Искусство Диба, приобретая символическую глубину, сосредоточивалось на главных моментах национальной жизни, на тех ее сущностных началах, которые позволяли художнику искать перспективы ее движения. Берега Отчизны не отдалялись, но врезались в память, в сердце, и бегущая по волнам внутреннего моря, связующего художника с родной землей, мысль, всегда устремляясь на встречу с ними, обретала их. Казалось бы, чем дольше длится жизнь Диба вдали от Алжира, тем естественнее потребность осмыслить окружающее, запечатлеть то, что близко, рядом. Однако и не столь давние произведения Диба — роман «Авель» (1977), сборник стихов «Прекрасный Огонь» (1979) и роман «Террасы Орсоля» (1985) — свидетельствуют о том, что и на западную действительность художник продолжает смотреть прежде всего через призму Алжира. Расширяя изображаемый им реальный контекст до метафорического обобщения, Диб и «чужеродный материал» заставляет звучать, только подчинив мелодии своего сердца. А оно продолжает воспевать Родину.

…Вот и герой «Авеля», устремившийся за своей прекрасной Возлюбленной, оставляет мир, где он «принесен в жертву», и навсегда остается с Той, которая одна способна вернуть человеку его подлинность… Вот и Аэд, герой «Террасы Орсоля», вспоминая оставленный за морем родной город, его «золотую землю», его «золотое солнце», его «белизну» и «чистоту», слыша даже во сне его «освежающее дыхание», «прозревает», видя «изнанку» холодного и мрачного Севера, где мечутся, забытые в безразличии окружающего, одинокие, чуждые друг другу люди… Фантастический, светоносный Орсоль, легко реконструирующийся в своих реальных географических пределах, и удерживающий, как в ловушке, героя чуждый мир — два символа, но и два полюса вполне реального пространства человеческой души, истерзанной тоской по родине и измученной «медленной смертью» на чужбине…

Так снова и в последних романах Диба «всплывает» тема Отчизны, единственной земли, где человек обретает свою сущность.

…И вспоминаются тогда звучащие как заклинание слова, написанные Дибом еще в то время, когда шла в Алжире война и когда «тень-хранительница», образ далекой Родины, снилась поэту в его изгнании, избавляя от страшных видений: «Земля, спаленная зноем, черная моя матерь. Не брось меня на съеденье Времени, лютому зверю. Услышь мой голос…»[1]