- Сейчас, во время перерыва? - удивленно спросил Герман.

- Я вам, кажется, ясно сказал!

* * *

После четырехчасового занятия по огневой подготовке солдаты сильно устали: у них болели ноги, ныли плечи, руки, резало в глазах. Голова, казалось, раскалывалась от тяжести каски, ремни до боли врезались в плечи.

Все с облегчением вздохнули, когда Брауэр приказал закатить гаубицы в артпарк.

Унтер- офицеры подошли к командиру, который поинтересовался, как они оценивают занятия, сделал кое-какие замечания. Прежде чем распустить взвод, командир провел короткий разбор занятий, похвалив за усердие расчет первого орудия.

* * *

С самого обеда Хаука не покидало беспокойство, хотя утром его расчет действовал быстро и слаженно. Что касается действий расчета, так иначе и быть не должно. Брауэр на деле доказал, сколько энергии таится в солдатах, которых нужно только воодушевить. Не обращая внимания на язвительные замечания коллег, Хаук нервно расхаживал по комнате, размышляя, стоит ли ему перестраиваться, если до демобилизации остается всего полгода.

«А почему бы и нет: ведь я демобилизуюсь, а расчет-то останется. А за полгода многое можно сделать. Я помогу Брауэру, помогу ребятам. А почему бы и нет? Как меня воспринимают солдаты, целиком и полностью зависит от меня самого. Им нельзя только приказывать, с ними надо говорить по-человечески, их нужно узнать как следует, помочь им. Вот тогда я смогу быть довольным своей работой».

- Я сделаю это! - вырвалось у Хаука.

- Что с тобой, дорогой? - удивленно спросил его Бауман.

Ничего не ответив товарищу, Хаук вышел из комнаты.

* * *

Вечером, задолго до назначенного времени, Хаук пришел в учебный класс. Под потолком горела яркая лампочка, но в углах комнаты царил приятный полумрак.

Хаук вспомнил свое детство. Тогда вместе со своими сверстниками, деревенскими мальчишками, он отыскал среди руин уцелевший подвал, и они превратили его в свое потайное убежище. Хаук был тогда предводителем ребят, он проводил «секретные совещания» и завязывал драки с ребятами из соседней деревни. А вот сейчас он, командир отделения, сидит и ждет прихода своих подчиненных, чтобы поговорить с ними по душам. Хаук улыбнулся: тоже предводитель, но уже не такой.

«Какой получится эта беседа? - думал он. - Или, быть может, солдаты и ее сочтут за цирковое представление? Ох ее результата сейчас многое зависит».

На лестнице послышались шаги. Это пришли солдаты. Дальке даже хотел доложить по всей форме, но Хаук остановил его жестом руки. Он поздоровался со всеми за руку, а затем тихо сказал:

- Рассаживайтесь, товарищи.

Ему очень хотелось создать здесь атмосферу простой дружеской беседы. Он заговорил первым:

- Я вот сидел здесь, ждал вас, а сам вспоминал свои детские годы. Жил я в деревне и, помню, сколотил компанию ребят. У нас даже было потайное местечко в одном подвале, там мы и собирались. В мыслях у нас, конечно, много всякой ерунды было, и занимались мы в основном тем, что разрабатывали различные сумасбродные планы да ломали голову над тем, как бы нам поколотить ребят из соседнего села.

Хаук рассмеялся, видимо вспомнив что-то смешное. Говорил он легко и просто, без всякого напряжения. Он рассказал солдатам о том, что родился в селе Цирлау, которое теперь отошло к Польской Народной Республике, вспомнил, как работал трактористом в МТС, как в 1956 году ушел служить в армию, передав свой трактор младшему брату.

- Ну, а сюда, товарищи, я пригласил вас для того, чтобы получше познакомиться. Пусть каждый из вас расскажет о себе.

Хаук видел, как солдаты начали тихо перешептываться между собой, насмешливо заулыбались. Бюргер покраснел как рак. Гертель растерялся.

- Ну, так кто начнет? - спросил Хаук.

Никто не отваживался начать рассказ о своей жизни. Наконец после долгой томительной паузы первым заговорил Дальке:

- Ну что ж, нужно же кому-то быть первым! Тогда начну я. - Он оглядел молчавших товарищей. - Родился в тысяча девятьсот тридцать седьмом году на острове Рюген и считаю, что я, так сказать, дитя моря. Поэтому и мечтал стать моряком. Но судьба распорядилась мною иначе: отец, когда я подрос, послал меня в Штральзунд учиться на слесаря. Там я проработал пять лет. Но тяга к морю не умерла во мне и до сих пор, хотя служу сейчас в местечке, где не только моря, но и речки-то порядочной нет. Да что там говорить!… - он махнул рукой. - Вступил в союз молодежи… Вот и вся моя биография.

Вторым вызвался Штелинг, которого ребята прозвали Толстяком, Он был нетороплив, спокоен, и никому не удавалось вывести его из себя. Учился он на «отлично», особенно хорошо давались ему теоретические дисциплины. Но как только дело доходило до практической работы, он часто оказывался беспомощным. Он, который был лучшим учеником школы, в армии довольно часто становился объектом острых насмешек товарищей. Даже такой неуч, как Бюргер, который писал с ошибками, на практических занятиях зачастую обходил Штелинга. В свободное время Штелинг читал книги. Ни с кем из товарищей он пока близко не сошелся.

- Я люблю математику и хочу ее изучать, - сказал Штелинг. - Но сначала я побуду солдатом.

- В армии из тебя человека сделают! - пообещал Дальке.

Когда очередь дошла до Шрайера и Лахмана, они переглянулись. Дело в том, что они вместе выросли, учились в одной школе, вместе попали на один завод, так что биографии их были очень похожи. Правда, Лахман выглядел несколько старше своего друга и казался более спокойным и серьезным.

Когда о себе начал рассказывать Гертель, все притихли. В отделении он был самым высоким и самым сильным. Он один мог поднять обе станины орудия и нести их в руках, когда нужно было менять ОП. Однако своей силой Гертель никогда не хвастался. Он был добрым и отзывчивым и потому часто подпадал под влияние своих товарищей.

- Мой отец не вернулся с войны. Матери приходилось тяжело. Она одна обрабатывала наш участок земли. Мы, дети, ходили в школу. А сейчас моя мать старенькая и уже не может справляться с хозяйством. Я служу, а младший братишка еще ходит в школу. Скоро мать вступит в сельхозкооператив, тогда ей наверняка станет легче. В союз молодежи я пока еще не вступил, но заявление уже подал… Но там, видимо, не торопятся…

- И со мной точно такая же история! - заметил с места Пауль.

Пауль был тихим, аккуратным парнем. Вещи у него всегда были в полном порядке. До армии он работал трактористом и не раз был награжден за усердие и хорошее содержание техники. Для парня вся жизнь заключалась в тракторе, которому он отдавал даже свободное время. Прежде чем попасть в армию, Пауль успел поработать на бульдозере. В армии он, по сути дела, занимался тем же самым - был водителем артиллерийского тягача. Служба в армии ему сначала не понравилась, но так было только до тех пор, пока он не сел за баранку тягача. Особенно гордился Пауль тем, что получил поощрение от командующего военным округом. На занятиях Пауль внимательно слушал, молча вел конспект и, как правило, не выступал. Но стоило ему сесть в кабину тягача, как он преображался.

- И вот я уже целый год служу здесь, - продолжал Пауль. - Это все, что я могу рассказать о себе.

Одним из последних выступал Бюргер. В жизни ему пришлось хлебнуть горя. На лбу у него залегали две глубокие складки, и, глядя на них, можно было подумать, что он постоянно о чем-то сосредоточенно думает. Говорил он с жаром, яростно жестикулируя.

- В школе мне пришлось учиться мало, я такой же переселенец, как и вы, товарищ унтер-офицер. Отец мой погиб. В семье я был старшим среди пяти братьев и сестер. Жили мы в деревне. Мать, я и еще две сестры работали у зажиточного крестьянина, вернее говоря, кулака, который при расчете все время обманывал нас. Потом я три года работал на лесозаготовках, а уж после этого попал в армию. Здесь я больше получаю, чем зарабатывал раньше, деньги отсылаю больной матери. В армии мне нравится, так как тут везде порядок. Я, пожалуй, останусь на сверхсрочную службу. Орудие - такой сложный механизм!… Родился я в тысяча девятьсот тридцать четвертом году…