Мой муж, вероятно, поверил в видимость переполнявшей меня любви. Поль, ты понял тогда свою ошибку и был любезен со мной, чтобы только ободрить меня? Или же женился на мне по расчету? Для чего, прожив бок о бок с тобой целых двенадцать лет, окруженная стеной безудержного эгоизма, я теперь, после твоей смерти, мучаю себя ненужными вопросами? Но все-таки, почему человек, с которым я прожила столько лет, вызывает теперь у меня гораздо больший интерес, чем он же в те годы, когда был моим мужем?