Замедлив шаг, они вошли в парк и по аллее подошли к собору. Огромное здание в стиле барокко по сравнению с маленькими домишками городка казалось еще более массивным и величественным. За собором тянулись огороды и сады, принадлежавшие, по-видимому, ксендзам.

Когда они прошли между грядками капусты, миновав аккуратно подстриженную живую изгородь, перед ними с вершины холма открылась великолепная картина. У подножия, замкнутая на горизонте другим холмом, лежала котловина. В центре ее выделялось большое, серо-бурого цвета здание, окруженное многочисленными особняками, домишками и корпусами, крытыми красной черепицей. Они образовывали улицы и переулки самостоятельного городка. К главному корпусу вела широкая террасная лестница. По обеим сторонам ее застыли орудия с поднятыми вверх стволами. Перед лестницей стояла высокая, стройная мачта, на которой развевался бело-красный флаг.

За зданием простиралось широкое поле. На нем размещались рядами выстроенные по ранжиру образцы современной артиллерийской техники — от небольших противотанковых пушек до мощных гаубиц и тяжелых зенитных орудий.

В городке вовсю кипела жизнь. Туда-сюда сновали люди в мундирах защитного цвета. Их фигурки, казавшиеся на таком расстоянии крохотными, виднелись на лестнице главного корпуса, на площадке с артиллерийской техникой, на учебном плацу, на склонах холмов. Проезжали машины с солдатами, шагали воинские подразделения.

Офицеры долго любовались открывшейся перед ними панорамой. Наконец Брыла с неподдельным восхищением сказал:

— Отличное училище, а?

Мешковский кивнул и энергичным шагом двинулся вперед.

Они быстро спустились с холма и вскоре оказались перед главным корпусом училища.

У входа дорогу им преградил дежурный подофицер:

— Вы к кому?

— Прибыли для дальнейшего прохождения службы.

— Пройдите к дежурному офицеру.

Вошли в вестибюль — огромный, величественный. Посредине его тянулись два ряда колонн, на которых висели изображения боевых польских наград. Вдоль стен стояли кресла и столики, предназначенные, по-видимому, для посетителей.

Дежурный офицер, капитан с приятным моложавым лицом, разговаривал с одним из курсантов. Они официально доложили о прибытии, но тот сразу же обратился к ним по-дружески:

— С фронта?

— Да.

— Ну и как относитесь к тому, что вас перевели сюда?

— Ну что ж, придется отсидеться немного в тылу… — пошутил Мешковский.

— Значит, вы считаете, что мы отсиживаемся здесь в тылу? — обиженно переспросил капитан.

Мешковский смутился. Начал неуклюже оправдываться, но дежурный офицер уже насупился, перешел на официальный тон и, сухо попрощавшись с ними, поручил одному из курсантов проводить обоих офицеров в общий отдел.

Тот повел их длинными темными коридорами. Они миновали десятки похожих друг на друга дверей, и когда уже совсем перестали ориентироваться, курсант вдруг остановился и сказал:

— Это здесь…

Мешковский одернул мундир, поправил ремень, поступал и вошел. С порога громко доложил сидевшему в глубине комнаты офицеру:

— Товарищ майор, подпоручник Мешковский и хорунжий Брыла прибыли для дальнейшего прохождения службы…

В общем отделе они пробыли с полчаса. Майор вышел. Его сменил невысокий полноватый поручник, веселый и разговорчивый. Закончив все формальности, он велел им прийти за документами через пару часов. Чтобы не терять времени, они решили зайти к коменданту училища.

— Вам бы лучше представиться сначала капитану Орликовскому, заместителю начальника училища по политико-воспитательной работе, — посоветовал Брыле поручник, — а то потом не застанете его. Он уезжает по делам.

— А где можно пока оставить наши вещи? — спросил Мешковский.

— Оставьте у меня. Начальнику училища доложитесь, как положено, по уставу, он это любит…

Когда они были уже в дверях, поручник вдруг окликнул их и обратился к Мешковскому:

— Трофейный? — Он показал на кобуру с пистолетом. — Покажите…

— Парабеллум…

— Да… Красивая штучка… Советую немедленно снять. Если Ольчик увидит, заставит сдать на склад. Не положено, а он страшный педант…

Мешковский поблагодарил за предостережение, снял кобуру с пистолетом, спрятал в вещмешок и вышел вместе с Брылой в коридор.

Здесь их пути разошлись.

— Ну что ж, еще не раз встретимся.

— А вы не считаете, что было бы неплохо поселиться вместе? — спросил Брыла.

— При условии, что вы не будете приставать ко мне с разговорами на политические темы, — засмеялся в ответ Мешковский.

Заместитель начальника училища по политико-воспитательной работе — так тогда назывались заместители по политчасти — капитан Орликовский, тучный сорокалетний мужчина с румяным лицом и сверкающей лысиной, встретил Брылу тепло, похлопал по плечу и усадил напротив своего письменного стола. Минуту разглядывал, прищурив маленькие веселые глазки, после чего принялся изучать его документы.

Хорунжий окинул взглядом кабинет Орликовского. Просторная мрачная комната показалась ему пустой и необжитой. Единственное окно закрывала тяжелая портьера. — Над письменным столом висел государственный герб — нарисованный от руки орел в большой, украшенной богатой резьбой позолоченной раме. Ее роскошь никак не вязалась с этой комнатой, где, кроме письменного стола, не было никакой мебели. У стены, правда, стояли несколько стульев с наваленными на них книгами.

Наконец Орликовский отложил в сторону документы Брылы и, усевшись поглубже в кресло, обратился к нему:

— А теперь расскажите о себе.

Брыла не любил разговоров на эту тему. Ему хотелось закончить поскорее все формальности и приступить к служебным обязанностям. Он натянуто улыбнулся.

— Да что тут рассказывать! Ничего особенного в моей жизни нет.

— Я хотел бы услышать вашу краткую биографию. Надо же мне с вами познакомиться.

— Родился в девятнадцатом году в Дембице, — начал Брыла. — Отец мой был каменщиком. После его смерти в результате несчастного случая семью содержали мать и старший брат. Его арестовали, когда мне было тринадцать лет. Он был коммунистом. Пришлось поступить на работу. Во время войны оказался во Львове. Работал учеником слесаря. Затем меня направили учиться в профессионально-техническое училище. В сороковом году вступил в комсомол. Потом — армия. В Красной Армии прослужил до сорок второго года, в Войске Польском — о сорок третьего. Был дважды ранен — под Ленино и Варкой… Ну вот и все…

Он умолк, считая, что его рассказ занял слишком много времени. Поглядел выжидающе на капитана. Орликовский смотрел на него с симпатией и как бы с сочувствием.

— Та-а-ак, — протянул Орликовский, — значит, с образованием у вас не очень-то, верно?

— Школьного маловато, зато многому научился на курсах в Красной Армии. И сейчас стараюсь побольше читать, чтобы расширить свои знания…

Капитан покивал головой.

— Почему я акцентирую на этом внимание? Да потому, что ребята у нас в этом отношении… — он сделал красноречивый жест рукой, — на уровне!

Сказав это, он вскочил и быстрыми мелкими шажками начал расхаживать по кабинету. Брыла тоже встал, но Орликовский усадил его на место.

— Запомните, хорунжий: вы принимаете очень трудный и ответственный участок. Ответственный, — подчеркнул он.

Капитан остановился возле Брылы, как бы желая убедиться, произвели ли его слова должное впечатление.

— Принимайте шестую батарею! — продолжал он. — Вам придется выдержать там настоящий бой! Понимаете? Бой почти за сто курсантов! Шестая батарея пользуется в училище репутацией трудного подразделения. Да, вот еще что. Должен, к сожалению, отметить реакционные настроения у большинства курсантов этой батареи. Ребята там образованные, почти все с аттестатами зрелости. Поэтому я и расспрашивал о вашем образовании.

— Кто вел до этого политическую работу в батарее?

— С первых дней ее формирования там был замполит[6] подпоручник Слотницкий, честный, хороший парень. Однако эта работа оказалась ему не по плечу, он с ней не справился. В результате двое курсантов дезертировали, прихватив с собой оружие. Да-а! Вас ждет нелегкая жизнь.