Я лежал и думал, Когда же это все закончится, вся эта война, мать ее за ногу. Служба, черт бы ее побрал. Когда же я, наконец, окажусь у себя дома…

Майор Фролов зачитал письмо, составленное для матери Пашки Артемьева. Точно такие же строки, что писались и прежде. Там говорилось про долг и беззаветную преданность партии и правительству. Затем зачитали приказ, вернее указ президента Верховного Совета РСФСР о награждении Артемьева Павла Ефимовича за проявленное мужество и героизм при выполнении интернационального долга в ДРА орденом Красной Звезды, посмертно. Слушая эти скупые строки, я поймал себя на одной мысли и ужаснулся. Неужели мы рождены ради того, чтобы погибать и «остаться в памяти миллионов» незнакомых нам людей, как это было сказано в письме. Зачем? Ради чего?!

После построения мы с Востриком сидели в палатке и разбирали фотки. Ни о чем не хотелось говорить: И тут Вострик закатил истерику. Начал кричать и плакать. Материл всю эту страну, службу, командиров, заодно и меня задел. Мы начали его успокаивать. Но он успокоился не скоро, да и то только после нескольких тумаков, которые дал ему Дрозд. После чего он сел на пол и, не переставая, говорил одно и то же слово: «долг, долг, долг»…

Ко мне подошел Вострик и с радостью сообщил:

— Наверное, нас скоро будут выводить.

— А с чего ты это взял? — спросил я.

— Да все же говорят, вон Дрозд тоже сказал, что наша очередь скоро.

— А ротный че говорит?

— Не знаю, Дрозд говорит, что все офицеры об этом только и трещат, что скоро — в Союз.

— Ихние бы слова да Богу в уши.

— Не говори…

Наш разговор прервал Дрозд.

— Ну что, ребятки, готовьтесь в рейд, все свои манатки вытаскивайте, через полчаса проверю.

— Есть, товарищ гвардии прапорщик!

Мы начали собираться. Через некоторое время перед палатками лежали РД-шки, сигнальные ракеты в полиэтиленовых пакетах, «лифчики» (нагрудники для боекомплектов), личное оружие и т. д.

— Ну что, поехал в Союз? Идиот!

— Да ладно тебе, я же не сказал, что прямо сейчас выводить будут. Может, через неделю или же через месяц.

— Ага, жди. Я чувствую, мы тут до самого дембеля кувыркаться будем. Через день на боевые и, как в песне, «что ни выход сразу в бой, так сразу в бой».

— Я не понял, че ты такой кислый сегодня?

— И ничего я не кислый, это мое естественное состояние.

«Рота, становись!» — ротный со старшиной приступили проверять снаряжение, затем встали перед строем и начали зачитывать боевой приказ.

— Р-равняйсь! Смирно! Слушай боевой приказ! По трассе Хайратон — Кабул направляется колонна с продовольствием. Наша задача — обеспечить беспрепятственное прохождение колонны по всей протяженности трассы. В случае нападения на колонну принять все необходимые меры для отражения и, по возможности, уничтожения нападающих. Первый, второй взводы входят в состав головной маневренной группы, третий и четвертый взвод — арьергард. Обращаю внимание механиков-водителей и водителей БТР: держать установленную дистанцию. Вольно! По местам!

Мы разбежались по машинам, заревели моторы и наша колонна двинулась в сторону Хайратона…

В Хайратоне нас уже ждала колонна. В колонне вместо продовольствия было больше «наливников» (бензовозов), чем грузовиков.

Коваленко чуть инфаркт не схватил:

— Боже мой, так нас решили зажарить, что ли?

— А че ты паникуешь? — спросил я.

— Да с шайтан-трубы не глядя долбанут, из нас шашлыков понаделают.

— Да ну их, все равно нам некуда деваться, наше дело маленькое: нам приказали, мы выполняем.

— Да, конечно, но нужно будет как можно дальше держаться от этих цистерн. Как говорится, «береженого Бог бережет».

«По машинам!». И снова заревели моторы, и мы двинулись в сторону Кабула.

Колонна шла без остановок, наш взвод шел в арьергарде. Сначала все было нормально, пока один «Камаз» прямо на подъеме не начал пыхтеть, — что-то случилось с движком. А перед Шиндантом он и вовсе заглох, преградив дорогу еще трем машинам.

Наша «броня» получила приказ прикрыть оставшийся «Камаз». Солнце уже катилось к закату, и мы сидели, матеря на чем свет стоит, водителя того «Камаза». Водитель был маленький, рыжеволосый паренек, бегал, суетился что-то; прапорщик, подгоняя его матом, копался в движке. Но нам от того, что они суетились и пытались что-то сделать, легче не стало. Время поджимало. Колонна ушла далеко, начало довольно быстро темнеть. Как назло, где-то рядом был кишлак, и это очень нас настораживало. Мы на всякий случай рассредоточились.

Когда стемнело, водилы прекратили копаться и всю ночь мы просидели втихаря, чтобы не привлекать внимания непрошеных гостей. Мы с Востриком договорились спать поочередно, и так как Вострику не хотелось спать, я решил лечь первым. Потом оказалось — я проспал до утра, потому что Вострику все равно до утра не спалось, и он не стал меня будить.

Утром мотор «Камаза» заработал, и мы все вздохнули с облегчением. Через некоторое время двинулись. В Шиндант колонна ждала нас. Как выяснилось, несколько «наливников» должны были остаться в автобате. Затем двинулись дальше. Жара стояла неимоверная, и мне казалось, что не будет концакрая этому жаркому дню. Не будет конца этой пыльной, противной горной дороге. Не будет конца этим бесконечным сопровождениям, рейдам, блокированиям дорог, кишлаков, перевалов, проческам. Не будет конца этим длинным колоннам, что идут в основном из Союза, гораздо больше, чем в Союз. Хер поймешь, — вывод продолжается или нет.

Батальон подняли по тревоге. Получили приказ заблокировать участки дороги: Ханабад — Кабул, Газни — Кабул. Первая и вторая рота полетели на блокирование участка дороги Газни — Кабул.

Прибыв в район высадки, нашу роту тут же рассредоточили. «Вертушки» облетали близлежащие кишлаки. Где-то далеко раздались автоматные очереди и несколько разрывов в том районе, куда высадилась третья рота и два вертолета огневой поддержки, которые облетали наш участок, развернулись в боевой порядок и полетели на помощь. Видать, там началась хорошая заварушка. Звуки выстрелов и разрывов усиливались все больше и больше, «броня» одна за другой мчались на подмогу третьей роте. Наша рота, рассредоточившись на своем участке, лежала по обе стороны дороги.

Бой на участке не умолкал, наоборот, усиливался.

Вострик, болтая своим пулеметом, подбежал ко мне и давай опять заливать про свое. Взял в ладонь землю и начал доставать меня своими агрономическими исследованиями. По-моему, ребята «послали» его вместе с его сельхозоткрытиями и научными познаниями в земледелии, и ему ничего не оставалось, как прибежать ко мне. Ведь я-то его терпел; хотя это мне удавалось с трудом, и, делая умное и заинтересованное лицо, слушал его с огромным вниманием.

— Вот, смотри, если эту землю обработать фосфором, торфом, а также добавить сюда чернозем средней полосы…

— А почему именно чернозем средней полосы, а не московской или же, к примеру — харьковской области?

— Дурак, ничего ты в земледелии не понимаешь, в средней полосе России чернозем содержит очень много полезных компонентов и жиров…

— Первый раз слышу, что земля может быть жирной, че они ее там свиным салом мажут, что ли, или маслом растительным поливают? Я понимаю, в гараже у брата на работе или у нас в батальоне в парке, от горюче-смазочных материалов…

— Ты что?! Издеваешься?! Или ты действительно идиот?! Не понимаю…

— Ну че ты психуешь, я же слушаю тебя все-таки, а не «посылаю» тебя, как это остальные делают.

— Да лучше бы послал. А то полтора года скоро будет, как распинаюсь перед всеми.

— А кто тебя просит, сам же достаешь, ходишь, у тебя есть интерес… Вот и занимайся этим сам, а у меня к твоему земледелию никакого интереса нет. Понял?!