Особая программа для наемников — обучение выживанию в трудных условиях. Их переводят на голодный паек, ограничивают в воде, заставляют есть раздавленных скорпионов и змей, высасывать сок растений, пить теплую кровь подстреленных животных.

Во всем этом есть определенный смысл. Инструкторы хорошо понимают, что в районах, где будут действовать их ученики, им не придется рассчитывать на какую бы то ни было помощь местного населения.

В лагерях и формированиях наемников процветает расовая дискриминация. Наемники белые и черные могут вместе лишь убивать и гибнуть. В лагерях у них разные места. Спят и едят отдельно. Белые — в лучших условиях.

На занятиях, где наемников учат всевозможным способам уничтожения людей, их нещадно муштруют. На досуге им демонстрируют фильмы, насыщенные сценами насилия. Мордобой и кровавые драки — в порядке вещей. Командиры над ними издеваются, оскорбляют их.

Первичная подготовка в лагере, которую обязаны пройти все, действует на многих подобно шоку, с содроганием вспоминает бывший наемник. Инструктор орет: «Ты идиот!» — или нечто подобное и все время погоняет, повторяя: «Ты должен стать агрессивным, ты должен стать беспощадным».

Это — главная цель обучения наемника, и для достижения ее в ход идут самые изуверские способы психологической обработки, примером которой нередко служат методы «воспитания», применяемые в армиях империалистических государств. Вот свидетельство одного морского пехотинца, участника войны в Индокитае, приведенное американским адвокатом Марком Лейном и рисующее облик вояки, который и сегодня служит образцом для «солдат удачи».

Вопрос: Как проходила ваша подготовка?

Ответ: Бывало так: мы бегали по, кругу и пели о том, как мы убиваем вьетконгов. Войдя в столовую, мы, прежде чем приступить к еде, должны были во всю глотку орать «Кил!» («Убей!»).

Вопрос: О чем говорилось в вашей песне?

Ответ: Мы ее сочинили сами: «Вьетконг, Вьетконг, убивать, убивать, убивать. Я должен убивать, я должен убивать, потому, что это доставляет удовольствие, потому что это доставляет удовольствие».

На стене у нас висела заповедь. Это заповедь о войне. Вечером мы должны были перед сном повторять ее, как молитву. В этой заповеди есть такие слова: «Я ложусь спать и молю бога: пусть продолжится война, чтобы я мог заработать деньги. Боже, благослови Соединенные Штаты».

Когда в свое время родезийские расисты организовали лагеря наемников, один из них носил название «Вафа-Вафа». В переводе с местного наречия это означает «ты — мертв». Характерными были также значок на берете наемника — стервятник, терзающий добычу, — и строевая песня, начинающаяся словами: «Мы львы, которые голодны…»

…Гватемала. Департамент Киче. Здесь, в горах, расположен лагерь карателей, которых ЦРУ широко использует в борьбе с патриотами Центральной Америки. В этот лагерь тайно проник мексиканский журналист Марио Менендес Родригес. Вот что рассказал он о психологической подготовке карателей, называющих себя «каибилями» («ночные тигры»).

— Чем питаются «каибили»?! — выкрикивал капитан,

— Мя-я-я-сом! — орали ему в ответ.

— Каким мясом?

— Чело-о-веческим! — вопили четыреста глоток.

— Каким именно? — не унимался капитан.

— Мясом коммуни-и-и-стов!

— Что пьет «каибиль»?

— Кро-овь!

— Какую?

— Человеческую!

— Чью именно?

— Коммунистов!..

Измотанным до предела курсантам инструкторы вдалбливают: «Твое единственное назначение — убивать. Именно это делает тебя выше других». Конечная цель обучения формулируется следующим образом: «Ты готов к борьбе, если уверен, что можешь хладнокровно перерезать врагу глотку».

— Да, мы убивали и не чувствовали жалости к своим жертвам, — говорил советскому журналисту, наемник по кличке Дюпон. — Мы были жестоки не потому, что родились такими. Садистская муштра, зверская дисциплина, жестокие методы обучения «ремеслу» карателя таковы, что, вырвавшись на простор с автоматом в руках и получив власть над жизнью и смертью, хочешь мучить и убивать. Чтобы выместить на ком-то все то, что претерпел сам…

«…Неожиданно из-за кустов выбежали дети и, увидев вооруженных людей, пустились бежать. Некоторые были совсем голые, они сбрасывали одежду, показывая нам, что у них нет оружия. Я сказал: «Положить их». И мы открыли огонь. Всего убили человек девять. Помню, что мы застрелили маленькую девочку лет пяти…» — так один из наемников вспоминал о своих приключениях на юге Африки в беседе с английским журналистом Ником Дейвисом.

Может быть, такое бездушное убийство детей — какой-то исключительный случай? Оказывается, нет. Это система, правило.

«Основная наша задача, — продолжал откровенничать наемник, — занять территорию и очистить ее. Мы прокатываемся по местности и уничтожаем все, что появляется в поле зрения: коров, коз, людей — короче-, все подряд… В половине случаев местные жители не понимают, что происходит вокруг. Мы щелкаем их — и все тут…»

Тот же наемник, вспоминая о своем участии в расправах над мирным населением уже в другой африканской стране — Зимбабве, которую тогда называли Родезией, не удержался от проявления восторга, воскликнув: «Жизнь была отличная! Народ подобрался хороший. Убивать было легко. Я наслаждался всем этим».

В один из летних жарких дней к мозамбикскому городку Иньяминга в провинции Софала тайно подобралась большая группа вооруженных до зубов молодчиков. По сигналу главаря они напали на мирных жителей: врывались в дома, убивали людей, громили магазины, забросали гранатами вокзал и железнодорожный состав, а затем скрылись в лесах, избегая встреч с частями Народных сил освобождения Мозамбика. Это тоже были наемники.

Пожалуй, большинство своих преступлений наемники совершили именно в Африке. Наиболее многочисленные банды наемников, собранных в различных районах мира, появились на континенте в 1960 году, сразу же после провозглашения независимости Конго и попытки предателя народов Африки Чомбе с помощью бельгийских парашютистов произвести отделение от страны богатой полезными ископаемыми провинции Катанги. Честолюбивые мечты Чомбе простирались далеко за пределы мятежной провинции. Он видел себя безраздельным правителем Конго, лидером всего Африканского континента. По его приказу бельгийскими офицерами из катангской жандармерии были зверски убиты Патрис Лумумба, возглавивший первое законное правительство Конго, и его соратники.

В борьбе за власть Чомбе заручился поддержкой и помощью могущественной англо-бельгийской монополии «Юнион миньер». Однако бельгийских военных Чомбе не считал надежной опорой. Поэтому он сделал ставку на наемников, готовых за хорошую плату выполнить любой приказ хозяина. И вербовка пошла полным ходом. Ее пункты начали действовать в Италии, Швейцарии, Франции, Испании, Португалии, ЮАР, Родезии и других странах. Тогда-то впервые всплыли ставшие впоследствии зловещими имена вербовщиков и профессиональных убийц: Боба Динара, Майкла Хора, Жака Шрамма, бывшего эсэсовца Мюллера. Чомбе не жалел денег. Он знал, что в случае успеха задуманного предприятия затраты окупятся с лихвой и неизмеримо возрастут его счета в швейцарских банках.

Создавая армию наемников, Чомбе действовал отнюдь не самостоятельно. Правящие круги европейских государств, разведывательные службы стран НАТО прекрасно видели, как собираются наемники, и не препятствовали деятельности вербовщиков и их контор. Чомбе был всего лишь марионеткой. Капиталисты, финансовые воротилы империалистических государств считали, что он со своими наемниками поможет удержать и Катангу, и все Конго в сфере их влияния и разгромить развернувшееся после гибели Лумумбы патриотическое повстанческое движение. С этого и начали наемные убийцы. Они залили кровью охваченную восстанием провинцию Киву. Но в октябре 1965 года наемники Чомбе потерпели поражение от войск, возглавляемых Мобуту. Чомбе бежал в Европу, где снова стал создавать армию наемников, с которой намеревался вернуться в Конго. Но до этого уже не дошло. Его империалистические покровители решили, что ставить и далее на эту марионетку рискованно. И тогда по приказу свыше один из наемников, сопровождавших Чомбе в полете, некогда завербованный среди уголовников, под угрозой оружия заставил изменить курс личного самолета самозваного катангского правителя. Чомбе был доставлен в Алжир, помещен в тюрьму, в которой и умер.