Охранник открыл ворота раньше, чем они добрались до них. Другой охранник принес с кухни судки и вручил пленным.
- Ага! Жратву дают! - радостно воскликнул Тадзаки. И пока они молча смотрели, как их соседи получают еду, появились двое солдат, которые занимались их одеждой, с такими же судками в руках.
Они молча вошли за ограждение, держа в одной руке похожие на «бэнто-бако» судки, а в другой - эмалированные кружки. Поставили судки на полотняные раскладушки, торжественно произнесли: «Намба ван» - и кивком велели есть.
В одном судке было картофельное пюре с морковью и зеленым горошком. Сверху лежало три толстых ломтя ветчины. В другом судке два консервированных персика в молоке, и с краю - большой, но тонкий ломоть хлеба. В эмалированных кружках - кофе с молоком. И это порция на одного человека. Солдаты отправились за второй порцией.
Когда был доставлен обед для всех троих, Есимура решил поддразнить Тадзаки.
- А не отравлено ли все это? - спросил он.
- Черт с ним! - отозвался Тадзаки и с жадностью набросился на еду.
- Ешьте, господин фельдфебель, - сказал Есимура, взяв хлеб.
Такано, словно очнувшись, некоторое время непонимающе смотрел на обоих, затем взял вилку.
Они съели все мгновенно - за две-три минуты. Первым расправился с обедом Тадзаки.
- Как будто вовсе и не ел, - сказал он, поглаживая живот. - Куда все подевалось - непонятно.
- У них главная еда - хлеб, а нам хлеба совсем мало дали. Словно на закуску, - заметил Есимура.
- Да ведь класть некуда. На краешек судка положили. Будут они с нами церемониться - мы же пленные.
- Да, потому, наверно. А им, таким здоровенным, этой порции маловато, пожалуй.
- Мне и три обеда не хватило бы!
- А персики какие вкусные! - облизнулся Есимура.
- По вкусу пришлись? И что это у них вся еда какая-то сладкая, как для младенцев!
После того как обед закончился, солдаты принялись мыть посуду. Рядом с будкой охранника, возле кухни, стояло три бака. В один из них выбрасывали остатки нищи, в другой, видимо наполненный горячей водой, опускали судки и с лязгом полоскали их там.
Большинство солдат выбросили картофельное пюре, некоторые вместе с пюре выкинули даже ветчину.
- Какая жалость! Лучше бы нам отдали, - вздохнул Тадзаки, глотая слюнки.
- Да они, видно, порции по три съели, вот и осталось.
- Это уж точно! - подхватил Тадзаки. - И хлеба, наверно, кусков по десять сжирают.
Вымыв посуду, солдаты расходились по своим палаткам, помахивая судками. Некоторые подходили к проволочной сетке взглянуть на новое пополнение.
После обеда в сопровождении все тех же двоих охранников появился офицер и какой-то японец.
Смуглый, коренастый, он был одет почему-то не в зеленую австралийскую форму, а в рубашку цвета хаки.
Войдя в палатку, он спросил обыденным тоном:
- Обедали?
Говорил он на очень правильном японском языке. Пленные в замешательстве молчали. Тогда японец снова спросил:
- Еды, конечно, не хватило?
Есимура неохотно подтвердил.
Тогда японец с легким смешком сказал:
- Для начала вполне достаточно. Пленным, которые прибывают сюда, кажется мало, однако сразу есть досыта вредно - можно испортить желудок.
И, усмехнувшись, он ушел с офицером в пустую палатку.
Такано последовал за ним. Лицо у него было суровое.
В палатке стоял длинный стол и лавка.
- Пожалуйста, сюда, - пригласил офицер, и Такано сел напротив него. Японец, видимо уроженец Соединенных Штатов, расположился рядом с офицером и сразу же заговорил:
- Почему, когда вас допрашивали на передовой, вы не сообщили своего имени и звания? Скажите нам, как вас зовут и в каком вы звании.
Такано молча разглядывал японца. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. На круглом лице - узкие, как будто добрые глаза. Однако в выражении лица была заметна какая-то несвойственная японцам сухость. «Что он за человек? - подумал Такано. - Говорит, не обращая внимания на офицера, по-японски изъясняется совершенно свободно. Как он оказался в австралийской армии? Кто он?»
Такано молчал. Тогда японец настойчиво повторил вопрос:
- Так и не назовете своего имени?
Такано не ответил.
- В таком случае вы ставите нас в затруднительное положение. Кстати, звание ваше мы уже знаем. На вашей гимнастерке были погоны фельдфебеля. Не так ли?
Такано удивленно поднял брови - странно: рядовые солдаты, а в японских знаках различия разобрались.
- Вы немного насторожены. Беспокоитесь, что мы сделаем вам что-нибудь плохое? Думаете: поговорят тихо-мирно, а потом отвезут куда-нибудь и начнут пытать. Не так ли?
Японец внимательно глядел в лицо Такано, опустив руки со сцепленными пальцами на бумаги, лежащие на столе. На одном пальце поблескивало толстое золотое кольцо. Такано по-прежнему молчал.
- Успокойтесь, ничего подобного не случится, - продолжал японец. - Конечно, мы хотели бы получить информацию о японской армии, но насильно выпытывать у вас то, чего вы не желаете сказать, не будем. Применить насилие - значит нарушить Женевскую конвенцию, а этого мы не можем допустить. К тому же мы, в общем-то, уже осведомлены о положении японской армии на острове. Каждый день сюда доставляют одного-двух пленных. Среди них попадаются такие же молчаливые, как вы, но те, кто сами подняли руки и перешли к нам, готовы рассказать все что угодно. Мы знаем примерно и численность, и расположение частей вашего полка. Вы можете и не говорить, из какой вы части, мы все равно уже давно поняли, что вы из батальона Мураками. Не так ли? Не хотите закурить? - Японец протянул Такано сигареты, внимательно глядя ему в глаза и словно стараясь понять, о чем тот думает.
- Я не курю, - с трудом выдавил из себя Такано. В первый раз за сегодняшний день он раскрыл обросший черной щетиной рот.
Такано не ожидал, что противник так подробно осведомлен о положении японской армии. Информация могла просочиться через туземцев - за последнее время немало туземцев перебежало к противнику. Сведения о передовых частях - например, тот факт, что полковника Яманэ сменил полковник Кадоваки, - видимо, стали известны австралийцам от пленных солдат. Их, судя по всему, здесь немало.
- Ну что ж, - с сожалением сказал японец, когда Такано отказался от сигарет. Он вытащил одну сигарету и закурил. - Мы вовсе не ждем от вас какой-то информации, нам все уже известно. Но, не зная вашего имени, мы не сможем отослать вас в тыл. Поэтому назовите себя хотя бы.
Мужчина умолк и заглянул в лицо Такано.
Однако Такано по-прежнему молчал. Он сидел неподвижно, глубоко запавшие глаза на покрытом темной щетиной лице были закрыты.
- Вы… Имя… Нет? - спросил вдруг на ломаном японском языке до сих пор молчавший офицер. Такано открыл глаза и взглянул на него. Офицер насмешливо улыбался и как будто не сердился. Это был довольно пожилой мужчина с очень светлой кожей, с залысинами на лбу, в очках без оправы.
- Этот господин, - заметил японец, - учит японский язык. Он офицер службы информации штаба.
- А вы? - резко, не давая японцу опомниться, спросил Такано.
Японец, видно, и не собирался ничего скрывать. Он спокойно ответил:
- А я старший унтер-офицер штаба. Вообще-то я служу в американской армии, а к этой части прикомандирован временно. Зовут меня Арита.
Такано кивнул.
- Ну а вы? - продолжал японец. - Пожалуй, пора и вам назвать себя.
- Вы хорошо говорите по-японски, - не отвечая на вопрос, заметил Такано. - Бывали в Японии?
- Я родился на Гавайях, но жил в Токио, учился там в средней школе и в институте.
- Вот как!
Теперь, когда он узнал, кто такой Арита, Такано почему-то проникся к нему доверием, и напряжение, которое он испытывал до сих пор, исчезло: он как будто даже забыл, что находится в плену.
- Вы… быстро… говорить имя! - выпалил офицер.
- Да, назовите себя, - сказал Арита. - Вы же знаете, что, согласно Женевской конвенции, мы должны сообщить японскому правительству имя, звание, часть, а также возраст, местожительство, занятие и семейное положение пленных. Через Международный Красный Крест мы сообщаем, что на основании Женевской конвенции взяли под свою защиту такого-то или такого-то. Вы знаете об этом?