- Ага! Да это никак полевая артиллерия, - сказал Ямада, всовывая на ходу руки в рукава рубашки.

- Гм… И минометы бьют!

Ямада и Такано были уже одеты - они, видимо, захватили с собой одежду, когда выскакивали из палатки. Есимура, взглянув на себя как бы со стороны, вспомнил, как молниеносно эти двое обычно одевались в части. Он отчетливо ощутил всю необычность происходящего. Как быстро вернулась былая сноровка к этим людям, которых плен вверг в полную апатию!

- Уж не десант ли это? - прошептал Такано. Он внимательно прислушался к стрельбе. Действительно, били не только зенитки, но и полевая артиллерия, и танки, и минометы…

«Неужели и вправду наши? - подумал Есимура. - Но у тех частей, что еще остались на острове, для десанта нет сил - это ясно как день. Может, перебросили войска из Рабаула? Гм… Вряд ли у наших сейчас есть такая возможность. Где они, к примеру, возьмут суда?» В это время послышался треск тяжелых и ручных пулеметов, затем автоматная очередь. И вдруг - резкие выстрелы раздались совсем рядом, там, где расположилась лагерная охрана. Стрельба отдалась громким эхом в ночном небе. Видимо, начался жаркий бой.

- Все - в палатки! - крикнул Такано. - Немедленно одеться!

Сомнений не было - это наступали японские части. И они были уже совсем близко. Иначе как же объяснить эти частые выстрелы и очереди из автоматов и пулеметов? Есимура, все еще ничего не понимая, двигаясь словно во сне, поспешил укрыться вместе с другими в палатке.

- Что будем делать, господин фельдфебель? - спросил он сухими, дрожащими губами.

- В ворота выйдем, - резко бросил Такано. - В голосе его звучали спокойствие и решительность, которые всегда отличали его в трудную минуту.

Лагерные ворота метра три высотой днем обычно стояли нараспашку, их закрывали только на ночь, да и то, как правило, не запирали. «Если и заперты теперь на замок, их легко можно повалить. Вырвемся из лагеря - первым делом нужно атаковать помещение охраны и захватить оружие, - подумал Есимура, - видимо, это и собирается предпринять Такано. Допустим, что это нам удастся и японские части захватят базу. Что же тогда будет с нами? Сочтут ли нас за своих в этих красных одеяниях?»

Раздумывать, однако, было уже некогда. Раз японская армия на подходе, нужно идти ей на подмогу. Есимура оделся, дрожа от волнения и страха, - ничего подобного он прежде не испытывал. Ноги совсем не держали его, и он тяжело опустился на раскладушку.

- Странно, однако, - прошептал Ямада, обращаясь к Такано. - Почему же наши не стреляют?

- М-да… Действительно, - задумчиво ответил Такано.

- Не шумите, господа! Пожалуйста, тише, - раздался вдруг громкий голос. - Говорят, это салют. Япония капитулировала, господа. По этому поводу и салют.

Это был Кубо. Он ходил от палатки к палатке и, приставив руки ко рту, громко объявлял эту новость. Есимура выбежал из палатки и бросился к Кубо. Такано и Ямада - за ним.

Кубо оказался окруженным толпой пленных.

- Говорят, Япония капитулировала. Только что по радио сообщили. Поэтому и стреляли. А я-то думал: из-за чего такая пальба? Спросил у часового, ну, он мне и сказал, что Япония сложила оружие. Безоговорочная капитуляция.

Тем временем стрельба утихла. Было уже за полночь. Нервное напряжение спало, и Есимура валился с ног. Ни о какой капитуляции он не мог сейчас думать.

Такано так и не заснул в эту ночь. Видимо, то же происходило и с Есимурой, но Такано не хотелось ни с кем разговаривать, он лежал молча, и иногда - словно он внезапно вспоминал что-то - глаза его наполнялись слезами. Слезы скатывались по щекам и тихо капали на полотно раскладушки. Нет, он не испытывал ни горечи, ни печали. Просто в голове роились разные мысли, и на душе было тяжело.

В капитуляцию он не верил. Несмотря на поражение, в тылу все еще остались довольно значительные силы, остался, наконец, штаб армии. Главные силы Японии на континенте, в общем, пока еще не подвергались серьезным атакам, противника еще не было на Японских островах. Почему же тогда - безоговорочная капитуляция? Поверить в это было невозможно, хотя он собственными ушами слышал салют в честь победы.

Такано, конечно, не мог знать всего.

Десятого августа союзным армиям было передано решение японского правительства - оно соглашалось принять Потсдамскую декларацию при условии, что будут сохранены прерогативы императора в управлении страной.

В это время главнокомандующий Южной группой армии маршал Тэраути послал в ставку главного командования телеграмму следующего содержания:

«В эту решающую для нашей страны осень осмеливаюсь доложить свое мнение. Современная обстановка решительно отличается от той, что была в начале войны. Сейчас, когда рухнули наши надежды одержать победу в этой священной войне и когда стоит вопрос о том, следует ли нам подчиниться условиям, выдвинутым противником, мы озабочены тем, как защитить нашу государственную систему и целостность нашей территории. Кто нам гарантирует сохранность нашего государства и территории? Командование Южного фронта в соответствии с телеграммой номер шестьдесят один считает необходимым дать отрицательный ответ на предложения противника и, мобилизовав все силы народа, решительно продолжать священную войну».

Подобную же телеграмму направил в ставку и главнокомандующий японскими экспедиционными войсками в Китае:

«Тяжело переживаем создавшуюся угрозу государственному строю и целостности территории Японии. Твердо уверены, что, несмотря на успешное наступление противника и трудности внутри страны, вся армия готова с честью погибнуть в бою, но добиться достижения цели войны. Будучи горячо преданным родине, осмеливаюсь доложить свое мнение и надеюсь, что будут приняты твердые меры».

Такано, конечно, ничего этого не знал, но всем своим существом верил, что императорская армия исполнена решимости. Иного и быть не могло - таков был дух японской императорской армии.

И вот эта армия капитулировала. И притом безоговорочно! Как же так?

Но тем не менее, как говорит Есимура, ночной салют неопровержимо подтверждает факт капитуляции. Значит, это можно расценить только так: там, наверху, решили избежать дальнейших жертв, спасти государство, чтобы возродить его вновь. Иначе понять этот шаг нельзя. Однако Такано не мог представить себе, как можно возродить государство, после того как Япония капитулирует и армия перестанет существовать. Правда, если будет жива нация, найдется и способ возродить государство. Но что должны делать ставка верховного командования и командующие армиями после капитуляции? Им ничего не остается, как смертью искупить свою вину. Однако достаточная ли это плата - смерть сотни военачальников? Когда Такано думал о том, что должны испытывать эти люди, с которых даже смерть не снимет обвинений, сердце его сжималось, а глаза наполнялись слезами.

Он вспомнил лысого тщедушного командующего армией генерал-лейтенанта Кагэяму и вечно красного от водки, свирепого командира дивизии генерал-лейтенанта Окамуру с его хриплым голосом. Как смогут они искупить свою вину перед душами тысяч погибших солдат, перед их семьями? А может быть, получив приказ о капитуляции, они уже покончили с собой и перешли в иной мир? Это все, что мог в такой ситуации сделать воин, но ничем не смыть позорного пятна в истории империи, насчитывающей три тысячи лет.

Такано вспомнил бывшего командира полка полковника Яманэ и его преемника полковника Кадоваки, командира батальона майора Мураками и других старших офицеров. Как они восприняли капитуляцию? Вероятно, сотни тысяч офицеров и унтер-офицеров императорской армии ответят на этот акт самоубийством. Он подумал о своем старшем брате Кокити, прапорщике. Незадолго до того, как часть Такано отправили на остров, Кокити был переведен на родину в штаб полка, так что он, несомненно, остался жив. А вот где теперь средний брат, старшина флота, и самый младший - доброволец юношеского авиационного отряда? Если братья живы, как отнеслись они к капитуляции?