Шутка известным образом отражала действительность: стрельба в Курляндии прекратилась только через неделю после того, как в самой Германии воцарилась мирная тишина.

А осенью 1944-го до окончания войны было еще далеко. Перед нами стояла задача: разгромить, уничтожить крупную, ожесточенно сопротивляющуюся, поддерживаемую с моря группировку фашистских войск.

Все мы понимали, что дополнительных сил и средств нам не дадут: негде взять - войска других фронтов заняты своими делами, требующими, может быть, еще большего боевого напряжения. Командиры, политработники, партийные активисты старались довести до каждого воина основной смысл предстоящей задачи: смело и беспощадно уничтожать фашистских оккупантов.

Ощущалась нехватка танков и артиллерии. От командиров и штабов потребовалось умение, искусство малыми силами наносить большие удары. А это достигалось только одним возможным в тех условиях способом: сосредоточением наличных сил на узких участках фронта. Только так удавалось наращивать превосходство, хотя бы временное, обеспечивающее удар, рывок вперед. Скажем, для прорыва 29-й гвардейской стрелковой дивизии была нарезана полоса шириной 2 км, а нашему полку выделялся участок шириной всего 700 м.

Но и при этом, когда с правого фланга полка без бинокля просматривался левый, задача оставалась весьма сложной. Ожесточенно сопротивляясь, противник применял ухищренные способы борьбы, не считался с потерями, был горазд на любое коварство. Мне хочется вернуться к мысли, с которой начата настоящая глава: каждому бою предшествовала объемная творческая и самоотверженная работа офицеров.

Большое внимание уделялось разведке целей. Наша артиллерия уже не могла позволить себе роскошь бить по площадям, требовалось обеспечить точное целеуказание каждому орудию - у нас их было не так много. Артиллерийские офицеры подолгу работали в боевых порядках пехоты, вели тщательное наблюдение с переднего края, а подчас и с нейтральной полосы, изучая огневую систему противника, выискивая каждую огневую точку. Пример в этом отношении показывали командир артполка дивизии П.Скрябин и начальник артиллерии нашего 87-го полка В.Стружанов. У обоих наметанный глаз и аналитический ход мысли. Любо было послушать, как они рассказывали о том, что подсмотрели у противника. Володя Стружанов мог, кроме того, с мастерством скульптора «изваять» в ящике с песком местность, занятую обороной противника, наглядно обозначить его огневые средства - противотанковые, минометные батареи, отдельные огневые точки.

Большую работу по изучению противника всеми возможными способами организовал и проводил штаб полка во главе с майором Г.Бушмакиным.

Основным поставщиком сведений о противнике был командир разведвзвода полка лейтенант Ф.Трясучкин. В мастерстве и дерзости с его подчиненными не могли поспорить даже дивизионные разведчики. И еще мы были признательны лейтенанту Ф.Трясучкину за то, что он обучил своей профессии многих добровольцев из стрелковых подразделений, создав свою школу в полку.

Разведчиком тогда становился чуть ли не каждый - этого требовала обстановка. Поисковые группы проникали в глубину вражеской обороны, а наряду с этим вели по своим возможностям разведку сержанты и солдаты наблюдательных пунктов, боевого охранения, связи. Своих разведчиков засылали в тыл противника и передовые батальоны. Надо сказать, что среди стрелков немало было толковых ребят, с первого шага уверенно ступивших на трудную и опасную тропу разведчика.

Возросла роль офицерской разведки - мы сами ее приподняли на должную высоту. Офицерам вменялось в обязанность: видеть как можно больше собственными глазами. И всюду, где бы ни находился офицер - на НП, в окопах переднего края, в лабиринте ходов сообщения, - он зорко наблюдал за противником. Не должно было оставаться при этом настораживающих неясностей. Если какой-то вопросительный знак вместо условного знака на карте не давал офицеру покоя, он сам отправлялся в поиск для доразведки.

Сущность офицерской (командирской, как ее тогда называли) разведки - в умелом наблюдении и глубоком анализе фактов, действий. Поиск не относился к числу ее методов. И тем не менее, когда надо было решить сложную задачу, офицеры хаживали в поиск. Старшие командиры особо не препятствовали.

Сталкиваюсь однажды в ходе сообщения со старшим лейтенантом Сохачевым. Вижу: за скулу рукой держится.

- Что случилось?

- Да ничего особенного, товарищ командир… - отвечает.

- А точнее?

Нехотя признается:

- В доразведку ходил - тут, недалеко…

Я потребовал его карту, и он мне показал на ней точку, которая вызывала опасения. С переднего края просматривалась она плохо, а когда ротный доразведал ее, оказалось, что там не то что пулемет какой, а отлично замаскированный дзот. Взглянув еще раз на офицера, прикрывавшего ладонью щеку, я понял, что та «точка» не совсем легко ему досталась.

- Ранен?

- Нет, слегка контужен.

Разошлись мы, коснувшись грудью друг друга в тесном ходе сообщения. Я шел в свой блиндаж и все думал о замечательном, умном и отважном командире роты. Откуда было знать, что эта наша встреча - последняя. Старший лейтенант Михаил Сохачев погиб в бою, осколок вражеской мины ударил его в грудь. Когда его хоронили, мне думалось: «Большинство офицеров, погибших в боях, поражены именно в грудь».

При подготовке к прорыву не было у нас ни единой свободной минуты - все время отдавалось работе. Командиры полков, их заместители, начальники штабов трудились на переднем крае, ранним утром с каждым можно было там встретиться и поздороваться. Помогая друг другу, мы совместно уточняли результаты наблюдений и размышлений, намечали объекты, требовавшие доразведки.

В общем, изучали противника досконально, до мелочей. Только при этом можно было рассчитывать на большой удар малыми силами.

Рождалось и получало практическое воплощение немало оригинальных решений. Господствовавший в те дни юго-восточный ветер навел на мысль применить зажигательные снаряды в стрельбе по боевым порядкам противника, расположенным в перелесках, а по его важнейшим опорным пунктам - дымовые боеприпасы. Если при нашей решительной атаке да еще затмить ему белый свет - страшновато будет…

Постановка боевых задач также отличалась аналитической глубиной и четкой перспективой, чему опять-таки способствовало наше знание сил, средств, возможностей противника.

Вначале мы проработали все вопросы с офицерами штаба и управления полка на местности. И лишь то, что было скрыто от глаз, постарались наглядно представить себе на ящике с песком. Затем такой же комплекс занятий был проведен с офицерами батальонного звена. Они, в свою очередь, довели задачу до подчиненных. При этом на передний край выводились все те, кому положено управлять действиями воинов в предстоящем бою, вплоть до командиров стрелковых отделений, артиллерийских расчетов, танковых экипажей. Добивались, чтобы каждый взводный и отделенный командир точно знал свое направление и объекты атаки. От артиллеристов требовалось знать все основные и запасные цели на память. Это было тем более важно при стрельбе прямой наводкой (а на прямую наводку у нас тогда ставилось много артиллерийских систем, в том числе 152-мм орудия).

Тщательно отрабатывались вопросы управления, вернее, отшлифовывались применительно к складывающейся обстановке, ибо большое внимание им уделялось всегда. Радиостанции имели в своем распоряжении командиры батальонов и выше, а в ротах и взводах господствовал язык сигналов и жестов.

Описанная в стихах, прославленная в песнях сигнальная ракета - зеленая, красная, желтая, белая, - она, конечно, не только команду передает, но и психологически способствует боевому настрою людей. Проносится по упругой дуге такая сверкающая, падающая звезда… Сама поднимает подразделения в атаку! Надежно, романтично, однако и противник смотрит на наши ракеты отнюдь не равнодушными глазами. Зажглись цветные созвездия над передним краем русских - сейчас, значит, будет атака. А даже несколько минут дополнительного времени помогают лучше подготовиться к отражению атаки.