На одно мгновение мальчик остановился, пропуская мимо повозку, которую тащили два тощих мула. В это время луч солнца, выглянувший из-за облака, ярко осветил белые колонны храмов в Акрополе, видневшихся на высоком холме. И Архил невольно залюбовался ими.

«Как хорошо было бы вместо того, чтобы спешить в мастерскую, пойти бы теперь вверх по той дорожке, где идут путники в Акрополь, чтобы вместе с ними посмотреть на храм богини Афины!» — пронеслось в голове у юного гончара. Немало рассказов в мастерской Феофраста слышал он об этом новом, чудесном храме, недавно построенном в Акрополе, где знаменитый афинский ваятель Фидий поставил свою чудесную статую богини Девы, сделанную из золота и слоновой кости. Люди приезжают теперь в Афины издалека, чтобы только посмотреть на эту статую, а он, афинянин, до сих пор еще не видал ее! Но когда и как мог он пойти посмотреть на статую богини? Ведь каждый день он должен был работать в гончарной мастерской от зари до зари.

Архил только с досадой махнул рукой и стремительно побежал по торговой площади дальше, вспомнив, что запаздывает на работу.

Когда Архил пересекал площадь, два всадника преградили ему дорогу, и он снова вынужден был остановиться. Красота лица и богатая одежда одного из этих всадников привлекли к себе его внимание, но разглядеть как следует этого воина он не успел, так как тот хлестнул плетью своего коня и поскакал дальше, пропустив встречную повозку.

— Какой красавец этот Алкивиад! — громко заметил винодел, мимо лавчонки которого проходил Архил. — Никто в Афинах не может сравниться с этим счастливчиком щедрыми дарами, которыми наградили его боги! Мало того, что он знатен, богат и красив, он еще обладает таким красноречием, что даже дядю своего способен бывает затмить, когда выступает на народных собраниях!

— А кто же его дядя? — спросил Архил у винодела. — И кто он сам?

Но винодел не успел ответить. Его отвлекли покупатели.

— А ты, юноша, разве не знаешь этого эфеба[12]? — с улыбкой спросил у Архила проходивший мимо продавец ячменных лепешек. — Ведь его знают все Афины! Весь народ восторгается его щедростью и красотой!

— Нет, я не знаю его! — покачал головой Архил. — Прошу тебя, скажи мне его имя.

Но продавец лепешек уже скрылся в толпе. Архилу ничего больше не оставалось, как только бежать дальше.

Мучительное чувство голода не оставляло его.

— Опять ты, лентяй, приходишь последним на работу, — грубо встретил своего ученика хозяин, стоявший у входа в гончарную мастерскую. — Придется мне, как видно, попробовать на твоей спине мою новую плетку. Ты этого дождешься!

Архил молча уселся за свой гончарный круг и стал вращать его, придавая куску сырой глины форму сосуда.

Мастер, сидевший напротив, только бросил в его сторону сердитый взгляд.

— Меньше по сторонам зевай! — пробурчал он. — Я сегодня дал тебе для работы хорошую глину. Старайся! Заказ мы должны закончить до наступления вечера. Иначе хозяин выполнит свою угрозу и попробует плетку на твоей спине.

Архил и на это ничего не ответил, он только еще проворнее стал крутить гончарный круг.

Пасион с невольной улыбкой отвернулся. Он любил своего ученика и знал, что если Архил постарается хорошо работать, то способный помощник не подведет его. Заказ будет закончен вовремя.

— Взгляни, Алкиной, — подошел хозяин к столу другого своего мастера-художника, — как ловко работает этот мальчишка! Я слежу за ним и вижу, как быстро сырая глина в его руках превращается в гидрию! Способный ученик у Пасиона — работа так и горит у него в руках! Не зря я взял его учеником, когда его привел каменщик Геронтий! Мне думается, что со временем из него мог бы получиться неплохой гончар. Но Архил не будет горшечником! Я иначе решил судьбу мальчика.

— Иначе? — Алкиной с удивлением взглянул на хозяина.

— Да! Да! — повторил Феофраст, внимательно рассматривая вазу, которую разрисовывал художник. — Мне в моей мастерской нужнее будет второй художник, чем второй гончар. Так что ты возьмешь к себе учеником Архила.

— Художником не всякий может быть, хозяин, — сухо ответил Алкиной, — для этого человек должен получить особый дар от богов.

— Ну, ну! — погрозил пальнем хозяин. — Я хорошо знаю, что вы, художники, не очень-то любите открывать другим тайны мастерства. Но все же Архила ты, Алкиной, обучишь разрисовывать вазы и амфоры[13]. Я так уже решил.

Феофраст вышел во двор, где старик Анит привязывал корзины с посудой к спине осла. Осел брыкался, не желая стоять на месте.

— Если сам не можешь справиться с ослом, позвал бы на помощь себе кого-нибудь, — сердито сказал Феофраст старику. — Из-за тебя я могу опоздать на торг в Пирей!

— Сосед наш, гончар Никосфен, давно уже отправился на торг, хозяин, — сказал вышедший из мастерской Пасион, — так что ты поспеши.

— «Поспеши»! — повторил с досадой слова его хозяин. — Все вы любите давать советы другим, а вот помочь старику привязать корзины к спине осла ты не догадался. Я из-за вашей нерадивости должен терпеть одни убытки! Лодыри все вы и лентяи!

— А что ты собираешься покупать в Пирее, хозяин? — поспешил переменить разговор Пасион. — Неплохо было бы купить еще одного взрослого раба в помощь старику Аниту, чтобы растапливать печь для обжига и месить глину. Анит становится уже старым, а мальчишка Скиф еще слишком молод для такой тяжелой работы.

— Много болтаешь лишнего! — сурово прервал Пасиона хозяин. — Недавно я купил в помощь Аниту мальчишку-варвара. Пусть справляются вдвоем у печи! Да и забота о рабах для моей мастерской — не твоя забота! Запомни это. Смотри лучше за своим учеником, чтобы он не болтался без дела.

Пасион пожал плечами и, ничего не ответив хозяину, ушел снова в мастерскую и уселся за гончарный круг.

— Алкиной! — окликнул уже с улицы Феофраст художника. — Ты остаешься за старшего! Смотри, чтобы работа была вся окончена в срок! Завтра рано утром я повезу керамос в Пирей для отправки в Сицилию.

Подгоняя хворостиной осла, хозяин тронулся в путь. Алкиной посмотрел вслед хозяину, затем поправил узкий ремешок на голове и уселся поближе к свету за разрисовку сосудов.

День близился к полудню. Работа в гончарной мастерской шла как обычно. Пасион вращал без устали свой гончарный круг, то и дело снимая с него готовые изделия и отправляя их во двор для обжига. Архил старался не отставать от него, хотя спина у него давно уже ныла от усталости.

Алкиной сосредоточенно накладывал орнамент на покрытую черным лаком вазу, рисунок на которой был уже закончен. Роспись на этой вазе поражала своей красотой: красноватая фигура фавна, играющего на свирели для двух пляшущих нимф, отличалась художественностью рисунка и тонкостью отделки.

Старик Анит, сняв с себя хитон и оставшись в одном набедренном поясе, носил без устали к печи для обжига керамики доски с глиняной посудой, которую делали Пасион и Архил.

Невольник Скиф месил во дворе ногами глину для гончаров. Мальчик очень устал, но об отдыхе он не осмеливался даже думать, опасаясь сердитых окриков старого Анита.

Пряди густых, смоченных потом волос прилипли к его худому, грязному лицу.

Только недавно варвар Скиф научился понимать язык людей, с которыми работал, но это мало радовало его. Что, кроме брани и угроз, слышал он от окружающих! Хозяина он боялся, Анита за его окрики не любил, но больше всех остальных недолюбливал он Архила, завидуя ему.

«Почему Архила никто не заставляет месить весь день ногами глину? — подумал Скиф. — Хозяин жалеет его, он любит этого мальчишку! Хозяин хочет сделать из него хорошего горшечника! А ведь и я также смог бы делать из глины неплохую посуду, если бы и меня учили этому!» — пришла в голову ему мысль. Он с злорадством подумал о том, что, если бы он стал учеником Пасиона, а Архилу хозяин приказал бы месить ногами глину, он, Скиф, также приказывал бы строго и повелительно приносить глину для работы.