Утром 8 мая 1945 года на нашем направлении завязались бои, обещавшие превратиться в большое сражение. Оно разгорелось и набирало силу как пожар, занявшийся сначала малыми огнями и постепенно охвативший пламенем все окрест.
87- й гвардейский был введен в бой на правом фланге дивизии, в стыке с соседним соединением. Батальоны хорошо пошли в атаку с первого шага -это было видно с нашего НП и это по всему чувствовалось. Командиры и политработники подразделений двигались непосредственно в боевых порядках. Некоторые ротные командиры вопреки всяким сдерживающим указаниям встали в цепь атакующих, взяли в собственные руки оружие. Вразрез с указаниями, которые сам делал, я в душе оправдывал этих беззаветно храбрых командиров. Никто из них никогда не искал в бою места побезопаснее, а в этом последнем наступлении особенно ярко сверкали звездочками их офицерские погоны - особое мужество проявили они, верные сыны Отчизны.
Вблизи траншей противника наши гвардейцы, возглавляемые офицерами, броском кинулись вперед и прорвали первую линию обороны.
На своих последних рубежах гитлеровцы дрались не только с отчаянностью обреченных, но и с коварством заклятых врагов. Они вытолкнули вперед на позиции предателей-власовцев. (Между прочим, наши ребята, встречая в бою власовцев, жалели пулю на таких выродков - прикладом или каской сшибали.) Когда же гвардейцы без особого труда преодолели зону, обороняемую этими предателями, фашисты бросили в образовавшийся прорыв свой последний резерв - разведбат.
Отборный, обладающий высокой боевой выучкой батальон противника всю мощь своего удара обрушил на роту Н.Глусова. И рота почти вся полегла в неравной схватке, не отступив ни на шаг. Сойдясь во встречном бою в открытом поле с врагами, которых было втрое больше, гвардейцы расстреливали их в упор и падали сами, сраженные шквалом фронтального огня. Раненые продолжали стрелять лежа, с колена, с одной руки - кто как мог. А вокруг ни бугорка, ни ямки, где бы укрыться, только ровное, распростертое вширь поле. Оно стало для гвардейцев роты Глусова местом страшной, беспощадной сечи, в которой их полосовали огнем автоматов и ручных пулеметов враги. С беззаветной отвагой дрались сам Глусов, другие офицеры, все до единого солдаты стрелковой роты. Как говорили они на партсобрании, так теперь и поступали в бою: не жалея себя, разили врага. С невиданным рвением шли гвардейцы навстречу огню и смерти, выполняя боевой приказ.
Командование полка ближе подтянулось к боевым порядкам подразделений. Я совместил свой КП с батальонным командным пунктом капитана Ф.Норика, начальник штаба выдвинулся в роту старшего лейтенанта А.Дятлова.
Бои ожесточились, развить первый успех не удалось. Болотистая местность несколько задержала артиллеристов на путях подхода. Часть орудий пришлось перетащить на руках. Встав на огневые позиции, они сразу же поддержали наступающих.
В контратаке фашисты применили самоходные артиллерийские установки «артштурм». Гвардейцы забрасывали их гранатами. Но «карманной артиллерией» сражаться с ними было, конечно, трудно. Пехотинцы пропустили «артштурмы» через себя, будучи уверенными, что их уничтожит наша артиллерия. Все так и получилось. «Артштурмы», правда, ощутимо проутюжили пехоту, но сами все погибли от огня наших батарей.
С жестокими боями полки дивизии прошли за день по болотистым землям Курляндии, опоясанным линиями вражеской обороны, 8 - 10 км.
Днем 8 мая 1945 года разведка донесла, что противник снимает войска с переднего края.
К вечеру того же дня, 8 мая, противник в основном прекратил бои в Курляндии. Солдаты и офицеры в одиночку и группами стали сдаваться в плен. Несколько позже представители фашистских штабов вступили в контакт с советским командованием, имея полномочия выполнить все наши требования.
Капитулировавшие вражеские соединения и части группировки «Курляндия» разоружались. В качестве военных трофеев было взято множество танков, самолетов, орудий, стрелкового оружия, боеприпасов. 285 тысяч вражеских солдат и офицеров сдались в плен.
Над оборонительными сооружениями гитлеровцев вскинулись белые флаги. Но не везде. Иные узлы и опорные пункты стойко, хотя и бессмысленно, сопротивлялись.
Продвигаясь вперед, наши части вели бои против отдельных групп врага, громили подразделения 78-й штурмовой дивизии, с которой уже имели дело в 1943-м под Оршей. Тут, в Курляндии, гвардейцы ее добили, припомнив фашистским головорезам все их кровавые преступления на советской земле.
Варварам было воздано по заслугам.
Уже после 9 мая наш полк и другие части дивизии вели довольно ожесточенные бои по ликвидации групп противника, не желавших сложить оружие. Полностью затихли бои в Курляндии лишь к концу мая. Гвардейцы нашей дивизии взяли в плен нескольких гитлеровских генералов, 310 офицеров, 1625 унтер-офицеров, более 5700 солдат. Были захвачены большие трофеи, в том числе 250 ручных пулеметов, 220 орудий и минометов, около 300 автомашин.
Командир немецкого соединения, эсэсовский генерал, попался в плен и сразу же растерял все свои «железные» качества. Обмяк, испугался насмерть, бормотал невнятное. Кто-то из любителей хотел его сфотографировать, а другой крикнул:
- Пусть на колени станет, вешатель и кровопивец, тогда и снимай его!
Нашлись скорые на суд, скомандовали фашисту:
- На колени!
И он послушно опустился на колени, его глаза, как у затравленного вепря, с животным ужасом поглядывали на суровые лица русских солдат.
Окажись на месте кто-нибудь из командиров, не допустил бы всего этого. Но когда я пришел, дело уже свершилось. А через некоторое время мне показали проявленный и отпечатанный снимок: эсэсовский генерал, командир дивизии, сдается в плен на коленях.
- К чему этот спектакль?! - строго спросил я авторов фотографии.
- Это не спектакль, товарищ подполковник… - упрямо возразил один из них.
- А что же?
- А то, товарищ подполковник, что фашист не просто испугался - он опускался на землю и кряхтел по-русски: «Гитлер - капут». Сразу отказался и от фюрера, и от веры!
Отдал я им фотографии, ничего больше не сказав. А сам подумал, что они ведь правы, эти порывистые, честные в своей ненависти ребята. Поставили военного преступника на колени? Да так ему и надо! Ничтожество в генеральских погонах… Наш Карбышев не склонил головы, предпочел мученическую смерть, но не изменил своим убеждениям. Другие наши генералы принимали смерть стоя - это всем известно. И ребята наши в боевой горячке действовали вполне рассудительно: нет мужества постоять за свою идеологию - вставай на колени. Ибо стать военному человеку на колени - моральная смерть.
В ходе наступления подразделения нашего полка захватили штаб армии противника. Проштурмовали коридоры и комнаты двухэтажного здания, вывели во двор пленных гитлеровских офицеров - среди них было немало пожилых, в очках, по-видимому, тотальных.
Генерал (не то начальник штаба, не то начальник оперативного отдела), объявив себя старшим, пожелал «вести переговоры» только с главным советским начальником.
Бушмакин ухмыльнулся, когда перевели высокопарное заявление гитлеровского генерала:
- Сам на аркане, а поди ж ты - переговоры хочет вести!
Однако сдержал свое возмущение. Указав на меня, сказал, что вот, мол, и есть в данном районе главный военачальник, командир полка.
Я был в маскхалате и в пилотке. Выглядел не старше, а моложе своих товарищей. Гитлеровский генерал не поверил рекомендации Бушмакина. Посмотрел на меня свысока и не удостоил ни одним словом.
- Направьте его куда следует, - распорядился я, решив, что капитуляцию армейского штаба мы примем и без переговоров.
Во дворе строили колонну пленных штабистов, в здании отбирались документы, которые гитлеровцы не успели сжечь. Генерала тоже повели под конвоем.
Случилась в это время и встреча, вызвавшая иные чувства. Немецкий подполковник, по знакам различия - инженер, проявил пристальное внимание к трофейной полевой сумке, висевшей на боку у лейтенанта Красносвободского. Выждав момент, заговорил по-русски, обращаясь ко мне и к моему адъютанту: