И оба они пошли дальше. Гарри все время смотрѣлъ впередъ, стараясь направить свѣтъ своей лампы въ самую глубь галлереи.
— Скоро мы придемъ? — спросилъ инженеръ.
— Минутъ черезъ десять.
— Прекрасно.
— Но, — пробормоталъ Гарри, — это очень странно! Со мною это въ первый разъ случается. Нужно же было, чтобы этотъ камень упалъ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда мы проходили!..
— Это простой случай, Гарри!
— Случай!.. — отвѣчалъ молодой человѣкъ, недовѣрчиво покачивая головой. — Да… случай…
Гарри остановился. Онъ прислушивался.
— Что тамъ такое, Гарри? — спросилъ инженеръ.
— Мнѣ показалось, что кто-то идетъ позади насъ, — отвѣчалъ молодой углекопъ, внимательно прислушиваясь.
Потомъ онъ прибавилъ:
— Нѣтъ, я ошибся. Крѣпче опирайтесь на мою руку, мистеръ Старръ! Представьте, что это трость…
— Прочная трость, Гарри, — смѣясь отвѣчалъ Джемсъ Старръ. — Лучшей я не знаю!
Потомъ они молча продолжали свой путь по мрачной галлереѣ.
Часто Гарри, очевидно, чѣмъ-то озабоченный, оборачивался словно стараясь уловить гдѣ-нибудь въ отдаленіи шумъ или подмѣтить мерцаніе огонька.
Но и впереди и позади были лишь угрюмая тишина и мракъ.
ГЛАВА V
Семейство Фордовъ
Черезъ 10 минутъ Джемсъ Старръ и Гарри вышли, наконецъ, изъ галлереи.
Молодой углекопъ и его спутникъ очутились на лужайкѣ, если только такимъ именемъ можно назвать обширную и мрачную рытвину. Эта рытвина, однако, не была совершенно ужъ лишена дневного свѣта. Нѣсколько солнечныхъ лучей доходили до нея чрезъ отверстіе одной оставленной шахты. Такимъ же путемъ достигали сюда и струи свѣжаго воздуха.
Итакъ, немного воздуха и свѣта проникало на лужайку чрезъ толстый слой шифера.
Вотъ тутъ-то, въ подземномъ жилищѣ, въ которомъ во время эксплоатаціи копей работали гигантскія машины, и жилъ уже 10 лѣтъ Симонъ Фордъ съ своею семьей.
Старый углекопъ любилъ называть свое скромное жилище громкимъ именемъ «коттеджа». Обладая довольно порядочнымъ состояніемъ, пріобрѣтеннымъ цѣною долгой трудовой жизни, Симонъ Фордъ могъ бы жить въ любомъ городѣ королевства, подъ яркими лучами солнца и посреди деревьевъ; но ни его семья ни онъ не хотѣли покидать копи, гдѣ они были такъ счастливы, благодаря сходству своихъ понятій и вкусовъ. Да! имъ нравился этотъ коттеджъ, находившійся подъ землею на разстояніи почти 1500 футовъ отъ ея поверхности. Жизнь въ ними, имѣла уже то преимущество, что здѣсь нечего было опасаться прихода агентовъ государственной казны, обязанныхъ взимать поземельные налоги!
Въ эту эпоху Симону Форду, бывшему старостѣ углекоповъ копи Дошаръ, было уже 65 лѣтъ. По своему высокому росту и крѣпкому сложенію онъ выдавался среди жителей даже этого кантона, который доставлялъ самыхъ видныхъ солдатъ въ полки горныхъ шотландцевъ.
Симонъ Фордъ происходилъ изъ старинной семьи углекоповъ и велъ свою генеалогію съ того самаго времени, когда началась эксплоатація угольныхъ копей въ Шотландіи.
Не вдаваясь въ археологическія изслѣдованія о томъ, знали ли каменный уголь греки и римляне, пользовались ли имъ до начала христіанской эры китайцы и дѣйствительно ли онъ получилъ свое французское названіе (la houille) отъ имени Гульо (Houillos), который жилъ въ Бельгіи въ XII столѣтіи, можно считать достовѣрнымъ, что впервые правильная разработка угля началась въ Великобританіи. Уже въ XI столѣтіи Вильгельмъ Завоеватель раздѣлилъ между своими рыцарями весь доходъ съ залежей Ньюкэстля. Въ XIII столѣтіи Генрихъ III далъ кому-то право эксплоатировать залежи «морского угля», какъ его тогда называли. Наконецъ, къ концу того же самаго столѣтія упоминается о залежахъ въ Шотландіи и въ Уэльсѣ.
Именно около этого времени предки Симона Форда стали углекопами, и это званіе переходило потомъ въ ихъ родѣ отъ отца къ сыну Они были простыми рабочими и, какъ каторжники, трудились надъ добываніемъ изъ земли драгоцѣннаго топлива. Существуетъ даже мнѣніе, что всѣ углекопы той эпохи, равно какъ и солевары, были настоящими рабами. Дѣйствительно, даже въ XVIІІ столѣтіи это мнѣніе было до такой степени распространено въ Шотландіи, что во время войны Претендента серьезно опасались, какъ бы 20000 углекоповъ Ньюкэстля не подняли оружія съ той цѣлью, чтобы завоевать себѣ свободу, которой они, по общему мнѣнію, не имѣли.
Но какъ бы тамъ ни было, а Симонъ Фордъ гордился тѣмъ, что принадлежитъ къ древнему роду шотландскихъ углекоповъ. Онъ работалъ тамъ же, гдѣ и его предки примѣняли кирку, ломъ и заступъ. Въ 30 лѣтъ онъ былъ старостой копи Дошаръ, самой значительной изъ копей Аберфойля. Онъ страстно любилъ свое ремесло. Въ теченіе долгихъ лѣтъ онъ старательно исполнялъ свои обязанности. Онъ страдалъ, видя, какъ угля въ копяхъ становится все меньше и меньше, и съ ужасомъ ожидалъ наступленія того грознаго часа, когда уголь изъ Аберфойля совсѣмъ исчезнетъ.
Онъ ревностно сталъ искать новыхъ слоевъ угля во всѣхъ копяхъ Аберфойля, которыя подъ землею соединялись другъ съ другомъ. Нѣсколько такихъ слоевъ ему удалось открыть въ послѣдніе годы эксплоатаціи. Имъ руководилъ удивительный инстинктъ углекопа, и инженеръ Джемсъ Старръ высоко цѣнилъ Форда. Можно сказать, что старый углекопъ съ такой же точностью опредѣлялъ, гдѣ находятся залежи угля въ копяхъ, съ какою гидроскопъ указываетъ источники воды, скрытые въ землѣ.
Но наступилъ, наконецъ, моментъ, когда драгоцѣннаго минерала совсѣмъ не стало въ копяхъ. Новыя изысканія не привели ни къ какимъ результатамъ. Было очевидно, что залежи истощились. Эксплоатація кончилась. Углекопы удалились.
И повѣрятъ ли? Большинство изъ нихъ ушли въ отчаяніи. Всѣ которые знаютъ, что человѣкъ, въ сущности, любитъ свой трудъ не удивятся этому. Симонъ Фордъ, безспорно, пострадалъ больше всѣхъ. Онъ былъ типичнымъ углекопомъ, существованіе котораго было неразрывно связано съ существованіемъ копи. Со дня рожденія онъ жилъ въ копи и не хотѣлъ изъ нея удалиться по прекращеніи работъ. Итакъ онъ остался. Гарри, его сынъ, заботился о снабженіи провіантомъ подземнаго жилища; что же касается до него самого, то въ теченіе 10 лѣтъ онъ едва ли больше 10 разъ былъ на поверхности земли.
— Итти туда наверхъ! Къ чему? — говорилъ онъ обыкновенно, и не выходилъ изъ своего чернаго жилища.
Здѣсь не было рѣзкихъ перемѣнъ температуры, и старый углекопъ не зналъ ни лѣтняго зноя ни зимнихъ холодовъ. Его семья пользовалась отличнымъ здоровьемъ. Чего жъ ему надо было большое?
Но, въ сущности, онъ глубоко страдалъ. Ему жаль было оживленія, движенія, царившаго въ копи во время работъ; ему жаль было всей прежней жизни. Въ головѣ его крѣпко засѣла одна неотвязная мысль.
— Нѣтъ, нѣтъ! Копь не можетъ быть истощена! — все повторялъ онъ.
И плохо пришлось бы тому, кто, въ присутствіи Симона Форда усомнился бы въ томъ, что копи стараго Аберфойля снова заживутъ былою жизнью! Стараго углекопа не покидала надежда на то, что онъ откроетъ когда-нибудь новыя залежи угля, которыя возвратятъ копямъ ихъ блестящее прошлое. Да! Если бы понадобилось, онъ съ величайшимъ удовольствіемъ снова взялъ бы кирку углекопа, и его старыя, но еще крѣпкія руки опять стали бы рубить скалы. И вотъ каждый день онъ, то одинъ, то въ сопровожденіи сына, отправлялся на свои поиски въ эти мрачныя галлереи и каждый день возвращался въ коттеджъ усталымъ, но все еще не потерявшимъ надежды.
Достойною женой Симона Форда была Мэджъ, высокая и сильная старуха. Мэджъ, какъ и ея мужъ, не хотѣла оставлять кони Дошаръ. Она раздѣляла всѣ его надежды и желанія. Она постоянно поддерживала его мужество.
— Ты правъ, Симонъ! — говорила она ему. — Аберфойль не умеръ, а только спитъ!
Мэджъ точно такъ же не любила уходить изъ темнаго коттеджа на землю, и они всѣ втроемъ вели счастливую, уединенную жизнь.
Вотъ къ какимъ людямъ пришелъ Джемсъ Старръ.
Инженера ждали. Симонъ Фордъ стоялъ у двери, и лишь только замѣтилъ лампу Гарри, какъ тотчасъ же поспѣшилъ навстрѣчу бывшему директору копей.