Однако, сколько бы Есимура ни думал об этом, ничего изменить он не мог. Да и не его ума это дело. Кто он, в конце концов, - всего лишь унтер-офицер! К тому же Япония, семья, родная деревня казались сейчас такими далекими, ушли куда-то на задний план. Не лучше ли обдумать, как они будут жить вдвоем с Мадзимой на острове С. Но Есимура не мог расстаться со своими сомнениями. Он перебирал в уме всевозможные варианты, и то ему казалось нехорошо, и это плохо, а силы воли, чтобы решиться на что-нибудь, не хватало.

Когда начались бои у реки Преак, ефрейтор Кубо предложил Есимуре перейти на сторону противника, но Есимура, конечно, отказался. Он и теперь не собирался сдаваться в плен (возможно, потому, что еще меньше, чем в случае побега на остров С., верил в благополучный исход). Но он долго не мог забыть страшную картину, как ефрейтор Кубо, волоча изъеденную трофической язвой ногу, один уходит в джунгли. Кубо сказал, что все равно сдастся в плен. Есимура подумал, что сам бы он на такое не отважился.

Вот и ефрейтор Мадзима, как видно, все уже решил для себя. Медлит лишь потому, что не хочет бежать один. Вот и старается заполучить в спутники старшего по возрасту и более опытного, чем он сам, унтер-офицера. Если Есимура окончательно откажется, Мадзима непременно предложит свой план кому-нибудь другому, скорее всего, ефрейтору Камисэко. А может быть, уже предложил.

Младший унтер-офицер Тадзаки и фельдфебель Такано были очень разными людьми, правда, их объединяла одна общая черта: ни тот, ни другой никогда не испытывали никаких сомнений и колебаний. Младший унтер-офицер Тадзаки всегда думал только о том, как прожить сегодняшний день, и не проявлял никакого интереса к проблемам, волновавшим солдат: как закончится война, что будет с Японией и т. д. Когда солдаты потихоньку заводили разговор о том, что Япония, пожалуй, проиграет войну, он раздраженно рявкал: «Лучше бы винтовки почистили, чем болтать невесть что!» Фельдфебель Такано в отличие от Тадзаки был человеком рассудительным. Даже теперь, когда сложилась тяжелая обстановка, он не терял присутствия духа. Мужество и воинская отвага сделали его обладателем медали «За особые заслуги» - в Центральном Китае он захватил вражеский опорный пункт, как говорится, с ходу, «не слезая с коня». Такано был сыном извозчика с окраины города К. Окончив начальную школу, он сразу же отправился в Кавасаки и поступил рабочим на маленький литейный завод, владельцем которого был его дядя. Однако эта работа пришлась ему не по душе - день-деньской в масле и саже. Такано мечтал стать военным и в восемнадцать лет добровольно пошел в армию. Он сделал это еще и потому, что его старший брат, бывший к тому времени уже офицером, посоветовал идти добровольцем - в армии можно стать офицером и без образования. Два его младших брата тоже пошли добровольно, один во флот, другой в авиационную школу. Их дом получил от городских властей почетное наименование: «Уважаемый дом фронтовиков». Вот почему Такано скорее умер бы, чем подумал о дезертирстве. Несмотря на отчаянную ситуацию, он ни разу не пожаловался и мужественно терпел все лишения.

- Решайтесь поскорее! - торопил Есимуру Мадзима. - Вы что, все еще думаете, что бегство - позор?

- Нет, я этого не думаю, но… - промямлил Есимура.

- Ну тогда чего же тянуть?

Есимура не ответил. Он немного постоял и молча пошел обратно к навесу.

- Надо еще подумать, - бросил он на ходу.

- Сколько ни думай, ничего другого не придумаешь, - заметил Мадзима, шагая следом.

* * *

Фельдфебель Такано, ходивший для связи в штаб батальона, вернулся только на следующее утро. Под навесом дремало несколько человек. Все, кто еще мог двигаться, ушли в джунгли.

- Вот и я! - объявил Такано и тут же направился к командиру роты.

Хижина командира роты тоже больше походила на навес - стен не было, одна крыша над головой. Для трех человек вполне просторное жилище.

Поручик Харадзима спал, накрывшись с головой. Одеяло у него было отличное - клетчатое, из настоящей шерсти, не то, что солдатские грязно-серые тряпки. Почувствовав, что кто-то вошел, он проворно вскочил с постели, будто и не был болен.

- А… вернулся наконец. Отчего так долго? Я волновался, - сказал он с трудом дыша, однако по всему было заметно, что у него отлегло от сердца.

- Извините, задержался, - сказал Такано. - Штаб переехал.

- Как переехал?

- Прихожу, а его и след простыл, - Такано снял с плеча планшет. - Остались одни воронки от снарядов. Видно, совсем недавно обстреляли. Хижины как ветром сдуло, заглянул в убежище - никого. Только трупы повсюду валяются. Думаю, дня три, как обстреляли.

- Ну и что же дальше?

- Вот я и решил: не могли же они все погибнуть. Наверно, перебрались куда-нибудь в другое место. Но куда? Ну, думаю, придется поискать какого-нибудь солдата, разузнать, что да как. А тут как раз и появился связной из штаба. Оказывается, каждый день, как только противник уходит на отдых, он приносит клочок бумаги, где написано, куда переехал штаб, приклеивает его, а на следующее утро срывает. Таким способом им удалось уже с тремя ротами установить связь, осталось еще две.

Такано снял с пояса ремень с пистолетом и присел на одеяло. Мутные, потускневшие глаза на желтом отекшем лице пристально глядели на Такано.

- А вы слушайте лежа, господин поручик, - сказал Такано. - Связной проводил меня до штаба. Ну и местечко они выбрали! Примерно в километре от прежнего. До главной дороги оттуда километра два. Помощник начальника штаба смущенно так сказал: «Ничего, сойдет и тут».

- М-да…

- Командир батальона совсем голову потерял от страха. Говорят, убито восемь штабных офицеров.

- Ишь куда забрались! Как же они намерены теперь поддерживать связь?

Такано не ответил.

- Я вчера еще собирался вернуться, но командир батальона приказал мне остаться.

- Ничего. Вернулся и ладно. Вчера я очень волновался. Не мог заснуть. Думал: что делать, если ты не вернешься.

- Извините.

- А еды никакой не принес?

- Принес. Для вас выдали сухой концентрат. Такано достал из вещмешка три брикета концентрата и разложил их перед Харадзимой.

- Вот спасибо.

Концентрат состоял из ячменя, мисо{4}, сахара, мясного фарша, молодых побегов бамбука и маринованной сливы. Каждый брикет был величиной с кулак. Его заливали кипятком, ячмень разбухал, варева получалось много, и довольно вкусного. Словом, это была отличная штука, гораздо лучше галет. Когда началось сражение на реке Преак, такой концентрат раз в два-три дня выдавался и солдатам. Но потом они его перестали получать.

- Господин поручик и сейчас, наверно, каждый день понемножку ест концентрат?

- Да, - ответил поручик безжизненным голосом, подозрительно оглядываясь вокруг. Убедившись, что никого из солдат поблизости нет, он разорвал бумажную обертку и, отколупнув угол брикета, поспешно сунул его в рот. Брикет можно было и не кидать в кипяток, достаточно подержать его во рту, чтобы он размяк, - все равно вкусно.

- Соли, наверное, тоже принес? - медленно пережевывая пищу, спросил поручик.

- Вот с солью плохо. Сказали, сейчас им нечем с нами поделиться. У команды, добывающей соль, бомба в бак попала. Соли у них нет. Каждый день звонят по телефону в штаб дивизии. Те отвечают, что скоро привезут.

Такано пошарил в вещмешке.

- Вот командир батальона прислал немного, - сказал он и показал завернутую в рисовую бумагу соль.

- Что?! Так мало? - Поручик быстро захватил щепоть соли и сунул в рот.

Соли действительно было мало - она поместилась бы в крошечной чашечке для сакэ. К тому же она была не белая, а грязно-серого цвета, словно крупнозернистый, смерзшийся снег, - солдаты сами добывали ее на острове.

- В штабе тоже, видно, мучаются без соли, - словно извиняясь, заметил Такано. На самом деле соли он получил больше, чем показал поручику. Долю солдат он отложил отдельно: опасался, что поручик Харадзима все заберет себе. Скажет, что соль не обязательно отдавать солдатам, потому что это не паек, а личный подарок командира полка, да к тому же и мало ее - вот и все. Соли действительно было слишком мало, чтобы делить ее между всеми, - половина крышки походного котелка. Им троим - поручику, самому Такано и денщику - хватило бы, наверно, лишь на неделю. Но Такано считал, что, если уж сухие концентраты предназначены для поручика, соль, пусть даже однодневный запас, нужно разделить поровну между всеми. Поэтому он и отложил часть, предназначавшуюся для солдат, отдельно.